2
Шли день за днем, неделя за неделей… Кругом расстилался тот же равнодушно-холодный, однообразный, как пустыня, океан. Корма тянула за собой дымчатый шлейф, пенились волны, тучи чаек метались над водой – одни, высмотрев добычу, пикировали вниз, выхватывали тяжелую рыбу, другие жадно склевывали отбросы, сваливаемые из камбузов. Юстин регулярно завтракал, обедал и ужинал, совершая прогулки по палубам, знакомств не заводил, только читал или писал. Иногда «Магдебург» попадал в полосу штормов. Тогда половина пассажиров вообще не появлялась ни в кают-компании, ни в ресторане. Пароход раскачивало, кренило, сносило ветром и течением, но он упрямо выбирался на курс, то удаляясь от африканского берега, то приближаясь к нему.
Вцепившись в поручни, подставив лицо могучему ветру, Юстин смотрел на взбесившуюся стихию, радуясь непонятно чему. Он не страдал от морской болезни, качка не выворачивала внутренностей, отменным, как у молодого бычка, был аппетит. Томился он лишь на стоянках. Обессиленный пароход пришвартовывался к пирсу, и на белых пассажиров набрасывалась свирепая черная толпа, норовя сбыть нехитрый сувенирный товар – деревянных идолов, ожерелья из ракушек, соломенные циновки, посуду из кокосовых орехов, брикетики инжира, кофейные бобы. От зноя, гама, сладковато-трупной вони начинала болеть голова. Юстин наливал в ванну остуженную искусственным льдом воду и опускался по самое горло, рискуя подхватить тропический насморк – самый омерзительный из всех африканских болезней. Он выбирался из воды лишь тогда, когда пароход уходил от берега, набирал ход и включал вентиляцию, прогоняя воздух через холодильные камеры. Махровым полотенцем обтирал мускулистое тело и садился за стол, заваленный книгами. Он конспектировал труды Артура Шопенгауэра, Освальда Шпенглера, Фридриха Ницше, Генриха фон Трейчке, Хьюстона Чемберлена, того самого онемеченного зятя композитора Вагнера, который перед смертью, уже парализованный, успел написать: «Факт, что Германия в годину тяжелых бедствий породила Гитлера, является доказательством ее живучести».
В каждом африканском порту «Магдебург» принимал на борт новых пассажиров-немцев. Конфузясь, они осваивали новое нацистское приветствие, испуганным голосом выкрикивали «Хайль Гитлер», но через пару дней робость исчезала, глотки крепчали, рука легко выбрасывалась вперед, точно была приучена с детства. То в кают-компании, то на юте или баке, а то и в узких проходах возникали дискуссии, разгорались споры. На летучих митингах появлялись пророки и доморощенные фюреры – немцы оставались немцами. В своих действиях они походили друг на друга, как солдаты в казарме, бараны в отаре. Они собирались под одну крышу, вдохновленные бодрым, пролетевшем через все закоулки мира призывом: «объединяйтесь!»
Последняя стоянка в Касабланке была долгой. Никто, даже капитан, не знал причины задержки. Юстин накупил много газет – английских, немецких, французских. Все первые полосы отводились событиям в уже близкой сейчас Испании. На пути прогресса эта страна сразу пропустила несколько ступенек, от масляного светильника перешла к электричеству, минуя керосиновую лампу, устанавливала теперь «республику трудящихся», подобную русской. Однако фюрер во всеуслышание заявил, что Европа никогда не согласится жить между большевистскими клещами. Вооружались карлисты [7], активизировались отряды фалангистов [8]. Гражданские гвардейцы стреляли в рабочих Барселоны и Астурии, пустели стадионы, где устраивалась коррида, антрепренеры соблазняли бесплатными лотерейными билетами (счастливчик получит автомобиль), но люди хотели слушать коммунистку Пассионарию, старого социалиста Ларго Кабальеро, булочника из Севильи Хосе Диаса, поэта Рафаэля Альберти [9].
В полночь по палубам гулко застучали солдатские башмаки. Марокканцы в белых бурнусах и красных фесках, обвешанные ранцами, бурдюками, пулеметными лентами, оружием, рысью бежали по трапу и скрывались в трюмах. Прожекторные огни на пароходе и пирсе отражались на их потных лицах. Вполголоса покрикивали испанцы-командиры в длиннополых френчах и фуражках с большими козырьками.
Юстин хотел рассмотреть их поближе, но дорогу преградил низкорослый, длиннолицый господин в шляпе и легком летнем плаще. С грубоватым тюрингским акцентом он проговорил:
– Туда не пускают.
