– С Гитлером бы их на одной перекладине...- мечтательно проговорил первый и неожиданно добавил: - Его, Антонеску, теперь, кажись, и сами румыны повесили б...
– Кто знает?
– Что ж там знать? Повесили б, говорю тебе!
– А почему ты так думаешь?
– Почему, почему!.. Тоже мне новый почемукин объявился!.. Что ты ко мне пристал? - зашумел солдат, должно быть больше сердясь на себя оттого, что не мог сразу ответить.
Он помолчал, подумал и уже уверенно выложил:
– Ты видал, что в Гарманешти творится? Подняли румыны голову. Митинги у них там и прочее. По шапке хотят они своего Антонеску. А откуда у румын взялась такая храбрость, как ты думаешь? - наступал на своего оппонента солдат.- А я скажу тебе откуда. Силу простой румын, трудовой то есть, почувствовал, потому что мы с тобой здесь объявились. Мы хоть в ихние дела и не влезаем, а духу придаем, смелости в общем. К тому же мы их не обижаем. Стало быть, их обманывали насчет нас, головы им морочили то есть... А кто морочил? Ясное дело, Антонеску, этот Ион паршивый! Понял теперь?!
Сквозь сетку брызгами лился яркий полдневный свет, рябил мельчайшими бликами бронзовые лица артиллеристов, нагревал стальные тела орудий.
– Снять сетки! - скомандовал старший на батарее, и огневые ожили.
– Гляньте, ребята, пехота уже навострила уши! - крикнул Громовой, показывая на стрелков, которые, облокотившись на кромки окопов, напряженно всматривались вперед, в подернутые текучим маревом седые горбы дотов.
Недалеко от батареи Гунько расположился со своим молодым помощником старшина Фетисов. Он и Федченко, тот самый юный солдат, которого Фетисов когда-то обучал окопному искусству, приготовились бить по амбразурам дотов. По должности старшины роты ему, Фетисову, находиться бы не здесь, но он упросил командира роты и комбата разрешить ему произвести "эксперимент", испытать новое свое изобретение - бронебойку с оптическим прицелом. Адъютант старший батальона, лейтенант Марченко, только что возвратившийся из госпиталя, плохо верил в затею Фетисова и сказал ему:
– Бросил бы ты, старшина, заниматься ерундой. Ничего из этого не получится.
Фетисов удивился таким словам Марченко, но спорить с начальником не полагалось. За старшину, однако, вступился комбат и разрешил испытать новое оружие. А когда Фетисов отошел, комбат сказал, обращаясь к адъютанту старшему:
– Не понимаю я тебя, Марченко. Ведь грамотный ты человек. Штабное дело поставил в батальоне неплохо. И вдруг не уразумел простых вещей. Ведь для нас Фетисов - клад!
Генерал Сизов с самого утра находился на своем наблюдательном пункте. Сюда позже пришел и начальник политотдела. Демин вместе с работниками своего аппарата последние дни почти все время находился в полках, проверяя готовность подразделений, накоротке совещаясь с заместителями командиров по политической части, с парторгами, комсоргами и агитаторами. Сейчас полковник делился с генералом своими впечатлениями.
– В первом батальоне тюлинского полка были? - спросил Сизов.
– Был.
– Как там Марченко себя чувствует?
– По-моему, с ним все в порядке. Хлопочет, ни себе, ни другим покоя не дает. Не без заскоков, конечно. Не хотел, например, дать старшине Фетисову испытать свое изобретение. В батальоне этом есть такой удивительный вояка!
– Фетисов-то? Знаю о нем. Еще по Днепру! Конструктор-рационализатор!
– Вот-вот! Какая светлая голова! Вы знаете, что он придумал? Бронебойное ружье с оптическим прицелом, то есть снайперскую бронебойку. Буду, говорит, по амбразурам дотов бить. Каково!
– Ловко придумал, ничего не скажешь! - от души похвалил генерал.-Наверное, в дивизии таких много, только мы их плохо знаем. Ваши политработники, Федор Николаевич, в первую очередь должны присматриваться к таким людям и сообщать о них нам. Мы, начальники, должны учиться у таких своих солдат. Ведь это золотой народ. Сколько полезного они могут подсказать нам!
Демин помрачнел. "Начальник политотдела - и упустил такой важный вопрос",- подумал он про себя осуждающе.
– Выберем подходящее время и место. Проведем вроде слета бывалых воинов,- сказал он.
– Хорошая мысль. Обязательно созовем такой слет. А пока что дайте указание своим работникам, чтобы присматривались к людям, искали в ротах своих Фетисовых...- генерал еще что-то хотел сказать, но подошел адъютант и показал на часы.
– Пять минут осталось, товарищ генерал.
