самом же деле, сковав наше внимание, они тем временем повели решительные атаки в
направлении на Малин, чтобы пробиться к Днепру и таким образом изолировать 5-ю
армию на Коростеньском плацдарме и покончить с ней. Бои ужесточились с новой
силой... [90]
3
Сильно поредевшая, но возмужавшая в сражениях армия по-прежнему стойко
удерживала Коростеньский укрепленный район. Маневрируя своими частями и
соединениями, она стабилизировала оборону и одновременно наносила чувствительные
контрудары по врагу. Он уже оказался не в силах, как раньше, атаковать позиции нашей
армии по всей полосе и сосредоточил усилия на узком участке, в направлении на
Малин. Каждый из нас понимал, что противник хотел закупорить нас в окрестных
лесах и болотах и развязать себе руки под Киевом, у самых стен которого гитлеровцы
безрезультатно топтались уже целый месяц.
К седьмому августа, чтобы выровнять линию фронта, наш 31-й стрелковый
корпус вышел из своего глубокого выступа, что до сих пор узким клином простирался
на юг, и занял оборону на рубеже в двадцати километрах севернее Коростеня. Еще
меньше стал участок территории, отделявший нас от Припяти, за которой
свирепствовал враг, готовясь ударить нашим частям в спину. 5-я армия как бы
сжималась в стальную пружину.
Левее, у Малина, не затихала ожесточенная канонада, а у нас установилось
тревожное затишье. Огневые взводы заняли позиции позади, за рекой Жеревом,
основные наблюдательные пункты разместились на южной окраине села Васьковичи.
Из-за нехватки средств связи в боевых порядках стрелковой части находился лишь один
передовой наблюдательный пункт, где поочередно дежурили командиры батарей и
начальник разведки дивизиона.
Недалеко пролегала железная дорога Овруч-Коростень, по которой курсировал по
ночам наш бронепоезд, нанося огневые удары и устраивая переполох в расположении
врага. Как-то поначалу, воспользовавшись нетронутым рельсовым полотном,
бронепоезд под покровом ночной темноты проник в глубину обороны противника, где
первым своим выстрелом вызвал бешеный ответный огонь, а затем принялся сокрушать
из орудий и пулеметов вскрытые огневые точки и живую силу фашистов. Нанеся
гитлеровцам немалый урон, благополучно вернулся на свою базу.
С командой бронепоезда у нас установилось боевое взаимодействие. Она
пользовалась нашими разведданными, [91] мы же вели огонь по объектам противника,
установленным разведчиками бронепоезда.
Целыми днями над нашим расположением кружил немецкий воздушный
разведчик — проклятый «костыль». Особенно настойчиво он обследовал полотно
железной дороги, тщательно фотографировал каждую прилегавшую к нему рощицу,
каждый крупный кустарник — хотел засечь бронепоезд. Но тщетно. Тот в дневное
время укрывался в небольшом, но густом лесочке близ станции Игнатполь.
* * *
Наступили очередные сутки дежурства нашей батареи на обеспечении связи
дивизиона со стрелковой частью. Вечер прошел спокойно, если не считать, что
пришлось давать огонь по скоплению вражеской мотопехоты, прибывшей к переднему
краю. В полночь, как всегда, тяжело посапывая, мимо прополз бронепоезд, направляясь
к расположению противника. Значит, вновь будет «концерт» во вражьем стане!
Договорившись между собой, командир связистов Еременко и связист Атаманчук
вышли на патрулирование телефонной линии. Около двух километров навстречу друг к
другу — расстояние совсем небольшое. Но у обоих в конце пути оказались
оборванными и разбросанными в стороны провода. Ясно: тут побывали лазутчики.
Атаманчук собрался было окликнуть отделенного командира, но вовремя
спохватился: неподалеку в кустах хрустнули ветки, послышался приглушенный говор.
И тут как раз у переднего края начался «концерт» бронепоезда. Атаманчук видел, как из
кустарника вышли трое. Они поспешили к железной дороге.
