— Старуха-то где, Марья Потаповна?
— К соседке пошла.
— А-а… — протянул председатель и, скидывая куртку, деловито, как у себя дома, прошел к вешалке. Потом скромненько уселся на краешек скамейки у стола и прогудел:
— Так… Значит, живешь. Домишко-то того… Надо бы новый ставить… А я к тебе, понимаешь ли, за советом. Рыбаки задумали работать по-новому, новыми неводами с использованием новейших, так сказать, достижений в этой самой области. Да-а…
Председатель вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку каких-то бумаг с колонками цифр и чертежами, ударил по ним тыльной стороной ладони.
— Арифметика, язви тя, высшая, — и начал разглаживать листы на столе.
«Хитер, хитер», — подумал про себя Аралов, наблюдая за острыми бегающими глазами Карагозова.
— Видишь ли, дело тут связано с морем, хотя мы и живем на реке. Ну, а ты, как моряк, можешь нам подсказать…
— Я не рыбак, а военный моряк, боцман, — недружелюбно сказал Аралов, понимая, к чему клонит председатель.
— Вот-вот, — подхватил Карагозов. — Тут совет боцмана нам и нужен. Понимаешь ли, новая оснастка требует пересмотра, так сказать, способа постановки и уборки невода. Ведь у нас с этим, язви тя. ерунда получается, по-дедовски, по-дедовски. А я и подумал, нельзя ли что-нибудь перенять из опыта военных моряков по оснастке и уборке тралов. Понимаешь ли, приспособления и все такое прочее… В кратчайшее время! Как на военном корабле. Ведь путина — это тот же морской бой: быстрота, слаженность в работе обеспечивают победу. А мы сколько тратим времени на эти самые операции, язви их.
За дверью кто-то снова затопал ногами, очищая обувь от грязи. Затем раздался стук, и, не ожидая ответа, в дом вошел здоровенный детина в брезентовом куцем плаще и морской фуражке.
Он молча подошел к боцману, тряхнул руку, проговорил невнятно: «Привет. Я — Багровец». Затем повернулся к председателю и, словно пораженный, удивленно раскрыл рот.
— И председатель здесь?! — сказал он таким искусственным шепотом, что Карагозов нахмурился.
— Ну-ну… — прогудел председатель и бровями показал свое неодобрение. Рыбак сразу сбросил со своего лица выражение глупого изумления и, облегченно вздохнув, опустился на скамейку.
В дверь снова застучали, и через порог переступили еще два рыбака. Они чинно поздоровались, пробормотав: «На огонек, на огонек…» — и тоже немало удивились, увидев в гостях у боцмана председателя и Багровца.
Между тем в дом Аралова входили все новые и новые люди, и через несколько минут в комнате стало тесно и душно. Острый рыбный запах наполнил дом. Рыбаки шумно рассаживались вокруг стола и у печки, отменно сердечно здоровались друг с другом, словно виделись впервые.
Пришла мать Аралова, всплеснула руками, поклонилась сборищу и скоренько забегала по дому, собирая на стол.
— Мы на минутку, — остановил ее Карагозов. — Не надо ничего, Марья Потаповна. Да на такую артель у тебя и запасов не хватит.
Марья Потаповна оскорбленно подняла подбородок.
— Да как же так… Чай не нищие. Ты уж, Семен, помолчи.
— Ну-ну, — прогудел председатель. — Я к примеру. Случайно собрались, так зачем…
— Сиди, сиди себе… — махнула рукой старуха и многозначительно сощурила повеселевшие глаза. — Знай свое дело.
Карагозов сел и сразу же приступил к делу, прикрыв маленькой рукой бумаги.
— Раз уж собралась вся артель, так… Понимаете ли, я зашел к Петру Петровичу по делам. А вы? — обратился он к рыбакам. Те переглянулись, заговорили:
— Да мы так…
— Просто навестить.
— Познакомиться с земляком.
— Поговорить.
— Ну да… Реки-то в моря вливаются — все одно, есть о чем поговорить.
Аралов смущенно посматривал на нежданных гостей, растерянно улыбался. Мать поставила на стол зажженную лампу, шепнула сыну, ткнув костлявым кулаком в бок.
— Не сиди байбаком, гости ведь…
Аралов еще больше смутился, поерзал на месте и, пытаясь придать голосу заинтересованность, сказал:
— Ну так, что вы задумали, Семен Семенович?
— Да тут, язви тя, огромное дело. Если развернем — это будет масштаб!
