К вездеходу с необыкновенной расторопностью подбежал, будто шар подкатился, маленький, толстенький полковник инженерных войск, начальник строительства укрепрайона. О нем никак нельзя было сказать, что он вытянулся в струнку перед начальством, скорей он еще более округлился и замер, напоминая фарфоровую статуэтку.
Генерал грузно сошел на землю и вялым кивком ответил на приветствие полковника. Это был крупный мужчина, с типичным видом солдафона: подчеркнуто прямой корпус (на Руси говорят — «будто аршин проглотил»), тяжелая, словно вытесанная из четырехугольного бурого камня, застывшая физиономия.
— Мне нужен инженер-капитан Тиба, — сказал генерал, отряхивая пыль с широкой накидки.
— Он, как всегда, в подземелье, господин командующий.
— Много еще осталось работы?
— На три-четыре дня, господин командующий, — чеканил в подобострастии полковник. — В каземате номер шесть пробилась вода в нижнем этаже. Туда переброшена сейчас большая партия военнопленных.
— Снова вода? А как на западном? Обвалов больше нет?
— Там все благополучно, господин командующий. Идет очистка подземелий от опалубки и мусора…
— Поедете с нами, — приказал генерал и направился к вездеходу.
Осмотр укрепрайона командующий начал с восточного участка, расположенного вдоль тихоокеанского побережья. Еще издали можно было заметить, как из-под земли возникает цепочка людей, окруженная охраной, и обрывается возле оврага на краю плато. Это был живой конвейер, по которому из подземелья к оврагу передавались ведра с грязной жижей. Опорожненные ведра по тому же конвейеру возвращались обратно.
Генерал и его спутники некоторое время наблюдали картину ритмически слаженного труда, потом направились в подземелье. Генерал с опаской проходил вдоль рядов живых механизмов. В тускло освещенных фонарями галереях было тесно и пахло сыростью. Лица людей казались странными восковыми масками, слепленными здесь невесть кем и невесть когда.
Свита достигла дна каземата с высокими стенами, облицованными бетоном. В одном из его углов с угрожающим шумом прорывался ключ. Вокруг при тусклом освещении толпились темные фигуры, и нельзя было разобраться, кто здесь охрана, а кто военнопленные, — все боролись с водой, прорывающейся из темной толщи недр. Одни вычерпывали воду, другие забивали ключ камнями и накладывали бетонные пластыри. Никто не обратил внимания на появление генерала, и только когда окликнули инженера Тиба, из толпы выделился стройный южанин, скорее похожий на филиппинца, чем на японца. Он быстро помыл руки в ключе и вместе с генералом поднялся по ходам сообщения на поверхность. Только здесь он встал перед командующим по команде «смирно». На смуглом продолговатом лице не было ни тени подобострастия. На маленького круглолицего подполковника Кувахара капитан даже не обратил внимания.
Все офицеры гарнизона боялись подполковника Кувахара больше, чем самого командующего. Сын одного из членов тайного совета, Кувахара был одним из видных разведчиков японской армии и пользовался большим влиянием. После десятилетней службы в разведотделе Квантунской армии Кувахара считался отличным специалистом по русским и китайским делам. Операции по уничтожению партизанских гнезд в Маньчжурии, которые осуществлялись под его руководством, проходили, как правило, успешно. Назначение Кувахара на этот остров было связано с переброской сюда большой группы военнопленных. Учитывая, что эти люди обречены на верную гибель, на строительство подбирались преимущественно бывшие коммунисты, комсомольцы, крестьяне-партизаны и добровольцы-студенты, попавшие в плен на разных фронтах Китая. Это были наиболее опасные для империи элементы, и нужен был именно хитрый, ловкий и беспощадный Кувахара, чтобы держать их в руках и заставить работать.
С приходом Кувахара на острове установился деспотический, по-самурайски свирепый режим не только среди военнопленных, но и в подразделениях гарнизона. Слежка за офицерами, проверка содержимого ранцев и всех личных вещей солдат, обязательный просмотр писем, прослушивание телефонных разговоров проводились неукоснительно. И никто об этом не смел говорить, лишь отдельные офицеры шепотом на ухо друг другу высказывали свое возмущение.
