ЧАСТЬ 2
Махамед Ахмадов.
Уже подходя к зарослям шиповника, в которых скрывались боевики из присланного Шамилем отряда, Махамед дал волю снедающим его чувствам. Правда, пока лишь мысленно.
«Раскомандовался! — молча негодовал Ахмадов. — Мало того, что поставил меня и моих людей на самый бесполезный участок — почти тыл, да что там почти — тыл он и есть тыл. Кто станет заходить на базу со стороны широкой тропы, даже не тропы, а скорее дороги, пусть давно и не езженной, соединяющей два села?! Кто станет пробираться к базе между двумя абсолютно голыми полянами по узкой, шириной едва ли больше двухсот пятидесяти метров, полосе леса? Разве что абсолютно бесшабашный человек, — Махамед зло фыркнул, — безумец! Куда уж лучше зайти с северо-востока со стороны станового хребта. Уж Ибрагим — то это понимает. Как раз там и расположились моджахеды братьев. Русские войдут в ловушку и будут прихлопнуты как залетевшие на кухню мухи. Вся слава Келоевым. И ведь не поспоришь! — Махамед в сердцах пнул подвернувшуюся под ногу лягушку. Пронзительно квакнув, она отлетела в сторону, шлепнулась о дерево и, издав звук, похожий на громкое чмоканье, сползла по стволу вниз. — Сам Шамиль, — продолжал рассуждать Ахмадов, — поручил им выполнение этого задания. Сам Басаев — воин, не любящий бросать слов на ветер, отдал такой приказ. САМ. Как он однажды выразился: «Когда муджахиду приходится обнажать свое оружие, он использует его по назначению». — И если Шамиль сказал, что сегодня они должны показать русским собакам, кто настоящий хозяин леса, то они покажут. Покажут! Но все лавры, весь почёт достанется этим братьям, этим выскочкам! И всего лишь потому, что они окажутся главными исполнителями тщательно продуманной Шамилем операции. И это им не будет стоить никакого труда! Что есть героического в том, чтобы задавить с хорошо оборудованных позиций жалкую горстку русских, угодивших в расставленные силки? Три — четыре минуты боя! Да пойди они на его отряд, он бы управился и быстрее. Точный, кинжальный огонь и куча почерневших от копоти, собственной крови и грязи трупов и ещё два-три жалких канючащих о сохранении их никчёмных жизней пленных. И ещё… что именно ещё, Махамед не додумал… справа от него грянула автоматная очередь.
— А-аллах акбар! — сорвавшийся на визг крик, помноженный на звуки всё усиливающихся выстрелов.
— Ай, шайтан! — взревел Махамед Ахмадов, бросаясь вперёд, в гущу разгорающегося боя.
Группа старшего прапорщика Ефимова.
В том месте, где сейчас со своей тройкой находился рядовой Прищепа, опушка вдавалась в лес острой, слегка вытянутой западной оконечностью. Прислушиваясь к окружающей тишине, Александр отступил немного в глубину леса, чуть-чуть выждал, когда подтянется остальная часть группы и потихоньку начал забирать вправо, двигаясь под небольшой уклон туда, где согласно имеющимся координатам должна была находиться чеховская база. Неожиданно его внимание привлёк какой-то посторонний звук, напоминающий нечто среднее между чмоканьем кормящейся рыбы и всхлипом человека, у которого сильным ударом перебило дыхание. Сашка насторожился, развернулся и, продолжая прислушиваться, сделал нерешительный шаг в сторону донесшегося звука. Но ничего больше не услышал. Тем не менее, двигаться дальше, оставляя за спиной нечто непонятное, Прищепа не собирался. Подняв руку, он остановил группу и осторожно двинулся вперёд. Но не успел он пройти и десяти метров, как услышал за спиной шорох шагов.
«Командир», — сообразил Александр, — «видимо обеспокоился моим странным поведением, теперь вот идёт посмотреть, что случилось. Надо было мне самому остановиться и сообщить об услышанном».
Прищепа хотел было повернуться к старшему прапорщику лицом, когда его взгляд зацепил чёрные отверстия стволов, смотрящие в их сторону.
— Командир! — крикнул Сашка, и его возглас перекрыл треск автоматной очереди. Услышавший Прищепу Ефимов, вскидывая оружие, успел лишь увидеть, как согнувшийся напополам боец рухнул в раздвинувшийся под его весом кустарник. А ствол Ефимовского автомата уже затрясся от вылетающей из него очереди — падая, Сергей продолжал стрелять. Ударившись плечом о валяющуюся на земле ветку, он перекатился влево и добил остатки магазина. Где-то за спиной затарахтел пулемёт Тушина. Ефимов, кажется, услышал, как застонал лежавший неподалёку Прищепа, но оказывать помощь раненому не было ни времени, ни возможности. Даже оттащить Александра в сторону — значило потерять столь необходимые сейчас секунды. В эти мгновенья Сергею вновь, уже в который раз в жизни, приходилось выбирать меньшее и большее.
