Ознакомительная версия.
Алексею была нужна пауза, и он получил ее. Проводя ранней весной контрольное занятие для команды многоборцев, полковник Мигулич открыл рот от изумления. Он явно не ожидал столь потрясающих изменений от новичка. Алексею, конечно, было еще далеко до выступления на чемпионате ВДВ, но место в команде он заслужил честно. Впрочем… если бы курсант Артеменко знал, что начальник кафедры физической подготовки училища давно разгадал истинную природу феноменального роста его результатов, он был бы сам шокирован не меньше бывалого полковника. Курсант пребывал в уверенности, что обретенная им свобода не является самоцелью и автоматически не обеспечит счастья. Это просто точка отсчета, новый старт. Чувство свободы всегда обостряется после ее ограничения. Тот, кто однажды боролся за свою свободу, очень долго об этом помнит. Некоторые не забывают никогда. Курсант Артеменко знал, зачем ему нужна свобода, – с некоторых пор он слишком сильно стремился сделать содержательной свою жизнь, ему очень хотелось обладать конструктивной силой, быть героем с отчетливо выраженной индивидуальной этикой.
(Рязань, РВДУ, 1988 год)
1
Порой Алексей сам удивлялся, что слишком часто и много думал о своей будущей семье. Он пребывал в уверенности, что ни многочисленные свадьбы в роте, ни неустанные напоминания преподавателей о правильном семейном строительстве, что прямо пропорционально влияет на карьерный рост, не являлись тайными стимулами для этих мыслей. Но, может, он просто повзрослел, спрашивал Алексей сам себя, когда круговорот разрозненных мыслей в сознании вдруг концентрировался на моделировании будущего и возникали неожиданные образы девушек, вернее одной девушки, в различных житейских ситуациях. Другой человек, эфирный образ подруги, почему-то незримо присутствовал в его будущей жизни, и короткометражные видения постепенно превращали его мысли в настойчивые намерения. Его мысли о семье были совсем иными, нежели те, что он слышал в кругу сослуживцев или даже преподавателей. И это были вовсе не юношеские мечтания о бесплотном, неземном, ангельском, которые сталкивались с неприемлемыми карикатурами натуралистичного курсантского бытия с их заземленными семейными вопросами. Он думал о будущей жене так же, как и обо всей модели своей будущей жизни, – она была уже им самим вписана в выведенную формулу. Мысленно он строил такую модель, зная при этом, что только жена в ней является тем важнейшим связующим элементом, который невозможно создать, его необходимо отыскать. И в сознании курсанта Артеменко образ жены воспринимался как неотъемлемая часть его души, слишком ценная, незыблемая и неприкасаемая для армии и карьеры, что он уже с тайной уверенностью признавал мимолетным, преходящим фрагментом своего развития. Жизненные цели могут меняться, но создание семьи – это шаг навсегда, до самой смерти. И потому шаг этот должен быть предельно выверен. Духовное прибежище, пристань после головокружительного вращения в штормовом водовороте опасной работы, островок счастья, где уютно и тепло независимо от погоды за окном и настроения людей, с которыми соприкасаешься на внешней плоскости бытия, где должно быть все, чего не хватает в мире военных декораций и армейской бутафории. Если бы Артеменко пытался проанализировать свои устремления, то неминуемо понял бы: он желает переживать с кем-то вместе все то, что происходит в его душе, и все то, что он в течение долгого времени держал в себе самом.
Вот какой семьи хотелось Алексею Артеменко, и он в свои двадцать имел очень прочную, годами выношенную установку на этот счет. Его юношеское мировосприятие, взращенное самостоятельно найденными и тщательно отобранными книжными героями, выверенное размышлениями по данной теме, превратилось в тонкую, необычайно чувствительную мембрану. Накладываясь на познания реальной жизни, предполагало поиск неординарных решений во всем, и в том числе в замкнутом пространстве, именуемом семьей. Действительно, это мировосприятие особенно обострилось с тех пор, как он стал вести в училище двойную жизнь. Все чаще обкладываясь книгами в маленькой коморке спортзала, ловко переоборудованной под универсальное помещение команды многоборцев, Алексей в монастырской тишине просиживал за книгами вплоть до самого построения на вечернюю поверку. Утром и днем здесь переодевались на тренировки, в перерывах изучали военные дисциплины, перед смотрами коморка служила мастерской для перешивания погон, починки обмундирования, и, наконец, вечерами тут читали книги те, кому не хватало уединения. И Алексей вновь переживал трогательное ликование детства оттого, что на свете существуют не только наставления по стрелковому или подрывному делу, но даже чуждая военной среде философия. В маленькой спортивной келье было уютно отшельникам и еретикам – сюда не дотягивались уставы и всемогущая командирская длань. Нет, он вовсе не потерял интереса к стрельбищу, оружию, переходам в жару и в мороз, швартовке техники к десантированию в самолете… Но все-таки его ощущения обострились, и он все чаще задавался вопросом, для чего он выполняет ту или иную задачу. Все чаще в дымке его визуальных представлений возникал изогнутый, глазастый знак вопроса, справляющийся о его предназначении как личности. И тогда Артеменко с истовой страстью исследователя хватался за такие вещи, которые по большей части были так же удалены от будущей профессии, как балет от кавалерии.
