— Обещаю, Малыш. Ради нашей с тобой встречи я сумею одолеть любую болезнь.
— А я тебе сюрприз приготовил.
Да же по его голосу можно было догадаться, как сияет при этом его лицо.
— Какой сюрприз? Что ты еще придумал, а, Мишка?
— Подойди к окну.
— У меня все тело ломит, а ты меня заставляешь вставать!
— Подойди, подойди, иначе не увидишь.
— К какому окну?
— То, которое во двор выходит.
— Ну, хорошо, подожди.
Лика, ойкая, встала с дивана и, придерживая одной рукой телефон, другой трубку у уха, подошла к окну. Внизу играли дети под неусыпным надзором бабушек и нянь, стояли машины вдоль тротуара. Ничего необычного, все также, как и раньше.
— Подошла. Куда смотреть?
— Ничего нового не видишь?
— Нет, не вижу! Не томи! Что я должна увидеть-то?
— Внимательней смотри! На соседний дом посмотри, тот, что слева. Видишь?
Ей пришлось приоткрыть окно и перегнуться, чтобы увидеть торцевую стену соседнего дома. Она чуть не выпала из окна от увиденного. На торце соседней пятиэтажки, на самом верху была видна надпись, выведенная огромными красными буквами: «Я люблю тебя, Лика!». И рядом — совершенно по-детски нарисованы цветочек и солнце.
— Сумасшедший… — прошептала она. — Мишка, ты сумасшедший! А если бы сорвался?
— Ну, ведь не сорвался же, как видишь! Спроси у Любаши — стою тут целый и невредимый.
— Как же тебе удалось туда забраться?
— Славка страховал, он же у нас великий дока по альпинизму.
— Значит, вы оба сумасшедшие. Мишка, я тебя умоляю не делать больше таких глупостей.
— Тебе не нравится?
Нотки обиды в его голосе рассмешили ее.
— Нравится, Мика, очень, только я не хочу ради минутного «нравится» тобой рисковать. Договорились?
— Посмотрим, — пробурчал он. — К тебе, когда еще можно будет позвонить?
— Не знаю, Миш. Я сама тебе вечером позвоню, если смогу. Не грусти, скоро увидимся, скалолаз ты мой ненаглядный!
Она еще раз посмотрела на надпись на стене. Господи, как трогательно все это, в самом деле. Сердце сжалось от нежности. Разве так бывает? Разве так еще бывает в этом мире? Ей хотелось закричать на весь двор — вот, смотрите, все смотрите наверх, это он, мой Малыш, он это для меня, для меня одной! Крик какой-то из соседок отвлек ее. Она вновь посмотрела вниз. Никто не смотрел наверх, никто не замечал чуда, произошедшего у них под боком. Даже если и заметят — это будет лишь лишним поводом посплетничать! Они видят друг друга каждый день и думают. Что знают жизнь каждого вдоль и поперек. Они не умеют читать по глазам. Они не забыли, что такое прислушиваться к сердцу. Для них важна только видимая часть жизни. Почему она так о них судит? Она и сама не знала. Ожесточилась, скорее всего, за годы, проведенные под их пристальными взглядами. А теперь есть повод возмутиться и осудить ее, позавидовать и не понять. Впрочем, подумал Лика, мало кто догадается, что надпись предназначена ей, скорее подумают на подростков. А вероятность того, что Анатолий разглядывает стены соседних домов, так мала, что об этом Лика даже не беспокоилась. Ее мысли вновь вернулись к Мише. Придумал же! И еще сопротивляется, когда его Малышом называют. Самый настоящий Малыш! И Славка молодец, ничего не скажешь. Впрочем, для Славки как раз очень даже характерно подобное безумство.
Скрежет ключа в двери заставил ее отскочить от окна. Толик вернулся? Не похоже. Обычно он не пробует открывать верхний замок, знает. Что они не пользуются. Дверь тихо приоткрыли, зашли и остановились, прислушались. Потом в дверях появилась свекровь, оглядывающая комнату, словно ищейка.
— Добрый день, Елена Павловна! Неожиданный визит. Анатолий не сказал вам, что пойдет на работу?
— Привет, Лика. Сказал, сказал, еще сказал, что ты дома, приболела, а я как раз мимо проходила. Думаю, дай, загляну, навещу.
Врет. Врет, и глазом не моргнет. Нет у нее здесь никаких дел. И Лику она никогда не навещала, а уж тем более в последнее время. Они практически не виделись. Толик уже не требовал от Лики посещать все их семейные мероприятия, а домой к ним свекровь приходила крайне редко, хватало и того, что Толик у них бывал, чуть ли не ежедневно.
— Спасибо, что зашли, Елена Павловна. Боюсь заразить вас, вы уж, пожалуйста, меня не целуйте. Может, чаю поставить?