Из офицеров, связанных со строительством укреплений, пожалуй, один инженер-капитан Тиба не трепетал при встрече с Кувахара. Разумеется, Кувахара это злило, но он не мог придраться к Тиба, — тот был вне подозрений, так как демонстративно безразлично относился к событиям общественной жизни. Когда в кругу офицеров заходила речь о трудностях войны, он либо отмалчивался, либо уходил. Кроме того, он слыл в гарнизоне выдающимся специалистом инженерного дела и пользовался защитой и покровительством командующего. Все считали Тиба скрытым, замкнутым, нелюдимым, и не без основания: он никогда ни с кем не бывал в дружбе. Жил в уединенной каморке при одной из казарм аэродромного батальона, и никто не бывал у него там, кроме ординарца. Да и к услугам ординарца он прибегал редко.
Как всегда, командующий встретил инженера дружелюбно: генерал любил выставить себя либералом перед учеными людьми.
— Что случилось у вас, господин инженер? — спросил он без строгости.
— Ничего особенного, господин командующий. Плохо был забетонирован водоносный слой, — спокойно отвечал Тиба. — Накопились грунтовые воды, создался сильный напор, и, как видите, прорвало бетонный пол.
— Сколько потребуется времени, чтобы закончить работы?
— Сегодня забьем ключ, завтра будем наращивать слой бетона, а послезавтра закончим.
— Вы можете нас проводить по подземельям?
— Слушаюсь, господин командующий. Только… — инженер Тиба запнулся, — только в подземельях всюду военнопленные…
— Но там же охрана, господин инженер-капитан, — многозначительно заметил молчавший до сих пор Кувахара. — Или вы не держите ее в подземелье?
— Охрана, господин подполковник, находится в главных узлах сооружений, — не оборачиваясь к Кувахара, пояснил Тиба. — В галереях опасно распылять охрану: у пленных, в руках лопаты и кирки…
— Ерунда! — воскликнул подполковник. — Возьмем с собой отделение солдат.
— Как же вы сами-то ходите, капитан? — участливо спросил командующий.
Тиба усмехнулся.
— С пленными у меня разговор короткий. — При этом инженер-капитан так посмотрел на Кувахара, как если бы сказал: «Ты дурак и ничего не понимаешь».
И проницательный Кувахара действительно ничего не понял.
Перед тем как спуститься в подземелье, генерал потребовал рабочую карту расположения укреплений. Ее расстелили на траве, и все уселись вокруг. Жирная красная черта, обозначавшая подземные галереи, замысловатыми зигзагами охватывала все побережье плато. То там, то тут от нее отходили кривые полосы потоньше — «лисьи норы». Одни вели к краям плато, к синим квадратам — амбразурам, другие — к синим кружочкам — дотам. Красными квадратами различной величины обозначались главные узлы системы укреплений. Одни из них — казармы для солдат, другие — склады боеприпасов, третьи — командные пункты полков и батальонов.
— Начнем отсюда, — указал генерал на самый крайний квадрат, — и пройдем до каземата главного управления. По пути завернем к двум — трем амбразурам и вот к этим дотам, — генерал показал на карте.
Под охраной отделения солдат спустились в тот каземат, где шла борьба с водой. Отсюда отходили в противоположных направлениях две темные галереи. В их глубине перемигивались красные точки фонарей, копошились темные фигуры военнопленных, сколачивавших настил из досок.
Трое вооруженных солдат, шедших впереди, останавливались возле каждого работающего и приказывали положить инструмент на пол и стоять «смирно» до тех пор, пока пройдет генерал со свитой. Свет электрических фонариков в руках генеральской свиты вырывал из мрака то бледное лицо военнопленного, то, кусок потолка, то стены, обшитой досками. С потолка, состоявшего из наката бревен, падали тяжелые капли.
— Это самый сырой участок, — пояснил Тиба генералу. — Через год потребуется ремонт этой галереи. Если конечно, все будет благополучно…
— А что вы считаете неблагополучным? — вкрадчиво, спросил подполковник Кувахара.
— Я далек от политики, господин подполковник, — повернув к нему голову, ответил инженер-капитан, — но я хорошо понимаю, что такое война и какие в ней бывают превратности.
— Что говорят военнопленные? — перебил его генерал.
— Я ведь не знаю китайского языка, господин командующий. А те из китайцев, которые хоть намного владеют японским, спрашивают меня только об одном: что будет с ними, когда закончатся здесь работы.
— И что же вы им отвечаете? — спросил генерал.
— Обычно призываю их добросовестно работать и высказываю предположение, что лучшие из них получат поощрение и будут отправлены на родину.
