теснились на возвышенности, мешая друг другу пышной листвой. Мохнатые ветки покачивал северный ветер. Только там я видел свое спасение и обрадовался этой внезапной мысли, которая неожиданно пришла мне на ум. Я вышел из злосчастного города и уже мог идти спокойным шагом, направляясь в густой лес. Без сил облокотясь на ствол осины, я прильнул губами к ее листве, еще мокрой, после недавнего дождя. Все вокруг было молчаливым, свежим и безобидным. Я наслаждался мигом, словно за все эти долгие годы хотел приобрести что-то утраченное. Я заснул в тонком аромате лесного дыхания, жадно вдыхая ноздрями влажный зеленый мох.
Проснувшись от дальнего стука колес поезда, я не совсем понял, где нахожусь. Перед моими глазами пронеслась картина смерти Панина и сумасшедшие глаза Лучникова. Было уже довольно темно, и меня овеяло холодом и страхом. Сидя на сырой земле в одной футболке и брюках, я ожидал скорой простуды и время от времени поглядывал сквозь листву в горящий от фонарей, город, где меня ждали одни несчастья. Мне стало себя жаль: грязного, мокрого, с воспаленными от слез глазами и не нужного никому. Я стал отбросом общества.
Лес казался уже не таким, каким был на рассвете — праздничным и дружелюбным. Он был темным и жестоким. Прикинув план дальнейших действий, я видел перед собой лишь один выход — выйти в город. Дождавшись ночи, я — слабый, простуженный — ощущал себя голодным зверенышем, который ищет приюта у добрых людей. Преодолев свой страх, я очутился на знакомой мне улице и почему-то уже никого и ничего не боялся. Напротив, силы прибавлялись с каждым моим шагом, ибо я знал, что еще немало испытаний меня ждет после всего случившегося. Я медленно плелся, словно призрак, хлюпая ботинками по грязным лужам асфальта. Позади домов виднелся край кирпичной стены моей поликлиники.
«Наверное, меня уже потеряли, ведь я не вышел на работу», — подумал я.
Пустынная улица словно прислушивалась к моему дыханию. Я шел по привычной мне дороге домой, не прячась. Силы будто нарастали у меня в груди. В первый раз за долгое время я, как это ни странно, почувствовал себя свободным. Это парадокс.
Наконец показался мой дом. Одинокий фонарь освещал подъезд и часть бетонной лестницы. На обшарпанной стене, где размещались рекламные листовки, красным пятном висело объявление: «Ты нужен нам! Стань волонтером!» Темные фигуры в военной форме держали флаг. Дрожащими руками я сорвал листовку со стены и засунул в карман. На пальцах все еще осталась въевшаяся в кожу кровь Панина. Наконец, дойдя до своей квартиры, я, словно вор, судорожно начал открывать двери ключом, который остался у меня в брюках. Возможно, Лучников донес на меня и за дверью меня ждала полиция, но мне было все равно — я шел по повиновению судьбы и полностью отдался в ее руки, не оглядываясь назад.
Алмазным заревом плыли седые облака сквозь туманную дымку леса. И роса тихо сочилась с листьев опавшего клена на шелестящую и пеструю дорожку леса. Где-то вдалеке пел ястреб, словно повествуя о том, что наступил новый день. Природа упивалась осенней прохладой и, словно подтверждая, вздымала свою материнскую грудь, просыпаясь от знойного и пыльного лета. Город просыпался.
— Все получилось так, как я задумал, — повторял я себе под нос, яростно теребя кончик губы.
Взяв прошлой ночью из своих запасов кое-какие сбережения, я купил себе билет на поезд до юга. И со стуком в сердце ждал своего отбытия. Вокзал был полон народу, но люди не замечали друг друга. Каждый держался обособленно и сторожил свои сумки. В душе все же была тревога. Я жадно прислушивался к каждому шороху сзади и одновременно пытался услышать постукивание колес. Я знал, что в случившемся нет моей вины, но бежал, бежал, как трус. А может, я бежал и вовсе не от произошедшего, а от самого себя — пресного, скучного. От жизни, в которой я сосуществовал.
Вот что-то родное загрохотало, застучало вдали. Это был поезд. Люди потащили свои пузатые и недовольные сумки в вагоны. Колеса чемоданов загрохотали об асфальт. А проводники уже загремели железными откидными площадками тамбура, спуская их на землю. Я запрыгнул в свой вагон легко, без минуты сомнения и намерения повернуть назад. Там я нужнее.
Мы подъехали к небольшой станции. Поезд, тяжело скрипя, устало вздохнул и совершил остановку. Он был похож на старика, с которым я познакомился в пути. Они словно оба устали жить и везти на себе груз несбывшихся ожиданий и надежд. Спустившись на землю, я увидел высотные полудома-калеки. Их глаза были тусклыми, а некоторые, где и вовсе не было света, — черными. Красная точка солнца постепенно исчезала в дымке утреннего тумана. Здесь не было времен года. Только лишь выжженная желтая трава с примесью земли уходила за горизонт. Сердитый лай собак доносился из палаток, разбитых позади серых домов. Где-то вдалеке метались люди в белых халатах, неся на носилках бездыханные тела. Видимо, мне надо было туда.
