указана стандартно: выполнение задания командования.
– Блинову там не управиться, – вздохнул Алехин. – Тридцать один пятьсот восемнадцать – это что за часть?
– Второго Белорусского фронта. Я сделал запрос. Подполковника не было, потому и задержался.
– Если они действительно из этой части... другого фронта, что же они лазят у нас по хуторам? Странно... Твои соображения?
– Ничего примечательного. Держатся спокойно, непринужденно... По виду в армии не новички... Их надо понаблюдать, – заключил Таманцев. – Вы же сами говорите – проверяемые. Возможно, этим и ограничится... К утру будет ответ.
– Ну уж к утру.
– Будет, – заверил Таманцев. – Я сам звонил по вэ-че в Управление Второго Белорусского. И передал с литером «Весьма срочно»... За подписью генерала.
– Плачет по тебе гауптвахта, – покачал головой Алехин. – Кончится война, посадить на полгодика – вполне по заслугам!
– Уж я бы там отоспался. И ряшку бы наел – во! – Таманцев развел руками. – Есть элементы авантюризма, – со вздохом признал он, – но исключительно для пользы дела.
– Там гроза... – оборачиваясь в сторону Лиды, помолчав, проговорил Алехин.
– Уж это точно!.. Веселенькая ночка вам предстоит...
Таманцев осмотрел темное небо, потом лес впереди – выглядело все вокруг мрачно, диковато – и заметил:
– Прекрасное место для отдыха. В каком отеле для нас приготовлены номера?
Алехин, будто не слыша, молчал.
– Распорядитесь доставить туда багаж, – не унимался Таманцев, – массажистку и педикюрных операторов.
– Ожидают тебя с нетерпением, – принимая тон Таманцева, сказал Алехин.
– Очень мило... А каков приказ Родины?
– Взять Казимира Павловского и тех, кто с ним, – вполне серьезно сказал Алехин.
– Кто это – Павловский? – спросил Фомченко; он, видно, был любознателен и, во всяком случае, хотел быть в курсе дела; а Лужнов молчал.
– Агент германской разведки, – оборачиваясь, сказал Алехин.
– Милейший парень, – добавил Таманцев. – Девять успешных перебросок и четыре железки от немцев... Особо опасен при задержании. Как-то под настроение ухлопал трех лопухов из комендатуры.
– Понятно, – несколько озадаченно проговорил Фомченко.
– Ну уж – лопухов, – не согласился Алехин. – Офицера и двух патрулей. С ним надо ухо держать востро. Я ознакомлю вас с ориентировкой и фотографиями, – пообещал он.
– Нам сказали... – наконец произнес Лужнов, – здесь полно банд. Правда?
– Говорят, убивают, – Таманцев пожал плечами, – но мы не видели.
Лужнов держал автомат наизготове, время от времени утыкаясь стволом в спину Таманцеву.
– Поставьте на предохранитель, – посоветовал ему Алехин и улыбнулся. – Вы летчик?
– Летчик, – покраснев, подтвердил Лужнов и сдвинул шишечку.
– Восемьдесят семь боевых вылетов, – сказал за него Фомченко. – Комиссован после ранения. Как и я, грешный...
«Вот так... Восемьдесят семь боевых вылетов, а автомата, возможно, в руках не держал. Летчики... Ладно, скажи спасибо, что этих дали».
Они вышли к всполью и все четверо встали за кустами. На поле, метрах в двухстах от них, виднелся добротный дом с мансардой, левее – две бедноватые хаты, за ними зловеще чернел лес.
– Это дом Павловских, – показал Алехин.
– Он заколочен, – заметил Таманцев.
– Да... Сам хозяин, Павловский-старший, арестован как фольксдойче... Сидит в Лиде, – объяснил Алехин Фомченко и Лужнову. – В меньшей хате, – Алехин указал рукой, – проживает Юлия Антонюк.
– А это кто? – нетерпеливо осведомился Таманцев.
– Сирота... Она с детства в услужении у Павловских; то ли батрачка, то ли служанка – не поймешь. Имеет дочку полутора лет.
– От кого? – спросил Таманцев.
– Поговаривают, что от немца, но я думаю иначе... Эта Юлия – родная сестра жены Свирида. Кстати, вон его хата...
– А кто это – Свирид? – вступился Фомченко.
– Приятель капитана, – с иронией заметил Таманцев. – Он и подарил нам Павловского.
– Вот именно... – улыбнулся Алехин и пояснил Фомченко: – Обездоленный человек, горбун.
– А тетка? – озабоченно спросил Таманцев. – У Казимира тут где-то есть родная тетка.
– Не здесь, а в Каменке... Я отдаю предпочтение Юлии. На две засады у нас просто нет сил.
– Нам-то все равно, где блох кормить – там или тут. – Таманцев сплюнул. – Только просветите. Не дайте помереть дурой! При чем тут Юлия? Почему Павловский должен появиться здесь?..
32. АЛЕХИН
Трудно было допустить, что, попав в эти места после многих месяцев отсутствия, Павловский не попытается встретиться с кем-либо из родных или близких ему людей. Но с кем?
Отец, которого он, по словам крестьян, уважал и любил, находился в тюрьме, дом стоял заколоченный, и со стороны издалека было видно, что там никто не живет. Следовало предполагать, что Павловский через кого-нибудь (скорей всего через свою родную тетку Зофию Басияда) постарается узнать о судьбе отца.
Как я выяснил, Басияда, истовая католичка, без симпатии относилась к немцам, запрещавшим религиозные службы на польском языке и жестоко притеснявшим не только рядовых верующих, но и «наместников божьих» – ксендзов. Фактом было, что она, наполовину немка, не подписала фолькслист, как это сделали ее брат и племянник, хотя в тяжелых условиях оккупации германское гражданство давало немалые блага. Своего единственного брата она любила, с племянником же отношения у нее, как я понял, были не лучшие.
Обдумывая все, что мне удалось узнать о Павловских, Свиридах, о их родственниках, я из двух вариантов – Зофия Басияда и Юлия Антонюк – постепенно склонился ко второму.
Дело в том, что у меня еще раньше возникло предположение, что дочка у Юлии Антонюк от Казимира Павловского.
Эта догадка появилась у меня, когда, узнав, кто такая Юлия, я обдумывал текст записки, извлеченной из пирога в отделе госбезопасности. Зачем сидящему в тюрьме отнюдь не сентиментальному пожилому человеку в коротком тайном послании сообщать, что девочка его батрачки здорова?
Мысль эта получила некоторое подтверждение, когда на одной из двух фотографий Павловского, принесенных Свиридом, я не без труда разобрал стертую кем-то надпись: «Самой дорогой от Казика». И ниже: «1943 год».
Кто мог быть для Павловского-младшего «самой дорогой» в доме Свирида? Как попала туда эта карточка?.. Естественным было предположение, что фотография подарена Казимиром Юлии. И что полтора месяца назад после спешного отъезда Юлии карточка вместе с другими ее вещами попала в дом к Свириду.
Кто же и когда стер надпись?.. Возможно,
