— Вы сейчас разберитесь, при мне.
— Сейчас не буду, занят. Мне нужно к концу дня дать товарищу Залкинду материал для доклада на конференции, у меня еще ничего не готово.
— Материал товарищу Залкинду я сама приготовлю, вместо вас, идет? Кстати, вам известно, какое прозвище дали вашему отделу на трассе? «Отдел, тормозящий строительство». Справедливо!
— Неправда! — живо возразил Федосов. — Прозвище придумал и распространяет Либерман. Вы от него услышали, признайтесь?
Таня призналась:
— Он. Разве несправедливо?
— Тартюф! — Федосов покраснел. — Мешает мне на каждом шагу!..
Девушка мысленно представила себе лицо Либермана и улыбнулась: «Именно Тартюф». Ей понравился Федосов и его ревнивое отношение к своему отделу. Она поняла, что Федосов не для виду записал нужды ее участка, и оставила его в покое.
Главный инженер еще не появлялся. Таня постояла в раздумье — идти к Жене Козловой или дожидаться Беридзе? Проходивший мимо Грубский приветствовал ее своей кривой улыбкой:
— Давненько не видел вас, Татьяна Петровна. Тем более рад вас видеть. Ну, побывав на трассе, поняли, наконец, что ваша проволочная связь — предмет далеко не самый главный на свете?
— Не могу вам ответить равноценной любезностью, товарищ бывший главный инженер. — Таня подчеркнула слово «бывший». — Я не очень рада вас видеть. На трассе, вы угадали, я многое поняла. В частности, поняла, как мало пользы от управленческого аппарата, если он плохой и руководят им равнодушные, самодовольные люди. Советовала бы и вам побывать на трассе, это поучительно.
Она поднялась на четвертый этаж к Жене, той на месте не оказалось, ее вызвал Гречкин. Таня надела телогрейку и отправилась на пристань, которую все теперь называли Стартом.
Крутая широкая дорога спускалась с обрыва к отлогой площадке, где раскинулся палаточный поселок. Две вереницы автомашин встречались на спуске: нагруженные шли вниз к пакгаузам, пустые, рокоча, поднимались за новым грузом к железнодорожному тупику; там происходила перевалка грузов из вагонов в машины. Длинными рядами у палаток стояли тракторы и автомашины под пломбами, выжидая, когда будет готова ледовая дорога.
Таня побывала всюду: в складах, заполненных мешками, бочками и тюками; в палатках-бараках с вагонной системой спальных мест; в длинном сарае с широкими воротами. На сарае еще только настилали кровлю, а внутрь уже затаскивали станки и верстаки. Неподалеку, под навесом, несколько человек собирали огромные и необычные по форме сани. Два шофера в ожидании, когда разгрузят их машины, приглядывались к саням и обменивались короткими замечаниями. Таня узнала одного из них — сухощавого, с лицом, чуть тронутым оспой.
— Здравствуй, Сморчков! — подошла она к нему.
Озабоченное лицо шофера прояснилось, он сбросил на землю кожаные рукавицы и энергично пожал руку девушки.
— Что за сани? — спросила Таня.
— Для нас, шоферов, стараются. Санный прицеп для перевозки труб. Трубы тяжелые: каждая штука — тонна. Сани должны быть прочными, устойчивыми и легкими при этом. Ты что, в управление вернулась?
— С участка прислали посмотреть, что здесь творится. Ты, случаем, не нового ли главного инженера возишь?
Она спросила это потому, что Сморчков раньше был шофером Грубского, но в первые дни войны перешел на грузовую машину.
— Предлагали, только я на легкое житье не соблазнился. Лучше стахановцем быть, — чуть усмехнулся шофер. — Здесь много перемен. Нами теперь Филимонов командует, знаешь?
— Знаю. Подходящий товарищ для вашего брата, шоферов.
— Ты нашим братом не кидайся, мы ныне большая сила на стройке. Начальник Батманов собирал нас и говорил, что от шоферов и трактористов зависит весь успех. Не развезем за зиму трубы да материалы — и нефтепровода не будет. — Он живо повернулся к Тане: — Ты вот с трассы. Как смотришь на такое дело? Я предлагаю машины своим ходом водить до крайних участков. Машин там нехватка. Филимонов, однако, не решается: далеко, холодно, дорог нет.
— Подумать надо, — сказала Таня и внимательно поглядела на Сморчкова. Он, как видно, поделился с ней заветной мыслью. — Филимонов прав. Дорогу надо хорошую. Сейчас только на лыжах пройдешь.
— Дорогу-то уже ладят по Адуну, — махнул Сморчков рукой в сторону реки. — Я берусь первым проскочить, хотя бы с этим драндулетом, — он указал на сани. — Парень, стойки тонкие делаешь, сорвет их трубами даже при легком крене, — сказал он одному из плотников.
