В последние годы Петр Васильевич много раз бывал за рубежом. Он изъездил страны Европы, видел города Японии, посещал самые глухие селения в Африке, наблюдал, записывал, запоминал множество встреч с людьми на разных континентах. Можно не сомневаться в том, что поездки эти не пройдут бесследно…
Виталий Закруткин
Станица Кочетовская-на-Дону
1
Свежий ветер шевелил темные листья акаций и кленов, ночная фиалка пьянила голову. Внизу шумело море. Отсюда его не было видно, но Андрею казалось, что он чувствует на своем лице капельки холодных, чуть солоноватых брызг. А вверху — тысячи тысяч звезд, лукаво подмигивающих и морю и Андрею. Тонкий серп луны похож на запятую, обсыпанную фосфором…
Андрей отошел от дверей клуба, стал в тень, закурил. Мимо пробежали два мальчугана и уселись на скамью под матовым фонарем.
А как он огонь глотнул, видал? — спросил один. — Я думал, из ноздрей дым пойдет.
Огонь — что, — перебил другой. — Как он взял у Андрея Иваныча часы, положил на наковальню, и — хлоп! Андрей Иваныч и глаза зажмурил. Я рядом с ним сидел. Знаешь, как он сказал? «Иллизинист чертов, этот Андр Юшка Степ-ын Ой, вот он кто!»
Андрей улыбнулся и посмотрел на двери клуба. Оттуда выходили Игнат Морев и Лиза Колосова — его друзья.
Увидев Андрея, Игнат воскликнул:
Вот наш факир, да будут вечно сиять над его черномазой физиономией лучи немеркнущей славы!
Лиза засмеялась и, подойдя к Андрею, взяла его под руку.
К морю? — спросила она.
К морю, Лиза.
Андрей увидел, как из клуба вышли лепщица Ольга Хрусталева и инженер стройки Насонов. Ольга остановилась, ища кого-то глазами. «Наверно, Игната, — подумал Андрей. — Сказать, ему?» Но Лиза потянула его за руку:
Пошли, Андрей.
Чем ближе они подходили к морю, тем сильнее чувствовалось его ровное, спокойное дыхание. В стороне, за небольшим мыском, на песке лежали перевернутые вверх днищами рыбачьи баркасы. В темноте они были похожи на распухших мертвых дельфинов. Словно огромной силы шторм выбросил их на берег. Волна снова ушла гулять на просторе, а они остались лежать, безжизненные, мертвые, забытые морем.
На рейде покачивалась небольшая двухмачтовая шхуна, и полуспущенный кливер трепыхался на слабом ветру.
Сядем, — предложила Лиза.
Они сели на теплый еще песок, Андрей закурил, и огонек папиросы осветил его печальное лицо.
Поговорим, — предложил Андрей. — Начинай, Бледнолицый.
Игнат посмотрел в сторону высокого маяка, из окна которого далеко в море уходил мощный луч. Свет выхватывал из темноты плавные волны, и казалось, что к морю, к самому горизонту, убегает холмистая дорога. Она становилась все уже и уже, и вот чуть заметная тропка исчезает вдали, словно заплутавшись, в густой, нависшей над морем мгле.
Этот маяк, — тихо проговорил Игнат, — можно назвать памятником моему деду. Старик укладывал последние кирпичи, когда сорвался с верхнего карниза и разбился… — Он немного помолчал и продолжал: — А мой отец?.. В городе, как вы знаете, нет ни одного большого здания, в котором не было бы камня, заложенного моим отцом. О чем мечтал мой отец? Он мечтал о том, чтобы однажды утром развернуть газету и увидеть: ввысь, под самые облака, уходит шпиль Дворца науки, а рядом в сером фартуке и с мастерком в руке стоит его сын и улыбается. И коротенькая надпись: «Лучший каменщик стройки — Игнат Степанович Морев…»
Лиза слегка коснулась плеча Игната:
Зачем о прошлом?
Я знаю, — продолжал Игнат, — если бы он был жив, он сказал бы: «Иди, Игнашка, летай. Крылатое племя — счастливее племя». Но, понимаете, не легко сразу привыкнуть к тому, что ты уходишь в новую жизнь и что завтра уже не наденешь свой фартук. И тревожно на душе, как-то по-особенному тревожно… Игнат Морев — будущий летчик… От радости кружится голова и… я буду скучать по тебе, Лизка…
Спасибо тебе, Игнат, — просто сказала Лиза и наклонилась к Андрею: — Что скажешь ты, Андр Юшка, великий иллюзионист?
Андрей ответил не сразу. Он долго сидел, задумавшись, глядя на море, потом проговорил:
Это было семь лет назад. Я шел из школы через зеленый парк и пел песню. На душе у меня было легко и радостно, потому что наступали каникулы. Вдруг из-за толстого дерева выскочил взъерошенный мальчишка и, ни слова не говоря, ударил меня кулаком в нос. Я упал, этот прохвост взобрался мне на спину и, нанося удары, стал приговаривать: «За то, что ты наябедничал на меня директору школы. За то, что ты подставил на лестнице ножку Лизке Колосовой и она разбила губы. За то, что ты фискал и подлиза. На, получай! Получай!..»
