— Так это из дота фашистского, товарищ командир… — с гордостью пояснил Талатёнков. — Жалко такому добру зазря пропадать… Эх, обидно, что пулемет раскурочен оказался. Патронов к нему — целая куча. Зато шоколаду — вагон… В смысле — ящик… Угощайтесь, товарищ командир…
Талатёнков протянул Аникину несколько плиток. Тот взял — для себя и Карпенко.
Вернувшись к своему окопу, Андрей протянул Николаю шоколад.
— Товарищ командир… я ж тоже в доте затаривался… — улыбнулся Карпенко и высунул из кармана гимнастерки обгрызенную шоколадную плитку. Недолго думая, он отправил ее в рот и принялся с усердием жевать.
— Эх, товарищ командир, кто знает, удастся ли еще сладкой жизни, как говорится, вкусить. А то эти вот, «фердинанды»… — проговорил Карпенко, кивая головой в сторону врага. — Уж больно многообещающе выглядят…
Андрей внимательно окинул взглядом все расстилающееся перед высотой поле. Дело действительно принимало совсем невеселый оборот. Еще километрах в полутора самоходки стали разворачиваться в цепь. Как только они выстроились в неровную шеренгу, раздался нестройный залп. Два снаряда ухнули на склоне высоты, прямо перед позициями, засыпав штрафников кубометрами земли.
Два других снаряда немецких самоходок предназначались для «тридцатьчетверки», укрывшейся в овражке на правом фланге. Первый снаряд лег перед носом советского танка, накрыв того земляной завесой. Экипаж, словно предчувствуя беду, попытался сманеврировать, сдав назад. Но этот маневр сыграл роковую роль.
Второй снаряд, пущенный одним из «фердинандов», ударил по касательной, в левый борт. Сбоку, прямо на том месте, где у танка были прикреплены топливные баки, вырос сноп огня. Машина дернулась и задымилась. Почти сразу на башне и со стороны механика-водителя откинулись люки. Из башни повалил густой дым.
Из люка в передней части танка показался танкист. Шатаясь, как пьяный, он выкарабкался на броню и, не удержавшись, скатился под гусеницы. Следом из башенного люка вылез другой. Шлем и комбинезон на нем горели. Резким движением руки скинув горящий шлем, он прыгнул на землю и принялся быстро-быстро кататься, стараясь сбить и погасить на себе пламя. Ему это удалось еще до того, как третий танкист выкарабкался из люка впереди танка. Сначала тот вытащил наружу пулемет. Бросив его на броню, он уперся ладонями, пытаясь на руках подняться на поверхность. Здесь его и настигла очередь вражеского пулемета. Пулеметчики сразу нескольких «тигров» секли броню «тридцатьчетверки» нескончаемыми очередями. Тело танкиста еще несколько раз вздрагивало от попаданий пуль.
Помочь экипажу штрафники ничем не могли. Слишком велико было расстояние до подножия высоты, и укрыться там было негде. Склон возвышенности был ровным, как стол. Танкист, первым выкарабкавшийся из машины, подполз к своему товарищу, тому, который пытался сбить с себя пламя. Видимо, он получил серьезные ожоги и не мог самостоятельно двигаться. Товарищ оттащил его в овражек, в котором несколько минут назад укрывался их танк.
Покончив с одним «Т-34», «фердинанды» тут же переключились на вторую машину, ту, которая совершила дерзкий рывок поперек поля, подбив командирскую машину «тигров». Однако самоходки опоздали. Танкисты уже завершали маневр и, достигнув левого фланга высоты, стремительно повернули в глубь позиций, используя склон высоты как естественное прикрытие.
Тем временем под прикрытием такой мощной огневой поддержки цепи вражеских солдат занимали свои сектора наступления. Фигурки сыпали, как горох, с бортов бронетранспортеров и грузовиков, бегом перемещаясь с тыла в сторону «тигров». Те, видимо, ожидая пехоту, оставались на месте, отдав позиции штрафников в полное ведение своих пулеметчиков.
— Вишь, гады полосатые, испугались без прикрытия пехоты соваться… — предположил Карпенко.
— Значит, они толком не знают, сколько нас тут… — продолжил мысль Аникин.
— А для нас это хорошо или плохо? — спросил Николай.
— Черт его знает. Пока хорошо. Вот только сколько им времени понадобится, чтобы раскусить наш боевой потенциал, — сплевывая, проговорил Аникин.
— Чего, чего? Мою потенцию раскусить?.. — ухмыльнулся Карпенко. — А вот им…
Он красноречиво согнул руку в локте, адресуя жест в сторону фашистов.
— Николай, а много набралось трофейных винтовок и карабинов? — сморщив лоб, в смятении спросил Андрей.
