– Что ты на нас смотришь?! Чего тебе от нас надо?!
Я был в шоке. Никогда не видел Нива в таком состоянии. Он был очень сильным физически парнем, но никогда не хвастал своей силой и не обижал слабых. Он вообще всегда отличался сдержанностью. А тут сорвался так, что мне стало страшно. Я схватил друга за плечи.
– Успокойся, Нив, – говорил я ему. – Ребёнок-то в чём виноват?
Нив разжал ладони, отпустил ребёнка. Тот, бросив на нас всё тот же осуждающий взгляд, исчез среди сросшихся домов. Нив посмотрел на меня и ничего не сказал. Он овладел собой и внешне казался спокойным, но я видел, каких усилий стоило ему это самообладание. Спустя несколько секунд он отдал короткие инструкции солдатам, и мы двинулись дальше.
– Зачем ты набросился на ребёнка? – спросил я Нива, когда мы вернулись на базу. Нив лишь с досадой отмахнулся от моего вопроса.
– Не спрашивай меня ни о чём, Омри! И так на душе тошно!
Чуть позже, уже придя в себя, Нив сам вернулся к этому разговору:
– Помнишь, я тебе говорил, что всё время испытываю такое ощущение, будто мы делаем что-то плохое?
Я кивнул. У меня было точно такое же ощущение. И думаю, что не только у меня.
– И вдруг, – продолжал Нив. – Эти глаза… Глаза этого ребёнка… Как будто сама совесть вдруг смотрит на тебя и требует ответа. А сказать-то нам с тобой нечего!
Я тоже не знал, что ответить другу. Близились выходные, и на этот раз мы оба получили отпуск. Мне не терпелось поскорее вернуться к Нете, которую я не видел уже несколько недель. Скорее, скорее отсюда! Я рвался домой, будто на свободу после долгого заключения. Мне необходим был отдых – глоток свободы, глоток обычной жизни, чтобы прийти в себя от всего того, с чем пришлось столкнуться в последние недели. Когда я, наконец, вернулся домой и вошёл в нашу просторную квартиру, мне показалось, что я вернулся из очень далёкой чужой страны, где пробыл целую вечность. И хотя я чертовски устал, мне не хотелось тратить драгоценное время на сон, и мы с головой нырнули в бурлящую жизнь ночного города. Вместе с друзьями мы отправились в наше любимое кафе на набережной. Отсюда были видны море и почти вся набережная. Люди коротали своё свободное время как могли, и мне казалось, что я нахожусь совсем в другой стране, в другом мире. На какое-то время я совершенно забыл о той жизни… На следующий день, когда я отсыпался после ночного веселья, меня вдруг разбудил звонок Нива.
– Приезжай сейчас, поговорить нужно, – коротко сказал он. Я не стал его спрашивать ни о чём и насколько это срочно.
– Я быстро, – сказал Нете, собравшись. Она была расстроена, но старалась не подавать виду.
– Что случилось? – спросил я Нива, едва зайдя к нему в дом. В ответ он лишь выразительно посмотрел на меня, будто говоря: «Неужели ты уже всё забыл?»
– Давай съездим к морю, – предложил Нив. Мы отправились в кафе-бар на набережной, наше любимое место ещё со времен школы. Здесь было абсолютно всё – хорошая музыка, изобилие всевозможных напитков, веселье и, вместе с тем, всегда можно было поговорить по душам.
– Я вот все думаю… – сказал Нив, когда мы сидели на веранде нашего любимого кафе-бара. – Вот если бы та женщина была еврейкой, а её дом хотели захватить арабы, как ты думаешь, смогли бы мы её защитить или так же опустили бы руки и ушли?
Я не ожидал такого вопроса, и мне стало не по себе. А Нив продолжал:
– А если бы на её месте была твоя или моя мать, или наша сестра… смогли бы мы её защитить?.. А если бы дети, которые по крыше проникли в её дом, были арабами, стали бы мы вести себя с ними так же, как с детьми поселенцев, или всё-таки стали бы стрелять?.. – Нив как будто грубо схватил меня за грудки и резко развернул к той действительности, от которой я стремился убежать. – И я вот всё время думаю: а хотели ли мы на самом деле ей помочь или нам нужно было лишь успокоить собственную совесть?.. Ведь делать вид гораздо легче, чем реально что-то изменить к лучшему. Ты когда-нибудь задумывался об этом, Омри? – спросил меня Нив.
– Да, – ответил я. Нив вопросительно посмотрел на меня, но мне нечего было ему сказать. Все эти вопросы я задавал себе уже не раз и каждый раз бежал от ответа, потому что Нив был прав. В моей военной карьере уже были случаи, когда я мучился сомнениями и комплексом вины.
«Оставьте все причины, не разрывайте корни, спрятанные глубоко в земле, – учил нас, молодых офицеров, специально присланный психолог. – Живите настоящим, здесь и сейчас». Какое-то время я именно так и пытался жить. Но вскоре понял, что этот подход не для меня, если я хочу остаться не только офицером, но и человеком. Все эти вопросы, которые задавал мне сейчас Нив, сами находили меня. На многие из них я знал ответ, но, как ребёнок, делал вид, что не замечаю этих ответов.