– Хорошо. Передайте командирам полков, чтобы не отходили от аппаратов,- лицо комдива приняло свое обычное суровое выражение, которое -Демин знал это - станет радостно воодушевленным, как только начнется дело.
Сизов снова обратился к полковнику Павлову:
– Так вы, Петр Петрович, полагаете, что разведчики все еще находятся в доте?
– Да, Иван Семенович, так. Иначе немцы не стали бы стрелять по своему же доту,- ответил Павлов, чаще обычного встряхивая контуженым плечом.- И Забаров убежден в этом. А ведь он, сами знаете, ошибается редко. И очень просил меня, чтобы артиллеристы не трогали центрального дота.
– А если разведчиков уже нет? Вы понимаете...
Оба замолчали.
– Понимаю,- после некоторого раздумья сказал Павлов.
– Если в доте в самую последнюю минуту окажется враг, то это - сотни наших жертв, и полки не прорвутся...
– Вы - командир дивизии, принимайте решение сами,- глухо проговорил до этого молчавший Демин.
Лицо генерала налилось кровью. Он подошел к стереотрубе, глянул в нее, потом оторвался и снова заговорил, обращаясь к офицерам, но только уже на другую тему:
– Как видите, опять на нашу долю пришлась самая неблагодарная задача...
– Делать вид, что мы-то и являемся гвоздем всего дела, главным направлением? - начальник политотдела устало улыбнулся, вспомнив, что точно такую же задачу дивизия выполняла на Донце.- А мне думается, Иван Семенович, что это - самая благодарная задача: обманывать противника, путать все его карты.
– Так-то оно так. Но люди...- генерал поморщился, помрачнел.-Впереди сплошные доты, а у нас артиллерии... сами знаете. Половину орудий пришлось отдать левому соседу. Вся надежда на тяжелые пушки. А сегодня отправили все тому же левому соседу еще две минометные батареи.
– Очевидно, так нужно.
– Разумеется,- сказал генерал и сразу стал прежним -спокойно-сосредоточенным. Плечи его по обыкновению приподнялись, и весь он сделался каким-то упругим. Обернувшись к Павлову, сказал:
– Петр Петрович, центральный не трогать.
Павлов и Демин облегченно вздохнули, но через минуту беспокойство охватило их с новой силой: "А вдруг в доте будут немцы?"
Генерал позвонил командиру полка Тюлину:
– Направление держать на центральный дот.
Положил трубку, присел, откинул тяжелую голову назад, прижавшись затылком к холодной стенке блиндажа. Долго молча глядели друг другу в глаза - начподив и генерал. Им, должно быть, было очень тяжело. Потом Сизов быстро встал на свои твердые, сильные ноги, как-то встряхнулся, громко и торжественно сказал:
– Петр Петрович, начинайте!
Из кармана полинялых, истертых до блеска, словом - видавших виды брюк Владимира Фетисова выглядывала аккуратно свернутая кумачовая головка маленького флажка,- такие флажки покупают наши люди своим детям в дни революционных праздников.
Рядовой Федченко давно уж присматривался к этому флажку, но все не решался спросить старшину, зачем он ему понадобился. Наконец не выдержал и легонько ткнул по карману Фетисова.
– Это... для чего, товарищ старшина?
– А что, помешал он тебе?
– Нет, просто так. Интерес разобрал. Зачем, мол, этот флажок старшине понадобился. Первое мая прошло, а до Октябрьской далековато...
– У нас и ныне праздник. Разве не знаешь, какой день? Вот сейчас...
Близкий и оглушительно резкий выстрел орудия Печкина оборвал речь Владимира.
– Началось!..- с ликующей дрожью в голосе прошептал Фетисов, чувствуя, как колючий, лихорадящий ток побежал по его жилам.
Разом с орудиями Гунько заговорили другие батареи, подали свой голос тяжелые пушки. Но артподготовка была необычно короткой и совсем, пожалуй, нестрашной для неприятеля,- она во всем не походила на те, которые предшествуют крупным наступательным операциям.
Едва открыли огонь батареи, в воздух врезались и певуче огласили окрестность красные ракеты. Тут же мимо Фетисова и Федченко, справа и слева, а то и перепрыгивая через них, на гору, к хмуро насупившимся и молчавшим дотам, побежали пехотинцы из роты Фетисова, наступавшей на самом левом фланге полка. Старшину так и подмывало вскочить на ноги и присоединиться к атакующим. Но, вспомнив, что он находится здесь с другой задачей, еще плотнее прильнул к бронебойке. Бегущие пехотинцы сквозь оптику прицела казались ему сказочными великанами. От вражеских укреплений их отделяло совсем малое расстояние. Вот бы еще одна, две перебежки - и...
