Но случилось непредвиденное событие, которое коренным образом изменило всю мою дальнейшую судьбу. В партийной организации управления армии готовилось собрание. Полковник Кондратов предложил мне подготовиться и выступить на нем по вопросу повышения эффективности и результативности работы партийной организации нашей роты в свете приказа Министра обороны СССР на новый учебный год. Сказал, что выступление необходимо, дал некоторые рекомендации и направления.
И вот началось партийное собрание. Все внимательно выслушали доклад командующего армией генерал-лейтенанта Г. Андресяна. Все шло по знакомой схеме партийной работы: заранее подготовленные коммунисты самокритично давали оценку своим службам, заверяя Командующего, что приложат все усилия, чтобы в короткие сроки устранить имеющиеся недостатки и к концу учебного периода добиться высоких показателей.
— Кто еще желает выступить? — спросил председатель собрания полковник Кондрашов.
Желающих больше не было. Он еще раз внимательно посмотрел на присутствующих и остановил свой взгляд на мне. Полковник дословно знал мое выступление, потому что именно он, возможно по чьей-то рекомендации, дал мне его схему. Он знал, о чем я буду говорить.
— Слово предоставляется приглашенному на собрание представителю роты охраны коммунисту Синельникову.
Я пошел к трибуне. Говорил коротко, конкретно, оперируя цифрами и примерами. Признал имеющиеся и в нашем подразделении недостатки в работе с личным составом, особенно с прапорщиками. Однако в числе причин, по которым в роте не снижается показатель содержания солдат и сержантов на гауптвахте, назвал необъективность и личные негативные черты характера генерала Панкратова. Наглядно показал, что большинство содержавшихся на гауптвахте военнослужащих наказаны начальником штаба в силу его предвзятости и плохого настроения, особенно по утрам. Личный состав роты боится заступать на контрольно-пропускной пункт, потому что, проходя через него, генерал-майор Панкратов обязательно кого-нибудь наказывал и даже отправлял на гауптвахту. Анализ нарушений, допущенных составом наряда, говорил о том, что они незначительные, что за них Уставом Вооруженных Сил предусматривались другие, более мягкие меры воздействия.
— В то же время мы с командиром роты часто не можем реализовать объявленное подчиненному взыскание за грубое нарушение воинской дисциплины. В частности, водитель самого начальника штаба армии коммуниста Панкратова неоднократно был замечен в самовольных отлучках из расположения части, даже употреблении спиртных напитков. Командиром роты ему был объявлен арест с содержанием на гауптвахте, но прошло время, отведенное на исполнение наказания, а оно не выполнено. Это стало возможным только потому, что генерал Панкратов лично не дает нам права его наказывать. Перед данным коммунистом неоднократно ставился вопрос об отстранении водителя от управления автомобилем, но и он не решен. Таким образом, предъявляя завышенные требования к одним, коммунист, руководитель такого высокого уровня, сам игнорирует приказы и директивы министра обороны и начальника Главного политического управления СА и ВМФ. Такого быть не должно! Мало того, на днях он даже объявил своему водителю отпуск с выездом на родину, не согласовав данное решение с командованием роты. Этим же приказом он предоставил отпуск земляку своего водителя, кстати, такому же нарушителю воинской дисциплины. Сообщение о предоставлении отпусков этим солдатам вызвало негативную реакцию среди личного состава роты. Ведь сам начальник штаба устным распоряжением ранее отменил такой вид поощрения, как предоставление военнослужащим, добившимся высоких показателей в боевой и политической подготовке, отпусков. В течение нескольких месяцев в роте не было ни одного поощренного таким образом, хотя в подразделении есть более достойные, чем водитель коммуниста Панкратова. И вот, в лице особо приближенных к начальнику штаба, у нас появились первые отпускники. С одной стороны, это положительный момент, но с другой — лучше бы его и не было.
И когда я, как исполняющий обязанности командира роты, вошел в кабинет начальника штаба армии и попросил не направлять в отпуск нарушителей, он меня обругал и посоветовал не лезть не в свои дела, — продолжил я свое выступление. — Почему, используя свое высокое служебное положение, генерал, коммунист игнорирует командный состав роты и вмешивается в воспитательный процесс подразделения, тем самым подрывая свой и наш должностные авторитеты? Сколько это может продолжаться?
