когда к празднику Великой Октябрьской революции всем раздали полученные из тыла посылки, солдаты особенно радовались вязаным рукавицам и носкам. В землянках и блиндажах мастерили печи из подручного материала, кто во что горазд. По ночам были заморозки, и по Волге пошла густая шуга и вскоре начался ледоход. Катера пробивались через реку с трудом, и снабжение Северной группы полковника Горохова ухудшилось.
Немцы все время получали подкрепление, и снова и снова бросали свежие силы то на Рынок, то на Спартановку, но уже чувствовалось, что противник заметно выдохся, и в иные дни было всего по три-четыре атаки, слабо подкрепленные танками.
В один из дней в середине ноября, когда были собраны немецкие документы, стало ясно, что противник перегруппировывает силы. На западной окраине Спартановки появились новые пулеметные роты, а в Рынке не стало примет 16-й танковой дивизии.
Начальник разведки капитан Студеникин получил приказ добыть “языка”, обязательно офицера, и вызвал в штаб командира разведгруппы. Старшина Арбенов, выслушав приказ, высказал свое мнение:
– Вы же знаете, Андрей Анатольевич, что поиск ничего не даст! Офицерский состав у немцев квартирует далеко от передовой и поисковикам туда не добраться. Слишком большая плотность войск. Только потерям людей!
– Знаю, старшина! Но приказ получен и его надо выполнять!
– Комбат Ткаленко посылал группу за линию фронта, уже неделя прошла, а они до сих пор не вернулись! Надо объяснить начальству, что это бессмысленно. Людей потеряем!
– Не будем объяснять! Приказ из штаба фронта! – Студеникин щурился сильнее обычного и говорил жестко. – Ты что-то, товарищ старшина, последнее время стал много брать на себя! Пока что я начальник разведки, и твое дело – выполнять приказ! Кого думаешь послать в поиск?
– Виноват, товарищ капитан! А послать… не знаю, надо подумать. Задача не простая.
– Думай, только не долго! Возможно, пойдет вся группа и мне нужен результат! Мне наверх докладывать!
– Андрей Анатольевич, давайте вместе зайдем к Горохову и я ему все объясню. Батя мужик дельный, все поймет. Все зависит от того, как доложить и чем аргументировать!
– Ни в коем случае! – категорично запретил Студеникин. – К полковнику даже не думай соваться! Я же тебе говорю, приказ штаба фронта, и полковник здесь ничего не решает!
– В штабе фронта не знают нашу обстановку! Что-то я не видел здесь ни одного офицера из фронтовой разведки! – возразил Камал, выходя из землянки.
– Да за такие слова! – крикнул капитан ему вслед. Студеникин знал, что поиск ничего не даст, но не в его правилах было спорить с начальством. Арбенов прав, конечно, подумал капитан и в это время старшина вернулся и спросил, решился ли вопрос по поводу перевода Ольги Максименко в медсанчасть и Студеникин язвительно заметил:
– Что это ты, Камал, так заботишься об этой радистке? Уж не влюбился ли? В таком случае держал бы ее рядом с собой, я же тоже мужик, я все понимаю.
Старшина не отреагировал на шутку начальника, и капитан пообещал сегодня же поговорить с Софьей Михайловной по этому поводу. Она не будет возражать, сказал Студеникин, медсестер не хватает, но кто будет заниматься прослушкой радиочастот и шифрованием? Это я решу, сказал Арбенов, Чердынский знает немецкий и будет заниматься прослушкой.
Чердынский был категорически против поиска, когда старшина Арбенов обсуждал в блиндаже с ним и с сержантом Загвоздиным задание, и высказался несколько грубовато:
– Командир! Это не задание, это фуэте на букву хэ! Фуэте два оборота! Дай бог, если я сам вернусь, но результат я не гарантирую! И никто не сможет гарантировать!
– Ты не пойдешь, это исключено! – сказал старшина. – Да, нужен результат, а не трупы.
– Как это не пойду? – Чердынский не верил своим ушам. – Командир, как это я не пойду?
– Ты нужен здесь! Если со мной что-то случится, ты возьмешь на себя корректировку. У тебя будет другая задача. Вопрос не обсуждается!
– Япо-о-нский архипелаг! – только и воскликнул Чердынский, вскакивая. – Вот это фуэте, командир!
Арбенов уже продумал весь план и оставалось обсудить детали. Решено было идти через балку Забазную, которая уходила глубоко в немецкий тыл, и возвращаться тем же путем. Чердынский должен будет встречать группу в месте перехода, и прикрывать в случае ее обнаружения. Сержант Загвоздин должен будет занять позицию в конце балки и ожидать возвращения группы захвата.
– Так что ж это! – воскликнул Чердынский. – Чукотка пойдет за «языком»? Ты же знаешь, он чего-нибудь отчебучит на второй минуте! Это фуэте, а не план!
– Не кипятись, сержант! – оборвал Чердынского командир, и посмотрел в угол, где обычно спал пришедший несколько дней назад человек. – У него каждую ночь задание, он натоптал свои тропы.
– Правильно! – воодушевился Чердынский. Он не мог смириться с тем, что основную работу будут делать без него. – Правильно рассуждаешь, командир! Черняев справится, но ему нужен толковый напарник!
– Почему Черняев? – не понял командир.
– А какая разница, Караев – Черняев! Но почему с ним пойдет Чукотка? Думаешь, он справится? – спросил Чердынский, он все-таки не потерял надежду на то, что ему удастся принять участие в операции. – А откуда этот Черныш вообще взялся у нас, а, Парфенон?
– Лейтенант Есергепов прислал. Черняев неделю назад переправился через Волгу на плоту, и выплыл как раз в Рынок. Ну и прижился там, вернее, привоевался. Пока комбату Ткаленко на глаза не попался… ну и тот приказал убрать штатского с передовой. Но если Черняев “языка” и добудет, – сказал Парфеныч, – он его не дотянет. Болезнь его источила, сам едва ходит.
– Поэтому-то, – поставил точку командир, – с ним пойдет Саватеев. Физически он крепкий. Пусть набирается опыта. Я сползаю правее Забазной, там у них стоит минометная батарея, может, там чего добуду. Все, решено!
Чердынский был разочарован окончательным вердиктом, но спустя какое-то время он понял, что командир прав, и также ему стало ясно, что все было им продумано раньше, и с ними он советовался только для того, чтобы утвердиться в своем решении. Чердынский посоветовал Саньке не увлекаться, и далеко в тыл не ползать, потому что взять офицера было практически невозможно, в крайнем случае, сгодится и унтер-офицер.
Глава 18
Когда они вылезли из балки и поползли между разрушенных домов, Саньке стало не то чтобы страшно, а как-то неуютно, как бывает, когда приходится покидать теплый дом в ненастную погоду. Караев хорошо знал всю местность и полз впереди бесшумно, как змея, время от времени останавливаясь и поджидая напарника. Они петляли долго, и вокруг, то с одной стороны, то с другой, слышалась немецкая речь, но чувство опасности у Саньки к тому времени уже притупилось,