— Нет, Ликочка, ты ложись, и так слабая, видно даже, как у тебя голова кружится.
Лика едва заметно пожала плечами и легла на диван. Было как-то неудобно ничего не делать в присутствии свекрови, но раз уж пришли навещать ее больную, она может насладиться своим положением.
— Как дома? Все нормально? — спросила она из вежливости. — Я слышала, вас недавно затопило?
— Да, было немного. Уже все исправили. А ты как? Не передумала?
Лика слегка опешила. Она не была готова к такому разговору.
— Что?
— Портить жизнь себе и мужу.
— Простите?
— Ты умная девочка, Лика. Ты все прекрасно понимаешь. Замуж тебя никто насильно не отдавал, ты вышла по любви, надеюсь, так что же происходит? Или у тебя были изначально другие мотивы?
— Мне неприятны ваши намеки, Елена Павловна. И я не думаю, что вы подобрали подходящий момент для такого разговора.
Вот так хорошо, надо остановить ее, пока не разошлась совсем.
— Ты права, мне надо было еще раньше поговорить с тобой. Потому что ты мучаешь Анатолия, он сейчас на пороге крупного открытия, его уже наградила орденом за ту часть, что он опубликовал, он должен сконцентрироваться, бросить все силы на науку, а ты — ты должна ему помогать. А вместо этого он должен переживать, что у тебя какой-то душевный кризис и ты вымещаешь его на Анатолии.
— Елена Павловна, о своей роли в этом доме я слышу с самого начала нашего замужества, вам не стоило еще раз упоминать об этом. А в наши с Толиком отношения попрошу не вмешиваться, мы сами разберемся.
Лика даже удивилась твердости своего тона. Раньше она всегда несколько тушевалась перед свекровью, потакала ее настроению, не решалась перечить. Но и свекровь никогда не заходила так далеко.
— Ты-то разберешься. А Анатолий — пострадает.
— Почему пострадает? Что за семья у нас такая, где каждый своей жизнь живет?
— То должна поддерживать его. Тем более, он, в отличии от тебя, совершенно не настроен на развод.
У Лики брови поползли вверх. Вот это новость! Это хуже, чем она предполагала. Тогда они из нее уж точно во всем виноватую сделают.
— Это он вам сказал?
— Да, к тому же я не слепая. Он намерен сохранить семью. Тебе бы побольше разумности в этом вопросе, возможно, поняла бы, что совершаешь ошибку.
— Я вольна распоряжаться своей жизнью.
— Кто же спорит? Только распоряжайся ею так, чтобы не портить репутацию порядочных людей.
Лика побледнела. Пошли прямые выпады. Так недалеко и до полоскания грязного белья опуститься.
— Думаешь, до нас не доходят слухи о твоем нелицеприятном поведении? — продолжала свекровь. — Это все очень печально, Лика. Очень печально.
Менторский тон и осуждение в глазах холеной женщины, не видящей ничего, кроме своих интересов, окончательно вывели Лику из себя.
— Да какое право…
— Полное право, дорогая. Полное право имею. Это не только тебя касается. Наша семья всегда слыла порядочной, уважаемой, а теперь мне людям стыдно в глаза смотреть.
— Так ведь проще простого решить эту проблему. Я уйду — и все.
— Нет, не уйдешь. Мой сын мне дороже твоих глупостей. Я могу закрыть на это глаза, лишь бы он был счастлив и спокоен. Я не допущу…
Лика вскинула руки, словно защищаясь от ее слов. Господи, ну что она несет? Ее ничем не прошибешь.
— Я неважно себя чувствую, Елена Павловна, и думаю, Вам лучше уйти.
— Не очень то вежливо с твоей стороны. Впрочем, чего же еще ждать. Ты права, мне лучше уйти. Но разбить жизнь моему сын в такой ответственный момент я тебе не дам. Так и знай!
— И что вы сделаете?
— Все. Я сделаю все!
Она выразительно посмотрела на нее и демонстративно вышла.
В этот же вечер Лика сообщила Толику, что уходит от него. Толик ничего не ответил, ушел к себе в кабинет. А через десять минут она услышала знакомое свистящее дыхание. Открыв дверь, обнаружила его беспомощно размахивающим руками, с синим лицом. Рядом валялся баллончик с сальбутамолом. Лика схватила спрей и попыталась впрыснуть мужу в рот, но тот зашелся в приступе астмы и начал синеть.
Скорая приехала быстро, Толика госпитализировали. Поставили капельницы, стабилизировали. Лика вызвала свекровь. Врач сказал им. Что у Толик ухудшение, потому что раньше он никогда не развивал приступы такой интенсивности и длительности.
— Не было никаких провоцирующих факторов?
