по имени Душман не отреагировала и на это тоже. Манчинский поднял масксеть, закрывавшую бойницу, пролез внутрь поста. Тут Душман прозрел, обрёл обоняние и слух, залаял и кинулся на Манчинского.
— Иди нахрен, дурак! — Сказал Манчинский и толкнул Душмана в рыло локтем. Душман всё осознал и немедленно пошёл, куда послали.
— Пацаны, что это у вас за собака? — Я перестал прыгать. — Зачем это тупое существо вам нужно в горах?
— Да, не! Да, ё-маё! Да это — суперский барбос! Он за версту всех чует. — Был дан мне ответ.
Ыгы, я только что видел, как он чует. Пока в СПС не ввалишься, он ничего не видит и не слышит. А если ввалился, то дай ему с локтя в рыло … и всё, и кончится сторожевая собака. Никакого толку от неё, только вой, шум и демаскировка позиции.
Доставленным перевязочным пакетом Манчинский замотал мне руку. Кисть распухла. Саня сделал сдавливающую повязку. Потом пришла ночь и все отрубились. Моя смена была дежурить, я не спал, а рядом со мной не спал один из спецназовцев. Он дежурил от их подразделенья, а я от гарнизона Зуб Дракона.
Как только окружающие угомонились и захрапели, пацан выкатил мне предложение:
— Ты раненый. Давай обезболим?
— Давай. А чем?
Спецназовец вытащил откуда-то сигарету, грит:
— Тут на всех не хватит. А тебя точно надо полечить.
Сначала я не понял, о чем он, потом до меня дошли смутные предположения, я поколебался немного — на посту, всё-таки.
— Не откладывай на завтра, его может не быть. — Сказал пацан и тем развеял мои сомнения. В самом деле, кто на нас дёрнется? На такую толпу? В общем, я согласился.
Пыхнули мы со спецназовцем, он «забычковал пяточку» в горку пороха, которая ждала, когда нас пробьёт на приколы. Порох загорелся, зашипел, осветил Зуб Дракона и Панджшер чуть ли не до выхода в Чарикарскую зелёнку. Конечно же, душманы ни о чем не догадались, как и про собаку. Раньше на Зубе Дракона собака не лаяла, а теперь лает. Духи не допрут, конечно, что к нам на Зуб кто-то пришёл с собакой. Тупые дехкане, чё возьмёшь?
Тем временем нас обоих пробило на пайку. Вежливо и культурно я спросил пацана:
— А чё жрать-то будем?
— Не знаю, как у вас, но у нас тоже не знаю. — Вполне закономерно ответил обкуренный пацан. В этот момент я вспомнил о стеклянных банках с комбижиром и выступил в роли хлебосольного хозяина:
— Щи армейские будешь?
— Я сейчас, как паровоз, я сейчас даже торф буду. — Ответил пацан и заржал, как беременный павиан.
С этого начались наши приколы. Пока я возился с душманской сковородкой, пристраивал на трёх камушках, накладывал капусту с комбижиром, сыпал в неё душманскую серую муку и разжигал колбаску аммонала, из нас двоих попёрла «изящная словесность»:
— Сколько волка не корми, он всё равно в горы смотрит!
— Сколько волка не корми, столько дней он не ест!
— Сколько волка не корми, он всё равно подохнет!
— Сколько волка не корми, у ишака всё равно хрен толще!
Мы ржали, как дурные и демонстрировали народную мудрость: «Ничто так не выдает человека, как то, над чем он смеётся». На наше счастье сон у наших товарищей был богатырский, у душманов тоже. Нас никто не побеспокоил. В ночной, как говорится, тишине, зажженный под сковородкой аммонал засвечивал мне пламенем глаза, я не видел, что делается в сковородке, левой рукой держал её за ручку, правой забинтованной пытался перемешивать варево. Боли в травмированной кисти я не чувствовал, орудовал ложкой, как дирижер лопатой. В результате бинт на руке пропитался комбижиром, обмундирование моё покрылось варёной капустой, мешанина в сковородке перегрелась, задымилась и пустила отвратительную вонь. Пацан оценил мои старания:
— В твою честь могут назвать улицу! Жалко, люди всё равно не будут знать, кто ты.
Он сказал и принялся ржать, как в последний раз, я помогал ему изо всех сил. Ночь была темна и безветренна, а на высоте 2921 ярко горел аммонал, по окрестностям распространялась вонь от пригоревшего комбижира и дикий хохот. Спецназовец и горный стрелок устроили пикник на природе, жарили щи армейские с душманской мукой.
Кое-как приготовили и выжрали на двоих первую порцию. Пацан грустно подвёл итог:
— Поздно пить воду, когда она закончилась.
Мне показалось невозможным бросить его в таком состоянии, я затеялся готовить второе блюдо из тех же ингредиентов. Спецназовец дал оценку и этим действиям:
— Мужик это не тот, кто жарит мясо, а тот, кто может подготовить его к жарке.
После приготовления второй порции в стеклянной банке осталось капусты слоем на два пальца в толщину, но пацан сказал, что он больше не паровоз и не хочет торфа. Банка с остатками капусты осталась стоять на камне.
Через какое-то время нас сменили, мы заползли в СПС и отключили сознательность.
Поутру меня растрясли мои дорогие товарищи и выпихнули на пост. Спецназовцы к тому времени ушли на своё ответственное задание, а я остался один грустить на Третьей точке. Долго ли грустил, коротко ли, но в конце концов разглядел на скале открытую банку. В ней неожиданно обнаружил комбижир с капустой, слоем на два пальца, и толстых черных муравьёв — на три. Эти гады воспользовались моим беспомощным состоянием, пока я спал, и с особым цинизмом надругались над моим хавчиком. То, что хавчик был условно съедобный, это другой вопрос, это не их, как говорится, собачье дело. Их бесцеремонность вызвала у меня возмущенье. Хрен бы с ним, если бы стащили пару вонючих капустин и сволокли в свой хренов муравейник. Им бы до весны хватило, а нас бы не сильно обездолило. Но зачем загаживать всю банку? Еда поганая, но она наша, какая ни есть, но еда. А что мы будем делать после того, как она закончится? Так что, надо было экономить, но муравьи испортили остатки пищи. За это я решил покарать их суровою карой, засыпал банку под завязку песком, чтобы муравьи не разбежались, они через песок плохо бегают. Затем взял алюминиевый детонатор, который мне сапёр Сеня оставил от
