Ознакомительная версия.
Беляк насторожился.
— Говори… Я слушаю, — сказал он.
Добрынин затянулся самокруткой, прищурив черные, глубоко посаженные глаза, подул на огонь цигарки и долго молча смотрел на Беляка, как бы обдумывая, с чего начать разговор.
— Ну? Чего же молчишь? — нетерпеливо спросил Беляк. Добрынин улыбнулся в седоватые усы. Потому и не торопится, пояснил он, что дело действительно серьезное. Просьба есть к Беляку от городского комитета партии: остаться в городе и организовать подпольную борьбу с фашистами. Он, Добрынин, пойдет в лес формировать партизанский отряд, а Беляк должен поднимать людей в городе.
— Как ты на это смотришь? Говори прямо, — сказал Добрынин.
Но сразу, одним словом, одной фразой ответить нельзя было. Дело действительно оказалось серьезным.
— А справлюсь я? — спросил Беляк.
— Тебя только это беспокоит?
— Пожалуй, да.
Добрынин пожал плечами.
— А я справлюсь с тем, что мне поручили? Как, по-твоему? Ведь я назначен комиссаром партизанского отряда. Ну, начальник цеха, куда ни шло, — я с малых лет по стекольному делу пошел. А то — комиссар! Ты понимаешь, комиссар отряда?!
— Понимаю, все понимаю, Федор Власович. Ты-то справишься. У тебя такая струнка есть. Ты можешь заставить людей слушаться себя.
Добрынин усмехнулся.
— А я уверен, что ты, Дмитрий Карпович, тоже справишься. Ты вот у меня струнку подметил, а в тебе тоже есть этакая закваска… Упорство есть. Да и умом тебя бог не обидел. Я ведь тебя и рекомендовал горкому партии.
— Спасибо, Федор Власович.
— Я рекомендовал, а Пушкарев поддержал… В общем, теперь слово за тобой.
Беляк лежал, закрыв глаза. Он пытался представить себя в роли подпольщика. В город входят гитлеровские войска. Начинаются репрессии, аресты, обыски, допросы. Вводится фашистский режим, устанавливаются новые порядки. И против всего этого надо вести борьбу.
В качестве кого ему придется остаться в городе? С чего начинать? На кого в первую очередь можно опереться? Как много возникает вопросов! И это сейчас, когда враг еще не вошел в город.
Беляку вспомнился девятнадцатый год, партизанский отряд в Сибири, в тылу у Колчака, и он сам, молодой парень-партизан. Давно это было, а как все врезалось в память. Он хорошо помнит, как дважды пробирался в город из лесу на встречу с подпольщиками. Скрывался в городе по неделям, отлеживался, набирался сил для обратной дороги. Однажды он присутствовал на собрании подпольщиков. Оно происходило на железнодорожной станции, на заброшенных путях, где-то в тупике, в пустом нетопленом вагоне. Потом он побывал у женщины, размножавшей листовки на пишущей машинке. Эти листовки Беляк понес в отряд, а оттуда их распространяли по окрестным деревням. Работали же тогда под носом у врага. Да еще как работали!…
— Ты не заснул, Карпыч? — напомнил о себе Добрынин.
— Нет, нет, — поспешно ответил Беляк. — Я… думал.
— И что надумал?
— Попробуем, Федор Власович. Страшновато, правда, но попробуем.
— Так-то оно лучше! — сказал Добрынин и поднялся. — Пойду в горком, доложу о твоем согласии, а как стемнеет, приду еще раз. Прощаться не будем.
…Вторично Добрынин пришел поздно ночью и не один, а с начальником разведки Костровым. Беседа на этот раз затянулась до утра.
Договорились о том, с чего начать подпольную работу, кого из жителей привлечь, с кем из подпольщиков Беляку надо установить связь и как ее поддерживать далее. Надо было хорошо запомнить имена, фамилии, адреса, пароли.
— И лежи ты здесь, пока не придут немцы. Быстро не выздоравливай. Понял? — предупредил Добрынин. — Пусть тебя застанут на больничной койке. Это совсем неплохо.
Добрынин и Костров ушли уже под утро, и после этого встретился с ними Беляк только на сегодняшнем заседании, спустя три месяца.
— Ну, а теперь с тобой, товарищ Беляк, займемся, — сказал Пушкарев, когда участники заседания разошлись. — Садись поближе, рассказывай… Как живешь? Как чувствуешь себя? Новости какие? Почему опоздал?
Беляк начал с последнего вопроса. В условленном месте он не нашел провожатого с лошадьми и пошел в отряд пешком. Оказывается, разминулись. Провожатый нагнал его уже на полпути.
— Нехорошо получилось, нехорошо, — насупив брови, произнес Пушкарев и бросил короткий взгляд на Зарубина.
Тот наклонился к сидящему рядом Кострову.
— Не знаешь, от кого был проводник?