Никогда я не был подлизой, никогда не подставлял ножку Лизке Колосовой, и потому мне было особенно больно. Когда мне удалось освободиться от своего противника, я ударил его ногой в живот, и мы покатились по земле. И в это время из-за кустов выбежала девчонка и стукнула моего противника портфелем по голове. Мы отцепились друг от друга, и только тогда мальчишка взглянул на меня. «Это не ты… — виновато сказал он. — Я обознался. Ударь меня по носу. Я думал, что ты — Витька Шелепов».
Я замахнулся на этого прохвоста, но девчонка проговорила: «Ошибаться может каждый человек».
И я не стал бить мальчишку. Вы знаете, кто был тот взъерошенный прохвост?
Это был я, — сказал Игнат.
А девчонка?
Это была я, — ответила Лиза.
Мы тогда сели втроем на траву, Лизка вытащила из портфеля бутерброд с колбасой и разделила на три части. Бледнолицый протянул мне руку и сказал: «Хочешь, будем дружить?»
Я вытер ладонью разбитый нос, взглянул на девчонку и ответил: «Хорошо. Будем дружить. По-настоящему», Девчонка Лизка подхватила: «Я тоже с вами! И давайте придумаем девиз нашей дружбы!»
И мы придумали: «Плечом к плечу, храня великую силу дружбы, всегда вперед, только вперед!»
И вот мы уже семь лет идем плечом к плечу, всегда вперед и только вперед, — продолжал Андрей. — Когда три дня назад нас с Бледнолицым вызвали в горком комсомола и вручили путевки в летную школу, я сразу подумал: «А как же Лиза? Вместе учились в школе, вместе заканчивали ФЗУ, работали на одной стройке, вместе вступали в комсомол, а теперь?..» Но Бледнолицый сказал: «Она будет счастлива нашим счастьем». Это так, Лиза?
Так, Андрей.
И все же я немножко грущу. А если бы вы знали, как хочется стать летчиком! Мечта эта — с детства. Еще до того, как поступить в ФЗУ, я часто взбирался на самую высокую мачту и смотрел в море: кружится голова или нет? Страшно или нет? Ого, еще как было страшно! Ходил даже по карнизу крыши, как лунатик. Выбивал из себя головокружение…
На шхуне, чуть заметно темневшей на рейде, пробили склянки. Тонкий серп луны купался в волнах. Море совсем притихло, словно над чем-то задумавшись. Город спал, и тишина плыла над берегом.
Помолчим? — спросила Лиза.
Помолчим, — ответил Игнат.
И долго они сидели молча, погрузившись в свои мысли. Потом Андрей закурил и, когда спичка уже почти совсем погасла, увидел вдруг Лизины пальцы, запутавшиеся в светлых кудрях Игната. Андрей бросил спичку на песок и встал:
Пойду я. Мать давно ожидает.
Ни Лиза, ни Игнат не стали его удерживать. Последний вечер перед разлукой им хотелось побыть вдвоем. Когда Андрей ушел, Лиза ближе придвинулась к Игнату и положила голову на его руку.
Луч маяка по-прежнему убегал к горизонту, и холмики волн отбрасывали короткие тени.
2
Поезд словно врезался в густую темень. На полустанках и разъездах, проходя стрелки, вагоны качались из стороны в сторону. Шипели тормоза, стремительно проносились мимо оранжевые фонари. Море все дальше и дальше уходило вправо и наконец совсем затерялось за холмами и перелесками. Но в открытое окно еще долго врывались его запахи, будто оно плескалось у самых ног. Казалось, что сквозь стук колес и редкие гудки паровоза сюда доносятся мягкий шелест прибоя и тихое урчание волн.
Андрей Степной лежал на верхней полке и курил одну папиросу за другой. Он хотел сосредоточиться на какой-то очень важной мысли, но это ему никак не удавалось. Он начинал думать о том, как будет держать экзамены в школу летчиков, а перед его глазами вставал то образ деда Игната Морева, сорвавшегося с маяка, то старого каменщика Ивана Андреевича, то заплаканные глаза матери. Андрей морщил лоб и спрашивал: «Чему равен синус… синус?..»
Но синус представлялся широким лучом прожектора, убегавшим в море, или пальцами Лизиных рук, запутавшимися в светлых кудрях Игната.
«Бледнолицый всегда был счастливчиком, — вздохнув, подумал Андрей. — И Лиза для него больше, чем просто друг… И «плечом к плечу, храня великую силу дружбы…» — это девиз дружбы, но не любви… Хотя они и вдвоем могут идти вперед плечом к плечу… Милая Лизка… Эх, и подлец же я… Завидую…»