Наш связист — из бывалых охотников. Он крался за диверсантами неслышно,
сжимая карабин, держал наготове гранату. У рельсов завязалась схватка. Один против
троих. Выручили бойца сноровка и хватка сильного человека. Атаманчук метнул
«лимонку» в сторону гитлеровцев.
Услышав взрыв, Еременко сразу бросился на помощь товарищу. Вдвоем быстро
управились с фашистами. Двоим, что остались в живых, скрутили руки.
Возвращаясь, бронепоезд подходил к тому месту, где лазутчики замышляли свою
диверсию. Наблюдатели заметили неладное, поезд остановился. Задержанных связисты
[92] сдали команде, а сами поспешили назад — восстанавливать телефонную связь.
Атаманчук в изорванной гимнастерке, с кровоподтеками на лице, ликовал как
ребенок и, не умолкая, рассказывал окружавшим его бойцам:
— Я подкрался и тих гитлеряков за шиворот, да мордякой о мордяку. Один, было,
вырвался и — на менэ. Ну, думаю, хай буде свой век бездетным, и с размаха своей
кирзой ему пониже живота! Тут-то он и свернулся. Ну и отделенный как раз прибежал
— спасибо ему!
Утром еще одно событие порадовало нас: бронепоезд расправился наконец с
надоевшим всем нам «костылем». Было это так. Едва рассвело, как самолет вновь
появился над нашим расположением. Было заметно, что разведчик не интересовался
селением и нашими боевыми порядками. Видимо, уверившись, что в кустарниках и
рощицах нет бронепоезда, «костыль» летел совсем низко, чуть ли не касаясь макушек
деревьев.
Бронепоезд занял позицию на новом участке, в зарослях молодых березок.
Зенитчики поезда подпустили зазевавшегося фашиста метров на двести и ударили по
самолету в упор.
— Смотрите, смотрите! — послышались крики на нашем наблюдательном пункте.
— «Костыль»-то! Как не бывало!
Действительно, там, где он только что барражировал, теперь висело округлое
мутно-серое облачко, а по сторонам, кувыркаясь, падали на землю обломки самолета.
Ближе к полудню к нам на огневую позицию приехал командир бронепоезда —
капитан в легкой кожаной куртке. Он привез связисту Атаманчуку подарок —
небольшие настольные часы со светящимся циферблатом.
— Своих товарищей за сбитый самолет отметили, — сказал капитан. — И вашего
героя, как видите, не забыли. Получай, браток, заслуженное. Благодарим тебя за
выручку.
Огневики подшучивали над связистом: где, мол, Степан, пристроишь те часы?
Ведь у нас ни горницы, ни столов? Атаманчук держал красивые часы в своих дюжих
руках и молча улыбался.
Политрук Ерусланов высказал мысль: может, отпустить Атаманчука к семье на
часок-другой? Дом у связиста в здешних местах, в каких-то семи километрах отсюда.
[93] Это не расстояние, если помчаться на автомашине с таким лихим шофером, как
Семен Финьковский. Я согласился: пусть только вечер настанет.
Однако вечером поступил приказ отходить, и все пришло в движение. Огневики
нагружали прицепы, вытаскивали из окопов приготовленные к походу гаубицы. А
вскоре враг обрушил свои атаки на весь передний край нашей обороны. Огонь
артиллерийской канонады бушевал вокруг.
Наши связисты отправились снимать телефонные линии. Просачиваясь сквозь
арьергардное прикрытие, в тыл к нам устремились вражеские диверсанты и разведчики.
Связистам пришлось выдержать не одну схватку с фашистской агентурой, но они
благополучно вернулись нагруженными телефонно-кабельным снаряжением, и среди
них — Атаманчук, уставший и опечаленный: он покидал родные места. Не знал наш
связист, что через две недели он окажется в новом испытании. И схватка с врагами
станет для Степана роковой...
* * *
В ночь на 20 августа наши войска, оставляя Коростеньский укрепрайон, начали
отходить на северо-восток, к Днепру. Пятеро суток — без сна, без отдыха. Дни — в