Он заметно изменился внешне, много читал и обдумывал прочитанное. В глазах его появился лихорадочно-азартный блеск, а в самом взгляде чувствовался некий магнетизм. Юношеское лицо незаметно приобрело мужские оттенки, растущие на подбородке волосы стали жесткими, как на щетке. Руки курсанта обрели мужскую силу, а его ладони были настолько плотными и мозолистыми от спортивных снарядов, что любой это тотчас чувствовал при рукопожатии. Артеменко ощутимо похудел, а легкомысленно добытая штангой мышечная масса незаметно сошла с его тела, как весной сползает с крыши дома старый снег. Он расширился в плечах, стал похож на человека, который умеет управлять каждой своей клеточкой. И если бы он разделся, то поразил бы рельефом каждого сантиметра своего тренированного тела. Но еще больше властью над собственным телом. Теперь он чувствовал предназначение каждого мускула и, казалось, безупречно владел любой мышцей в отдельности. Еще большую трансформацию претерпел его внутренний мир. Алексей уж давно не позволял себе есть в курсантской столовой все, что подадут. Тонны каши и бигуса остались в прошлом, как и повальная, коллективная обжираловка мясом в дни наряда по столовой. Теперь он безошибочно определял энергетическую ценность продуктов, количество потребляемых белков, жиров и углеводов. Без такого контроля Артеменко моментально потерял бы легкость управления телом, а это было несопоставимо со спортивной гимнастикой. Теперь он с улыбкой вспоминал, как, вечно голодный на первом курсе, был способен за считанные минуты выпить банку сгущенки или расправиться с громадным куском мяса. Конечно, он не один был таким, и когда в субботу или воскресенье большая часть роты получала увольнительные, оставшиеся с остервенением набрасывались на пустующие места – столы ведь неизменно накрывали на все подразделение. Но теперь во время ужина он позволял себе лишь ломтик черного хлеба с небольшим кусочком рыбы да чай. А на завтрак – только хлеб с маслом, решительно закрыв шлагбаум для каши. И как ни странно, не чувствовал убийственного голода. Алексей хорошо запомнил, как Мигулич наставлял членов училищной команды: все желания, как и их отсутствие, находятся в голове; убедите голову, и вам будет легко справляться с любыми ограничениями.
По выпуску Реутов оставил команде многие свои книги, и после их детального изучения Алексей великолепно ориентировался в том, какая именно нагрузка приводит к улучшению того или иного качества. И с некоторых пор возмужавший молодой человек владел таинством подведения своей формы к пику в определенный момент времени. Артеменко хорошо ориентировался, когда надо бегать в спокойном темпе по пятнадцать-двадцать километров, а когда будет достаточно и пяти, поделенных на короткие участки ускорений на крутых подъемах, с дальнейшим расслаблением. Он осознал, что расслаблять тело и мозг не менее важно, чем испытывать их предельной физической нагрузкой. И это давало довольно солидные результаты, если принять во внимание, что ни гимнастикой, ни легкой атлетикой он не занимался в детстве. Артеменко почти без труда выполнил нормативы кандидата в мастера спорта, правда, чемпионом ВДВ пока не стал. Но это было для него не столь важно. Гораздо больше сам он ценил то, что ему удалось вернуться к самостоятельному изучению таких вещей, о которых в училище даже не помышляют. После штудирования томов Цвейга, Ремарка, Роллана, Ефремова, Тургенева, Толстого Артеменко постепенно добрался даже до таких сокровищ, как произведения Ницше и Юнга. Он бесстрашно пробовал на зуб даже Бердяева, Шопенгауэра и Рериха и, хотя порой ничего не понимал из прочитанного, с гордостью считал себя подготовленным к любой серьезной беседе.
Ознакомительная версия.