— Исходя из агромадной, в кавычках, численности нашей разведгруппы, можно сказать коротко: уйма… — начал Карпенко. — У них там в доте что-то на манер оружейной комнаты. И представьте, наших винтовок много: и «мосинки», и «самозарядки». И патронов — ешь не хочу.
— Не хочу… — шутливо подначил его Аникин. — Это сейчас, после шоколада, есть не хочется, а немного погодя — еще как захочется… Когда начнем фашиста потчевать, а он нас — кормить… Полными тарелками…
— Я так думаю, товарищ командир, что там столько… — серьезно проговорил Карпенко. — Что у нас каждый, если че, из винтовок сможет с двух рук пулять. Чисто по-македонски…
— Это ты верно угадываешь… В самую точку… — Аникин отбросил в сторону, как ненужную вещь, немецкий пистолет-пулемет. — Нам эти винтовки каждому в руки и требуется вручить. — У нас одна надежда — продержаться, пока наши не подойдут, — пояснил Андрей. — Поэтому фашиста нам надо как можно дальше огнем встречать. Пехоту их чертову. А у этого распылителя, — он ткнул пальцем в автомат, — дальше ста метров сплошные брызги шампанского и никакого толку. Ты вот что, Николай, давай помоги мне. Надо всех наших винтовками снабдить. Тогда у нас толк будет…
Они вчетвером — Аникин, Карпенко, Талатёнков и Алханов — только успели нырнуть в бетонную коробку дота, когда макушку возвышенности потрясла новая серия взрывов. «Фердинанды», остановившись примерно в километре от подножия высоты, принялись методично перепахивать позиции штрафников. Но начали они из глубины, от старых немецких позиций. Как раз туда отправились за дальнобойным стрелковым оружием штрафники во главе со своим командиром.
Толстенные бетонные стены оказались очень кстати. Залпы самоходок словно дали отмашку доя «тигров». Они тоже открыли огонь из башенных орудий. Высота ходила ходуном, и казалось, что метровые стены дота расколются, как скорлупки.
— Патронов набирайте побольше… А то по нескольку раз бегать вряд ли получится! — подсказывал Аникин.
— Ну, дэла, товарищ командир, у них тут красноармэйских карабинов большэ, чем своих… — приговаривал Алханов с ярко выраженным кавказским акцентом.
— Видать, наш склад захватили или партизанский… — предположил Карпенко. — Немчура по этой части — скупердяи страшные. Все, что стреляет, при себе держат. Мы под Сталинградом каких только трофейных диковин не увидели. И мадьярские, и финские, и шведские «стрелялки». Вся Европа доя фрицев годится…
— А вполне и наши запасы используют. Еще те, которые в начале войны захватили… — заметил Аникин. — Потому как немец толк в оружии понимает и, к примеру, давно понял, что наша «света» любую их винтовку за пояс заткнет.
Талатёнков и Алханов непонимающе оглянулись на командира. При чем тут Света, когда он вытащил из аккуратно составленного в углу комнаты оружия винтовку.
— Эх, деревня! — нашелся Карпенко. — «Света» — это никакая не Света… Ну, в смысле, это, конечно, «света», только не… Короче, «эсвэтэшку» так кличут… Самозарядная винтовка Токарева… Верно я говорю, товарищ командир?
— Кумекаешь, Егор. Сразу видно, что под Сталинградом не прохлаждался… — обрадованно ответил Аникин.
— Да, приходилось из «светы» стрелять… Шустро пуляет… Только, признаться по правде, товарищ командир… — Карпенко поморщил переносицу. — Чересчур она капризная: то не та смазка, то не то обращение. Одно слово — женщина.
— Тоже мне, ловелас называется, — шутливо покачал головой Аникин. — Ты прояви к ней обращение и ласку, и она тебе столько фрицев положит, сколько за сто лет из трофейного фашистского не уложить…
Андрей действительно обрадовался, увидев «самозарядку» в углу комнаты. Он незамедлительно извлек винтовку из груды другого оружия. Снял с предохранителя, передернул затвор, оглядел металлический кожух, ствол и прицел. Она была в идеальном состоянии, будто только что смазана.
— Да, с уходом за оружием у фашиста все в полном порядке… — отметил вслух Аникин, вставляя полный магазин.
Он запасливо ссыпал в свой вещмешок россыпь магазинов для «эсвэтэшки» и столько же магазинов от «мосинки» под пять патронов, которые также вполне подходили для стрельбы из «светы».
— Ну, что, товарищи бойцы, мы тут, как в пещере Аладдина, всю жизнь можем ковыряться, а фашист тем временем напирает по полной программе… — наконец прекратил нескончаемое пополнение боезапасов Аникин. — Так что пожалуйте на выход…