Председатель, разложив по столу бумаги и вооружившись карандашом, начал излагать суть дела. Рыбаки придвинулись, свесив косматые головы над столом. Председатель долго говорил о новой оснастке рыбачьих лодок, подвесных моторах, неводах, «мордах», районах ловли, цикличности в их эксплуатации, изменении организации и порядка лова, переводя на проценты тонны «живого серебра» и налегая на все возрастающие цифры денежных доходов. Рыбаки слушали председателя внимательно, поддакивали, шумно одобряли, покрякивая и глухо гогоча на особо образных выражениях Карагозова. Марья Потаповна сияла. Она живо уставила стол закусками, выставила посередине огромную четырехгранную бутыль зеленого стекла с вином, ткнула кулачком сына в бок. Аралов поднялся, разлил по стаканам и чашкам прозрачную жидкость, пригласил выпить. Не ожидая повторения просьбы, рыбаки потянулись к стаканам, разобрали и умолкли.
— За здоровье хозяйки, — проговорил Багровец. Рыбаки согласно кивнули головами, молча сосредоточенно выпили, бросили в разинутые рты по груздочку, по пельменю, по кружочку колбасы…
— Эка, паря… — протянул кто-то удовлетворенно, погладив рукой по животу. — Хорошо пошло.
Председатель, выждав приличествующее обстоятельству время, снова заговорил. Теперь уж и рыбаки включились в разговор. Вносили свои предложения, спорили, каждый раз оборачиваясь к Аралову, как бы ища у него подтверждения сказанным словам. Аралов молча кивал головой, посматривал на гостей. Сильные, крепкие, надежные люди сидели вокруг него. Аралов с симпатией разглядывал каждого из них, и хорошее чувство, подобное тому, какое бывало у него в кругу сослуживцев, когда моряки, закончив дело, рассаживались за столом в старшинской кают-компании вокруг своего главного боцмана, заполнило его сердце.
Председатель, слушая рыбаков, остро посматривал на боцмана и отрывисто поддакивал.
Бутыль была быстро опорожнена, и Марья Потаповна убрала ее со стола. Разговор среди рыбаков уже пошел другой. Рассказывали о разных былях-небылицах, ругали «проклятые шиверы», спорили о наибольшем весе тайменей…
За полночь Карагозов поднялся из-за стола. Рыбаки сразу смолкли, потянулись к плащам и фуражкам. Попрощались чинно, без лишних слов. Аралов, провожая гостей, ожидал, что председатель или кто-либо из рыбаков скажет ему то, что он боялся весь вечер услышать, ибо твердо решил возвратиться в Севастополь, но ни Карагозов, ни его артельщики не произнесли об этом ни слова.
Аралов долго стоял на крыльце, прислушиваясь к чавкающим по грязи шагам уходящих и думая о чем-то. Лицо его светлело, и, когда затихли шаги рыбаков, он широко улыбнулся, покачал головой и вошел в дом. Мать стояла посредине комнаты и смотрела на улыбающегося сына. Аралов подошел к старушке, обнял ее и, смеясь, проговорил: «Чудаки они…».
— Ну и с богом, — обрадовалась мать чему-то, удовлетворенно передохнув.
Аралов не понял ее, прошел в свою комнату, разделся и лег в постель. На душе у него было хорошо. Он лежал, глядел в потолок, освещенный желтыми полосами от помигивающей лампы, и улыбался. Потом протянул руку к лампе и несколько раз резко, но легонько ударил ладонью по срезу лампового стекла. Желтый язычок пламени раздвоился, свернулся, как осенний листочек, затрепетал и погас.
Утром чуть свет Аралов поднялся. Мать уже была на ногах. Она молча собрала ему на стол нехитрый завтрак. Боцман поел и вышел на улицу. Мать догнала его, сунула в руки какой-то узелок. Аралов взял его в руки и сквозь платок почувствовал на ладонях крутые и горячие бока свежеиспеченного хлеба.
— Шаньги? — спросил он, усмехнувшись. Мать кивнула головой. Сын хотел вернуть узелок обратно, но, посмотрев на мать, раздумал, сунул его за борт шинели и пошел к реке. Стояло звонкое, прозрачное утро. Белые перья облаков неподвижно висели высоко в светлеющем небе. Восток сиял чистой радугой рассвета.
Перед спуском к рыбачьему становищу Аралов постоял, поглядывая на неторопливо готовящихся к работе рыбаков. Лодки были уже вытолкнуты на воду и покачивались, уткнувшись острыми носами в прибрежную гальку. Карагозов бегал от лодки к лодке, размахивая руками. Его густой бас отдавался многократным протяжным эхом по реке.
Громко прокашлявшись, Аралов начал спускаться вниз. Рыбаки повернули к нему головы, оторвались на минуту от дела.
Неожиданно за спиной Аралова послышалось шуршанье гальки, и к его ногам подкатился живой комок. Это был Леня. Он встал, отряхнулся и посмотрел на боцмана.
— А я догадался, что вы рыбак, — сказал мальчик хитро и весело.
— Рыбак? — переспросил Аралов и покосился на председателя. Рыбаки молча смотрели на него и мальчика. Аралов помедлил с ответом.