– И этот ребёнок, – продолжал между тем Нив. – Ведь ребёнка поселенцев я бы не посмел тронуть. Я тоже прекрасно это понимал. – А на этом я мог сорваться, потому что он – чужой. Я знал, что могу на нём сорваться, поэтому и схватил его. Мне нужно было выплеснуть на кого-то свою досаду, своё бессилие, своё унижение. И я нашёл его, этого ребёнка… Омри, мы делаем не то, что нужно. Мы делаем что-то нехорошее… – Нив сделал паузу и снова продолжил: – А как всё это исправить?
– Просто поступать так, как велит тебе совесть, – ответил я.
– А если то, что говорит тебе совесть, противоречит приказу? – спросил Нив. – Что важнее, совесть или приказ? И почему приказ должен противоречить совести?.. Мы всё оправдываем одной причиной: если сегодня мы уйдём из Хеврона, то завтра они придут к нам в Иерусалим. Мы всё время повторяем это как мантру, как заклинание, как оправдание. Но мне почему-то думается, что мы там, в Хевроне, за тем, чтобы здесь никто не чувствовал продолжающейся там войны, чтобы тем, кто здесь, было удобно делать вид, будто ничего не происходит. А чтобы этого не замечали и мы, нам предоставлен этот отпуск. Тебе помогает отпуск? – спросил меня Нив.
– Без отпуска я бы давно уже свихнулся, – ответил я.
– А мне – наоборот, – сказал Нив, – я раздваиваюсь всё больше. Там – война, хотя все мы стараемся делать вид, что ничего не происходит даже там, в Хевроне. А здесь – мир и обычный, вполне современный город. И сидя здесь, мы совершенно забываем, что расстояние до Хеврона, где начинается совсем другая реальность, призрачно!.. Нас с тобой учили всегда быть сильными, – продолжал Нив. – И у нас нет другого выхода, потому что «или мы их, или они нас». Но… Ты видел вчера глаза этого ребёнка?
– Видел, – ответил я
– Что он хотел нам сказать? Ты его понял? – спросил Нив. – Конечно, понял. Да ведь и ты его понял. Проблема не в нём, а в нас.
Нив как будто всё время спорил с самим собой, недоверчиво прислушиваясь к себе. Мы сидели ещё очень долго, пили пиво и смотрели на волны. Была уже глубокая ночь, я чувствовал себя уставшим и испытывал противоречивые чувства от разговора с Нивом. И тут я увидел входящую в кафе Нету. Не знаю, как она нашла меня, но я был очень рад ей. Я устал от всех вопросов и чувства вины, и Нета явилась для меня избавлением от всего этого. Она подошла к нашему столику и, сдержанно кивнув Ниву, села напротив нас, не говоря ни слова. Она никогда не вмешивалась в мужской разговор и сейчас тоже сидела молча, всем своим видом однако давая понять, что нам пора.
– Ладно, поздно уже, – сказал я, – нам пора. Тебя подвезти? – спросил я Нива.
– Сам доберусь, – ответил Нив. – Спасибо, что приехал. Извините, что нарушил ваши планы, – обратился он к Нете с виноватой улыбкой. Нета в ответ улыбнулась.
– Я всё понимаю, – ответила она. Мы попрощались с Нивом и поднялись из-за стола.
– Слушай, а может, того мальчика и не было вовсе? – вдруг спросил Нив. – Может, это был всего лишь фантом?.. Как-то странно он смотрел на нас… – и Нив внимательно и в то же время с надеждой посмотрел на меня.
– Был, – уверенно ответил я, глядя ему прямо в глаза.
С Мухаммадом абу Бакром я был знаком не один год. Впервые я появился в его доме, когда ещё только начинал службу. Это было задолго до начала второй Интифады. В то время я был уже командиром отделения, и однажды мы получили приказ проверить все дома в деревне Дир Иссауа. «Проверить» означало провести тщательный обыск в каждом доме на предмет наличия подозрительных лиц и оружия. Во время обыска мы старались ничего не повредить и не сломать из мебели или других вещей. Но после каждого такого обыска всё в доме было перевёрнуто вверх дном. И делалось это не только для того, чтобы убедиться, что в доме нет террористов и оружия. Таким образом мы пытались убедить местных жителей отказаться от поддержки тех, с кем мы воюем.
Дом Мухаммада находился на самом высоком месте в деревне, и это обстоятельство определило его судьбу. Во время частых рейдов в деревню этот дом каждый раз использовался нами как наблюдательный пункт. Дом был большой, просторный. Мухаммад начал строить его много лет назад, когда ещё только женился. Он был мастер на все руки и мог сам построить дом из любых подручных материалов, прямо на пустом месте. Так он и выстроил свой дом – из разбросанных по всему склону камней. Он был каменщиком от Бога. Кроткий и упрямый, смиренный и несгибаемый – таким был этот человек. Его жена принадлежала к хамуле (несколько семей объединённых родством и ведущих общее хозяйство), с которой родители и родственники Мухаммада вели долгую и ожесточённую войну. Но арабских Ромео и Джульетту это обстоятельство не остановило. Родственники их браку препятствовать не стали, но и не приняли молодых.