Закончив выступление, я прошел на свое место. В большом зале стояла гробовая тишина. Мое выступление произвело на всех эффект неожиданно разорвавшегося снаряда. Я видел удивленные, восторженные, сочувствующие и ненавидящие глаза сидевших в зале коммунистов. Такого выступления явно никто не ожидал. Тогда я наивно верил, что Устав КПСС дает право каждому коммунисту свободно излагать свою точку зрения, критиковать любого коммуниста, независимо от его служебного положения… Но то был Устав. В жизни же все оказалось намного проще и в то же время гораздо сложнее и страшнее. Пауза затянулась. Ведущий собрания предложил обсудить мое выступление, но желающих сделать это не оказалось.
Встал командующий армией.
— Все мы сейчас выслушали молодого коммуниста. Скажу честно, выступление неожиданное, необычное и, на мой взгляд, заслуживающее самого пристального внимания к поднятой проблеме. Судя по реакции, делаю вывод, что данное выступление не всем пришлось по душе. Мы подумаем над приведенными фактами и сделаем определенные выводы. Кого нужно, того поправим. Но я убедительно хочу предостеречь некоторых должностных лиц от попыток дальнейшего преследования за критику, желания каким-то образом свести личные счеты со старшим лейтенантом. Я бы очень не хотел, чтобы у офицера после сегодняшнего собрания появились искусственные сложности в службе. Я обещаю тем, кто это попытается сделать, большие неприятности. Ну, а вы, товарищ старший лейтенант, работайте в том же духе и запомните, что за роту вы отвечаете вместе с командиром, послаблений не будет. Будет помощь, но и большой спрос. Я знаю о ваших успехах, но на сегодня этого уже мало. Еще раз изучите приказ министра обороны на новый учебный год. В нем все расписано: кому и чем заниматься. Ну, а если вдруг почувствуете к себе явно предвзятое отношение со стороны тех, о ком вы говорили сегодня на собрании, проинформируйте секретаря партийной комиссии или начальника политического отдела. В обиду мы вас не дадим.
Объявили перерыв. Меня отпустили с собрания, и я ушел в расположение роты. Провел вечернюю поверку. Было уже поздно, но домой не уходил. Внутренний голос подсказывал, что сегодняшний разговор должен иметь свое продолжение, и я не ошибся. Позвонил полковник Марченко и вызвал к себе в кабинет. Не сказал, а будто процедил сквозь зубы:
— Товарищ старший лейтенант, почему у вас в автопарке наряд плохо службу несет?
— Разберусь, товарищ полковник, недостатки устраню немедленно. Разрешите узнать их? — спросил я у начальника оперативного отдела армии.
А сам стоял и все отчетливее понимал глупость своего положения. Ведь следуя по вызову в кабинет к полковнику, я обзвонил все точки, где личный состав нес службу, в том числе и автопарк, и уточнил, что никто их из штаба не проверял. Я понимал, что нанесенная мною обида в адрес начальника штаба армии требовала отмщения. Схема была очень проста: действуя в точном соответствии с Уставом, насобирать против меня как можно больше недостатков по службе, в организации учебно-воспитательного процесса, обвешать взысканиями и показать всем — кто есть кто. Тем самым наглядно и во всеуслышание продемонстрировать: имел ли я вообще моральное право критиковать вышестоящею начальника, у которого такой широкий круг служебных обязанностей, авторитет, почет и уважение, если я сам ничего не значу, даже в масштабе отдельной роты. Еще лучше было бы для них, если бы я вдруг сорвался, нагрубил, допустил изъяны в личном поведении, моральном облике. Тогда бы уж точно никто не стал за меня заступаться.
— Товарищ старший лейтенант, за слабую воспитательную работу с личным составом суточного наряда я объявляю вам выговор!
На следующее утро я пришел к подъему личного состава, обошел все объекты, проверил службу суточного наряда. Выявил и добился немедленного устранения недостатков и, довольный проделанной работой, вернулся в расположение роты. Раздался телефонный звонок, и снова я в кабинете полковника Марченко.
— Замполит, — с какой-то ядовитой издевкой и пренебрежением в голосе произнес он, — я тебя вчера предупреждал о слабой работе с личным составом суточного наряда?
— Так точно, предупреждали, — ответил я.
— Видишь, предупреждал. Только ты почему-то выводов никаких не делаешь. Ну, ладно, это твое дело. За игнорирование распоряжения вышестоящего командования объявляю тебе строгий выговор!