— Сморчков! Долго тебя машина будет ждать? — окликнули шофера от ближайшего пакгауза.
— До свидания, Татьяна Петровна! — Сморчков побежал к своей машине.
Старт действовал налаженно, повсюду двигались люди, слышались слова команды, восклицания. В движениях грузчиков, плотников и шоферов чувствовалась подтянутая торопливость. В одном из пакгаузов вспыхивала и угасала знакомая девушке песня строителей Новинска. Таня зашла туда.
Глаза ее, привыкшие к яркому свету и блистающему снегу, сначала ничего не различили в сумраке склада.
— Смотри, Николай, Татьяна пришла! — крикнул кто- то, взял ее за руку и повел между рядами ящиков.
Таня, привыкнув к темноте, увидела при тусклом свете электрической лампочки Колю Смирнова. Одетый налегке, в фуфайке и лыжных брюках, он стоял, широко расставив ноги и уперев руки в бока, и выжидательно, сверху вниз, смотрел на девушку. Рядом, тоже подбоченившись и так же одетый, стоял Генка Панков, пятнадцатилетний паренек, прозванный «тенью Коли Смирнова».
— Какой же ты длинный, товарищ! — искренно удивилась Таня, окинув взглядом фигуру Смирнова. — Неужели еще подрос, или я отвыкла от тебя?
— Конечно, подрос. Человек всегда должен расти и развиваться. Как ты догадалась, что я тебя разыскиваю?
— Разыскиваешь? Понятия не имела об этом!
— Я о тебе все уши начальству прожужжал: есть, мол, у нас боевая девушка, она же дельный инженер связи, жертва консерватизма. Хотели вызвать тебя.
— Зачем я понадобилась? — в тоне вопроса прорвалась досада.
— Ну и вопрос! Провода надо тянуть. Смотри, сколько всего припасли!
Он показал на разложенные по стеллажам телефонные и селекторные аппараты, на мотки проволоки, на тускло блестящие связки изоляторов.
— Ты в кладовщики определился, Никола? — спросила Таня, с удовольствием отмечая образцовый порядок, в каком хранились материалы.
— В кладовщики не определялся, но готовить эту технику пришлось мне. Как только откроется дорога, двинем все на трассу. Новый начальник стройки и главный инженер, не в пример прежним, большой интерес проявляют к связи. Приказ такой подписан: считать работы по связи первоочередными.
— Кто будет выполнять этот приказ?
— Сами участки.
— А связисты есть на участках? Послали их туда?
— Вот те на! Ты вдруг словами Грубского заговорила. Связистов никто не присылал. Зато курсы открываем на той неделе, будем с тобой лекции читать.
— Интересно! — сказала Таня сердито.
— Что тебе в этом не нравится? — удивился Коля и пригнулся, чтобы заглянуть в глаза девушке.
— Все мне нравится. А больше всего вот что: пока связисты пройдут твои университеты, правительственная комиссия приедет принимать нефтепровод. Провод надо протянуть за пять-шесть недель.
— У тебя есть такой способ?
— Есть способ. Но не расскажу. Ты и так мне везде дорожку перебежал.
Таня намекала на то, что до своего отъезда она была комсоргом управления. Лицо Коли выразило неподдельное недоумение.
— Ты заболела, что ли, Татьяна? Я тебя не узнаю.
— Она от зависти шипит! — высказал догадку Генка и спрятался за спину Смирнова, спасаясь от Тани: она потянулась к его жесткому рыжеватому чубу, который выбился из-под шапки.
— Будешь нападать на меня, малыш, не передам тебе привета от отца, — сказала Таня.
— Ты его видела? — недоверчиво спросил Генка.— Как он?
— Жив, здоров, велел поцеловать тебя.
— Ну да, очень нужно, — и Генка из предосторожности ушел за стойку.
— Младенец правду говорит, Никола, — призналась Таня. — Я злая от зависти. Сколько я воевала с Грубским и Сидоренко — и вдруг осталась в стороне! Нам с тобой надо серьезно поговорить, есть у меня одна идея. Но не сейчас. Я Беридзе ищу, он у вас какой-то неуловимый.
— Иди на Адун, где дорогу делают, он там, — посоветовал Генка.
Таня спустилась на лед. Адун в этом месте огибал город могучим полукругом. По серому брюху реки далеко протянулся черный живой пояс. Слышался скрежет и лязг: сотни людей на реке металлом крушили ледяные глыбы. Продвинувшись вперед на полтора-два километра, строители оставили после себя среди торосов широкую и ровную, даже подметенную дорогу.
Несмотря на усталость, девушка с удовольствием прошлась по льду. Многочисленные приготовления, замеченные ею в управлении, завершались ледовой магистралью, которую вели к участкам.