— Кажется, от Селифонова, — ответил Костров.
Командир отряда внимательно разглядывал Беляка, о котором много слышал. Смуглый, с уже редеющими, но без единой сединки черными волосами, с темно-карими спокойными глазами, прямым носом и небольшим ртом, Беляк производил впечатление человека с твердым характером.
— Я сам проверю, — сказал Зарубин, — почему провожатый не нашел вас.
— Ну ладно, ладно, вопрос исчерпан, — нетерпеливо проговорил Пушкарев. — Рассказывай, Карпович. Ведь три месяца прошло! Не шутка, а?
— Да… воды много утекло… — отозвался Беляк, придвигая поближе к столу высокий чурбан, на котором он сидел. — Я уже не знаю, с чего начинать.
— Давай так, Дмитрий Карпович. — Пушкарев поставил ладонь ребром. — Сначала о том, как живешь, как устроился, как здоровье, потом о людях, об обстановке, а уже после обо всем прочем. Вот, брат, повесточка, а? — Он громко засмеялся.
Все сгрудились вокруг небольшого, покрытого плащ-палаткой стола.
Беляк рассказал, что уже на восьмые сутки после прихода гитлеровцев больных и раненых выпроводили из больницы, — в ней разместился немецкий офицерский госпиталь.
Когда созданная оккупантами управа объявила о регистрации жителей города, Беляк встал на учет, а дней через пять получил повестку, обязывавшую его явиться к заместителю бургомистра Чернявскому.
— Что это за фрукт, думаю, откуда он взялся? — рассказывал Беляк. — Я перебирал в памяти всех знакомых горожан, но фамилия Чернявского ни о чем мне не говорила. И только уже сидя в управе, в приемной, я вспомнил…
…Дело происходило в двадцать восьмом году. Как-то в поддев к городской библиотеке, которую только что принял Беляк, подъехал грузовик, и маленький расторопный старичок, представитель гороно, предложил принять привезенные им четыре больших ящика с книгами. Старичок просил повнимательней разобрать книги и все, что можно, зачислить в фонд библиотеки. Он предупредил: «Смотрите хорошенько, это изъято у арестованного эсера. Такой негодяй!»
Сидя против дверей заместителя бургомистра, Беляк вспомнил украшенный причудливой виньеткой штамп, стоявший на книгах: «Из библиотеки адвоката Вениамина Владимировича Чернявского»…
…Чернявский принял Беляка любезно, поинтересовался здоровьем, расспросил, устраивает ли его квартира, чем он думает заниматься.
Из беседы Беляк заключил, что Чернявский уже успел собрать необходимые сведения о его прошлом. Ему, например, было известно что Беляк, живя в Сибири, работал бухгалтером в Союзе охотников и, стало быть, знаком со счетным делом, что он вдов и что дочь его учится в Москве.
В конце продолжительной беседы заместитель бургомистра предложил Беляку должность разъездного фининспектора управы. Беляк согласился.
— Он задал мне еще такой вопрос: «Вы, кажется, беспартийный?» Я ответил утвердительно. «Почему?» — спрашивает. Я сказал, что всю жизнь держался подальше от политики, увлекался больше книгами, охотой, наболтал ему о своей любви к природе. Это ему понравилось.
— Ну, а потом, потом как? — выпалил Пушкарев.
— А потом? Потом все пошло как по нотам. Уже больше двух месяцев работаю под его началом в управе. Побывал в пяти сельсоветах, наметил кое-где надежных ребят. О финансовых делах докладываю лично Чернявскому, потому что деньгами-то он сам распоряжается, никому не доверяет. В общем, как принято говорить, сработались. Стали с ним такими «друзьями», — водой не разольешь. Приглашал меня даже на именины жены. Вот как!
Настроение у Беляка было бодрое, веселое, в темных глазах его светился задорный юношеский огонек.
— Молодец! Здорово! — Пушкарев рассмеялся и одобрительно хлопнул Беляка по плечу.
Беляк рассказал о своем знакомстве со стариком Микуличем, кладбищенским сторожем, который был тоже оставлен в городе для подпольной работы. Они встретились в один из воскресных дней. Это было удобно, потому что по воскресеньям на кладбище всегда бродил народ и появление Беляка не могло вызвать подозрений. Около небольшой сторожки добродушный лысый старик с рыжей бородой, одетый в заплатанную телогрейку, оттачивал каменным бруском лопату. Как было условлено, Беляк спросил его, в какой стороне кладбища можно отыскать могилу доктора Войнова. «Кого? Кого?» — переспросил сторож. Когда Беляк повторил пароль, старик, не торопясь, поднялся, поставил у стенки сторожки лопату, засунул под крышу брусок и направился к бочонку с дождевой водой. Прополоскав тщательно руки, он обтер их о штаны и пригласил гостя в сторожку.
Ознакомительная версия.