Юстин почувствовал на себе цепкий взгляд. Незнакомец опустил локти на поручни, спросил:
– Издалека?
– Из Людерица.
– О! И конечно в Германию? Там ваши родители?
– Нет, мать умерла при родах, в Намибии остались дед и отец.
– Вы едете учиться?
– Хотел бы поступить в Берлинский университет.
Слово за словом завязался разговор. Незнакомец оказался живым собеседником. Юстин и не заметил, как вскоре диалог превратился в монолог, он легко и просто рассказал о своей жизни. Когда в пароходной утробе скрылся последний солдат, господин снял шляпу, с облегчением провел белоснежным платком по высокому лбу. Юстин обратил внимание на оттопыренные уши с большими, вислыми мочками, Матросы торопливо подняли трапы, отдали швартовы. Сразу погасли прожекторы, и пароход стал быстро набирать ход, забыв о ритуальном прощальном гудке. Юстин понял, что собеседник был как-то связан и с задержкой «Магдебурга», и марокканскими стрелками.
Во время завтрака они встретились снова, Юстин ел ветчину, поливая мясо кисло-сладким греческим соусом. Ночной знакомый заказал лишь булочку с маком и ломтиком маргарина.
– В мои годы пора думать о диете, – сказал он, приглаживая седовато-пепельные волосы.
– Вы тоже в Германию? – спросил Юстин.
– Нет, пока до Лисабона.
– С теми? – Юстин вилкой ткнул вниз, где были трюмы.
Длиннолицый ушастый господин усмехнулся:
– Я сам по себе, – и прищурив зеленоватые глаза, добавил, – а вы, вижу, не лишены наблюдательности.
Юстин поднял чашку с кофе, сделал глоток. Комплимент понравился ему, хотя он и притворился равнодушным.
– Разве это кофе?! – воскликнул он. – Хотите, угощу настоящим ангольским?
– Никогда не пробовал такого, – живо отозвался собеседник.
– У нас в Намибии не признают ни ангольский, ни колумбийский. Пьют только африканский, его прожаривает экваториальное солнце.
Юстин сунул ключ в замок, щелкнул и распахнул дверь. Гость быстрым взглядом окинул каюту, чуткими, как у пианиста, пальцами пробежал по корешкам книг на полке, с удивлением уставился на ворох иностранных газет:
– Вы знаете столько языков?
– У нас же кого только нет, поневоле научишься, – поскромничал Юстин, в этот момент вспомнил Мишу, по которому успел соскучиться. – Я овладел даже русским, как своим собственным.
Он засыпал в кофемолку зерна, включил электрический чайник, из холодильной камеры достал бутылку оранжада. Расставляя на журнальном столике чашки для кофе и высокие бокалы для напитка, он сказал:
– Сдается, в Испании вот-вот начнется война.
– В этой сумасшедшей стране все может случиться, – согласился гость.
После кофе они вышли на палубу. «Магдебург» пересекал Гибралтарский пролив.
– Сколько суток вы шли из Уолфиш-Бея?
– Вот уже пятую неделю, – ответил Юстин.
– Я бы не выдержал, хотя когда-то долго служил на флоте. Не выношу монотонности.
– Меня спасали книги…
Помедлив, гость задал неожиданный вопрос:
– Вы сказали, что имеете рекомендательное письмо к Хаусхоферу?
– Да. От оберфюрера Дорроха.
– А вы знаете, что генерал руководил первой дипломной работой рейхслейтера Гесса?
– В «Цейтшрифт фюр геополитик» об этом не писалось ни слова.
– Если представится возможность, поинтересуйтесь. Это наведет вас на некоторые размышления, если вы всерьез хотите послужить Германии…
Два года спустя Юстину удастся познакомиться с этой работой.
В 1925 году освобожденный из Ландсбергской тюрьмы Рудольф Гесс снова появится у Хаусхофера. Ученик нуждался не столько в моральной поддержке, сколько в хлебе насущном. Профессор устроил его в свой Институт геополитики. В качестве научной темы для исследования он предложил Японию, к которой сам питал добрые чувства и где в свое время служил военным атташе. Гесс – человек практический и дальновидный – ограничил общую тему более узким вопросом – японским шпионажем. В диссертации он детально разобрал тотальные методы политической, военной и промышленной разведки.
После завоевания власти нацистами Гесс не остался в долгу перед Хаусхофером. Он предоставил средства для расширения Института геополитики. Географы, историки, экономисты, статистики Института собирали, сортировали, обобщали важные материалы о политико-финансовой и экономической структуре иностранных государств. Здесь детально разбиралась географическая уязвимость стран, разрабатывались планы задолго до того, как они проводились в жизнь.