— А-аллах Акбар! — взвыл кто — то совсем рядом, и тут же, пронзительно взвизгнув, заткнулся. Вздрагивали и падали на землю ветки окружающего кустарника, летела во все стороны земляная крошка, запах сгоревшего пороха забивал ноздри.
Ефимов выпустил сразу половину магазина и, прекратив стрелять, потянулся за лежащими в разгрузке гранатами. Быстро достав две из них, он разогнул усики, положил обе под правую руку и, прижав микрофон к щеке, отрывисто скомандовал:
— По гранатным разрывам огонь по флангам, только по флангам! Как поняли меня? Приём.
— Второй понял, третий понял.
Услышав ответ от командиров своих троек, старший прапорщик повернулся лицом назад и скомандовал уже голосом:
— Тушин, ко мне! — сквозь треск, грохот, визг разгорающегося боя. Ефимов различил, что пулемёт Тушина, до того почти беспрестанно окучивавший позиции противника, смолк. И пока Сергей расстреливал патроны во втором магазине, чтобы заметить его на новый, Тушин подполз и, глядя на командира, стал поспешно менять почти закончившуюся ленту.
— Готов? — спросил Ефимов и, сунув в руку Тушина вынутую из разгрузки третью гранату, потянул кольцо своей собственной.
— Огонь! — бросок, и вслед за первой ЭФкой тут же полетела вторая. Чуть припозднившийся пулемётчик отправил свою гранату одновременно со второй Ефимовской.
— Вперёд! — вслед за раздавшимися разрывами, вскочив на ноги, старший прапорщик бросился к позициям противника. Отделяющие от них метры он буквально летел, не обращая внимания ни на плетущуюся под ногами ежевику, ни на вставший на пути куст шиповника, ни на пронесшиеся рядом пули. Мгновенья решали всё. Сергей мчался к вражеским окопам, даже не попытавшись оглянуться, чтобы убедиться в том, что за его спиной бежит рядовой Тушин. Впрочем, он и не собирался этого делать — в своих бойцах старший прапорщик Ефимов был совершенно уверен, и потому нисколько не сомневался, что его приказание было выполнено.
Махамед Ахмадов.
Махамед не добежал. Шальная, неприцельная пуля повышенной пробиваемости, прошив встретившуюся на пути ветку и почти не ощутив этого препятствия (лишь слегка отклонившись в своём полёте), ударила набегающего Ахмадова в живот и завертелась там волчком, вскрывая и выворачивая внутренности. Уже ослабленная, едва летящая, она пропорола тонкую оболочку печени и, раздирая её рыхло-крупяную податливую структуру, вышла с другой стороны, взрезав краем острой расплюснутой оболочки тут же расплескавшийся своим содержимым жёлчный пузырь, навек избавив Махамеда Ахмадова от мучившего его последнее время холецистита. После чего, зацепившись за тонкую плёнку пузыря, обессилено замерла, точнее, начала падать, только уже падала она вместе с теряющим сознание моджахедом.
Вячеслав Варенников.
Славке показалось, что он увидел пронёсшиеся мимо его лица пули. Крик Прищепы, долетевший чуть раньше, не отложился в его сознании, и лишь только эти просвистевшие рядом смертельные кусочки металла, а вслед за ними грохот вражеских автоматов принудили его к действию. Предохранитель ушёл вниз, палец потянулся к спусковому крючку. Оставаясь стоять, сержант с силой сжал указательный палец. Но вместо ожидаемо длинной очереди грянул сухой одиночный выстрел. Варенников выругался, вновь потянул предохранитель, смещая его на автоматический огонь, и снова нажал спуск.
— Ложись! — раздавшегося из-за спины крика он словно бы и не услышал. Автомат выплюнул последнюю гильзу и клацнул затвором. Как во сне сержант заменил магазин и пару раз выстрелил короткими очередями.
— Ложись! — крик, и только теперь Славка вдруг понял, что вокруг всё пришло в движение. Проносившихся рядом пуль он уже не видел и не замечал, стоявший грохот был отнюдь не только грохотом его автомата. Взгляд коснулся земли, выискивая место, куда можно упасть.
— Ложись, сука! — сержант так и не распознал по голосу кричавшего, но послушно начал падать. Он уже коснулся грудью земли, когда прилетевшая неизвестно откуда пуля, ударившись о его тело, принесла жгучую боль, и Славка, выронив оружие, потерял сознание.
Старший прапорщик Ефимов.
Две гранаты из трёх взорвались с маленьким недолётом, зато третья шлёпнулась прямо посреди занятого противниками окопа. И сейчас из двух сидевших там моджахедов один неподвижно лежал в луже собственной, уже успевшей набежать из ран крови, второй зажимал руками развороченный осколками живот и тупо таращился на мёртвого соплеменника. На взбежавшего на бруствер Ефимова он не обратил никакого внимания. Сергей вскинул автомат, и одиночный выстрел поставил точку в его мучениях.
