У нас в 860-м ОМП был один культурный объект — клуб. Располагался он до 1984 года там, где ему и полагалось — на отшибе палаточного городка, между умывальником и полковым туалетом. Весной построили новый клуб — возле офицерских жилых модулей возвели ЦРМ, внутри ангара установили импровизированную сцену, повесили экран и расставили стулья. А старую палатку отдали под жилье клубной команде: киномеханик, художник-оформитель, фотограф — человек пять всего. Там же оборудовали фотостудию, лабораторию и еще что-то.
Киномеханик был земляком Зуба, а фотограф полка — Гришка Антрацит моим. А у меня их на всю часть всего трое. Землячество мы ценили и частенько захаживали в гости. Естественно, мы к ним. В их палатке чуть ли не богемная вольница, «план» иногда… а у нас, что делать, одни автоматы да «эфки».
В ту памятную субботу подходит ко мне после фильма Зуб и говорит:
— Митяй мэнэ «на косяк» запрошуе. Пийдэш?
Ну, а куда ж я денусь? После отбоя двинулись в клуб…
В палатке у ребят дым коромыслом, трехлитровая банка чая в истерике заходится — забыли вовремя «штурмовой» кипятильник выдернуть, кто-то уже спит, кто-то смехом себя изводит — как раз вовремя! Нам рады — усадили, чайку налили, Митяй засуетился, новую сигарету забивает. Вдруг слышим:
— Давай, Дима, и на меня «кропаль»… может — последняя!
Когда ТАК говорят, понятно — не сегодня последняя…
Народ в армии, на войне суеверный и о таких вещах распространяться вообще-то не принято, тем более в отношении самого себя. Все сразу замолчали и повернулись к говорившему.
Им оказался сержант разведроты. Один из тех — переданных в команду Морозова. Имени его я не запомнил, а вот фамилия у сержанта была знатная Румянцев. Мы с Зубом переглянулись и спросили:
— А что так?
— Та… — протянул он неопределенно и, помолчав, с расстановкой добавил: — Завтра ДШК пойдем «снимать»…
Бравада исконно присуща разведке, но не до такой же степени?.. Зуб опять на него покосился и спросил:
— Так якого ж биса ты тут робыш?
Сержант, видимо, до этого хорошо «дернул» и сразу не понял:
— А че?
— Ничого! Вали давай отсюда, вояка!
Сержант после такой отповеди стал кое-что понимать и уже более осознанно уставился на Зуба.
А у того на лице все написано: еще немного и вышвырнет сержантика из палатки за шиворот. Это в лучшем случае…
Пацан не стал дожидаться такого поворота событий, окончательно осознал ситуацию и быстренько исчез.
Мы тоже в тот вечер долго не засиделись. Неохота почему-то было…
Эпизод этот с сержантом вскоре, наверное, вообще забылся бы, если бы история не получила продолжения.
А наступило оно за полчаса до подъема в понедельник.
Самое начало я проспал. Проснулся от злющего толчка в бок и яростного шипения взводного:
— Тебе что, Бобер, особое приглашение требуется? Подъем, морда! Тревога!
По ходу сборов я узнал, что отдельный разведвзвод «в полной жопе» где-то за десять-двенадцать километров от полка в направлении высоты «Две семьсот», именуемой у нас «Зуб». А то вотчина самого Басира! Полторы тысячи штыков, как минимум, поднять сможет при желании. Лучше — не придумаешь. В 1981 году находившийся там укрепрайон брали штурмом и положили в скалах чуть ли не треть батальона. Я тоже побывал на высоте Санги-Дзундзан в марте восемьдесят третьего, воспоминания не из приятных. То еще, бля, местечко…
Вытаскивать спецназ кинули разведроту, усилив ее третьим взводом четвертой МСР и первым пулеметным взводом шестой роты.
По преданию, наш новый ротный, капитан Степанов, заменивший старшего лейтенанта Пухова, на прощальной пирушке клятвенно Виктору Григорьевичу пообещал продолжить традицию и не потерять в подразделении ни одного человека. Помня о своей клятве, он добавил к взводу Звонарева всех старослужащих пулеметчиков и снайперов, а, кроме того, подкинул еще и троих сержантов — дедов. Так что получилось нас почти тридцать человек.
Выходили налегке: октябрь — это еще лето. Сухпай не брали. Правда, боекомплект, по любимому выражению взводного, торчал из одного места. Ну, естественно, мы с Зубом в последний момент, как всегда, «забыли» взять каски. Но Серега настолько был заведен в штабе, что даже не заметил. А «не замечал» он нашего самовольства только в очень серьезных случаях, когда предчувствовал, что ему придется нас куда-то «сунуть». Уже с месяц как «гражданские», мы были его «невнимательностью» весьма обеспокоены. Еще бы! Двадцать пятый месяц службы на исходе, а тут нате вам, подарок — выручать новоиспеченный спецназ.
Сели на машины, поехали. Километра через три, у самого подъема, спешились и полезли вверх. Через час до нас стали отчетливо доноситься звуки очередей. Правда, разобраться в ситуации по этим очередям было трудно: духи тоже были вооружены АКМами. Еще через пару километров начали обстреливать и нас. Но как-то вяло, длинными очередями и с дальней дистанции. Мы даже отвечать не стали. Вот тогда-то и ранили замполита разведроты.
Автоматная пуля на излете попала ему в ягодицу, что вызвало целую бурю всеобщего веселья. Его что-то хлопнуло по заду, и он поначалу даже не понял, в чем дело, а потом, метров через сто, вдруг почувствовал, что по ноге течет. Остановился, приподнял штанину и, увидев кровь, с неподдельным возмущением, совершенно серьезно сказал:
— Вот бляди, а?.. Коммуниста — и в сраку!
Перевязывать, конечно же, не стали. Потом выяснилось, что пуля даже не застряла в мягких тканях, а вывалилась там же, по дороге. Это послужило в дальнейшем темой для новых шуточек: «Надо же было так «вычислить» — мало того, что в задницу, так еще и сувенира на память не оставили!»
Когда мы выскочили на главный хребет и прошли метров пятьсот, в наушниках радиостанции прозвучал хриплый властный голос:
— «Ворон-3», берите выше. Вы бьете нам через голову!
Я передал этот приказ взводному, и мы, остановив шедшую чуть позади нас разведку, недоуменно уставились на буквально в пятидесяти метрах от нас прогнувшую хребет седловину. За этой седловиной вновь поднимался «наш» гребень, и там вдалеке уже мелькали шустрые фигурки, явно — аллахеры. Слева же, в проеме, метрах в шестистах, был виден параллельный хребет, откуда и велся основной огонь. Били уже хорошо, весьма прицельно, так что наша группа была вынуждена идти не по самому гребню, а на два-три метра ниже — по скату правой стороны. Только перед самой седловиной, когда уже деваться было некуда, мы выставили пулеметы и стали понемножку дружно давить правоверных. Два десятка ПК — мало не покажется! И тут, здрасьте — через голову! Тогда где же, в таком случае, ваши головы?!
Ничего не уяснив, мы дали запрос обозначить себя. Через пару секунд из-под земли, в каких-то тридцати-сорока метрах, вылетела осветительная ракета. Вокруг стояло человек пятьдесят, и, по-моему, у всех глаза на лоб полезли — вот так спецназ!
Более бездарной и безнадежной, более неприспособленной к обороне позиции не было в радиусе как минимум десяти километров. Взвод Морозова, вырыв пять окопов полного профиля и укрыв их маскировочными сетями, сидел посередине тридцатиметровой ямы, подпираемой с трех сторон господствующими высотами.
Им просто трижды повезло. У правоверных в этот раз под рукой не оказалось ни одного сраного минометишки — раз, просто не хватило времени, чтобы добить «спецов» до конца, это — во-вторых. А в-третьих, духи зажали их ночью, и к рассвету разведчики успели вырыть глубокие норы.
Шок от увиденного был настолько силен, что все сразу замолчали, и даже пулеметчики, взявшиеся было за подавление огневых точек, уставились на офицеров. Звонарев ждал команды — руководил операцией командир разведроты. Он-то и нарушил тяжелое молчание.
Капитан взял у своего солдата переговорное устройство и вызвал Морозова. У того, кажется, был позывной: «Сова». Серега, незаметно поманив меня пальцем. Показал жестом, чтобы я перевернул наушник — тоже интересно послушать. Ротный холодно распорядился:
— «Филин» на связи. Докладывай обстановку…
— У нас два трупа и раненых — трое. Сами выйти не можем. Пройдите ниже нас, прикройте пулеметами и киньте несколько человек на помощь. Вытаскивать…
— Ну а сам, как себя чувствуешь?
Старший лейтенант долго не отвечал, потом в наушнике прохрипело:
— Легкое ранение… в шею. Дойду сам.
— Здесь я решаю. Кто как проходит и куда доходит… и как! Ты меня слышишь? Когда вас вытащат, я надеюсь увидеть три трупа. Ты меня понял?..
Ответа не последовало.
Звонарев подошел к старшим офицерам, минуты три они там вполголоса о чем-то переговорили, и Серега вернулся к нам. Увидев его подобревшее, почти ласковое лицо, Зуб внезапно скорчил такое умное выражение на своей морде, что полвзвода так и прыснуло. А Гриша, не обращая на смех никакого внимания и всем видом показывая, что ему, как всегда, досталась самая опасная и неблагодарная работа, полез с пулеметом наверх. Взводный не выдержал: