С оставшимися машинами майор Рябухин снова предпринял атаку. До конца не продуманную, обреченную с самого начала на провал, так как атаку повторяли на том же месте.
Молодой самолюбивый комбат не захотел тащиться в хвосте какого-то старшего лейтенанта. Ерофеев якобы вышел в тыл, но просил подмоги. Значит, у него дела шли не так успешно. Между тем где-то неподалеку наступала группа Чистякова.
Еще одно усилие, и танки Рябухина при поддержке «зверобоев» Тырсина ворвутся на высоту, и можно докладывать об успехе. Одобрил решительность комбата и штабной подполковник.
Лишь подруга майора, санинструктор Даша Васильева, ходившая на третьем месяце беременности, кинулась к Антону Рябухину и пыталась оттащить его от машины.
— Ты же ранен… у нас будет ребенок. — Она выкрикивала еще какие-то бессвязные слова. — Ты не вернешься!
Это произвело тягостное впечатление на танкистов и очень не понравилось полполковнику из штаба.
— Уведите ее. С каких пор женщины танками командуют?
Ситуацию мог бы изменить замкомандира полка Григорий Фомин. Но его вызвали на другой участок, где вела упорный бой батарея Глущенко.
Тырсин угрюмо наблюдал за происходящим. Атака началась и уже через четверть часа застопорилась. Это был центр укрепрайона, где находился его комендант. Он знал, что, потеряв главную опорную точку, гарнизон будет уничтожен.
Вела беглый огонь спрятанная в бетонном доте 88-миллиметровая дальнобойная пушка. Это было самое опасное для «зверобоев» и танков орудие. Подключилась батарея 105-миллиметровых гаубиц, несколько минометов. На прямую наводку выкатили три противотанковые пушки.
По узкой промоине, под прикрытием дымовых шашек, спустилось отделение гранатометчиков во главе с молодым немецким лейтенантом, готовым сражаться до конца и уничтожать русские машины огнем в упор. Солдаты, обученные борьбе с танками, несли на плечах по два фаустпатрона, на поясах висели кумулятивные противотанковые гранаты. Они знали, русские пойдут в атаку тем же путем.
«Тридцатьчетверка» майора Рябухина была подбита одной из первых снарядом, выпущенным из дота. Не отошедший от контузии, двадцатисемилетний командир батальона с трудом выбрался из машины и побежал к следующему танку, чтобы вскочить на него и продолжить атаку.
Он наступил на противопехотную мину, взрыв подбросил его тело с исковерканной, полуоторванной ступней. Внизу кричала Даша Васильева и рвалась из рук державших ее бойцов.
— Спасите его! Бога ради!
Танкисты, любившие своего командира, потерявшего сегодня всякую осторожность, подхватили его и вынесли в безопасное место. Разрезали сапог, переглянулись, и самый опытный из них отделил ножом ступню, болтавшуюся на сухожилиях и клочках кожи. Туго перетянув ногу жгутом, вынесли майора под прикрытием отступающих танков и «зверобоев».
На склоне остались три горящих «тридцатьчетверки». Самоходки вели огонь, понимая, что только их тяжелые снаряды дадут возможность отойти уцелевшим танкам и пехоте.
Немецкий лейтенант сбежал по протоке вниз. Он сбросил каску, куртку и встал у края обрыва, светловолосый, спортивно сложенный, в ладно подогнанном кителе с серебристыми новенькими погонами. В него стреляли, но пули пролетали мимо. Лейтенант презирал в эти минуты смерть и, вскинув на плечо фаустпатрон, целился в ближайшую к нему массивную русскую самоходку.
Его отец был простым жестянщиком, не знавшим в жизни ничего, кроме своего подвала — мастерской, наполненной вонью канифоли, ржавыми кастрюлями и прохудившимися ведрами.
Его сын не хотел такой жизни и, закончив с отличием военное училище, удостоился личной встречи с фюрером, который благословил молодого офицера на бой с врагами Германии. Сейчас он стоял так высоко, как ни один из обитателей их рабочего предместья.
Задержав дыхание, лейтенант нажал на спуск. Звук выстрела превратился в оглушительный грохот. Наверное, это взорвалась русская самоходка. И одновременно резкая боль согнула красавца-лейтенанта пополам.
В замутненных смертельной раной глазах метались блики, он видел горящую самоходку и одновременно зажимал ладонью живот, в котором толчками отдавалась боль.
Один из бойцов-десантников передернул затвор карабина, собираясь добить немца, пытавшегося поджечь самоходку. Со смертью нельзя играть. Лейтенант был слишком самоуверен, упоен собственным бесстрашием. Пуля, выпущенная русским солдатом, пробила ему низ живота.
Спасать лейтенанта было некому. Его отделение угодило под огонь пулеметов, мертвые тела остались в русле высохшего ручья.
Он промахнулся, когда целился в «зверобой», и принял горящую траву за подбитую русскую машину.
Самоходка, избежавшая попадания фаустпатрона, продолжала стрелять, медленно отступая. На ней сосредоточили огонь сразу несколько пушек, и один из кумулятивных снарядов пробил броню. Из горящей машины успели выскочить лишь два человека.
Капитан Тырсин, опытный стрелок, скрипя зубами от злости, снес фугасом противотанковую пушку вместе с каменистым гребнем, за которым она пряталась. Взрыв раскидал артиллерийский расчет. Кто-то остался лежать неподалеку от развороченной «гадюки», кто-то уползал с перебитыми ногами. Достать бетонный дот капитан не мог, его закрывала вершина холма.
Зато машина Петра Тырсина получила одно и второе попадание, задымил двигатель. Уходя от новых снарядов, быстро спустились вниз, где в укрытии стояли уцелевшие танки и самоходки.
Подполковник из штаба хотел сообщить по рации своему начальству о неудаче, но его удержал капитан Тырсин.
— Наверху идет бой. Фрицам долго не продержаться. Максимум час…
А в нескольких шагах грузили на мотоцикл, чтобы срочно отправить в санбат, майора Антона Рябухина. Он был без сознания и не слышал того, что говорили десантники, понесшие самые большие потери.
— Снова без ума полезли, ну и нахлебались. Половину роты положили ни за хрен собачий. Эх, командиры!
— У нас в отделении трое из девяти бойцов остались…
— И танки вовсю горят. Без ума полез комбат. Надо было вначале дот ликвидировать, он на километр все вокруг простреливает.
Медсестра Даша Васильева не слышала этих слов. Мало ли гибнет на войне солдат и танкистов. Для нее главным было спасти близкого человека, с которым она собиралась связать свою жизнь.
— Поехали быстрее, — торопила она водителя мотоцикла. — Чего ты копаешься?
— Ты хоть не вякай, — огрызнулся сержант. — Выживет твой майор, а ребят на склоне никто не оживит.
Для беременной женщины и майора Рябухина война закончилась.
Три танка, самоходки Виктора Ерофеева и Павла Рогожкина с десантом на броне стали той группой, которая наносила завершающий удар с тыла. Они расстреляли прямой наводкой две противотанковые пушки и батарею «стопяток», в которой оставались три гаубицы. Одна «тридцатьчетверка» была подбита.
Бетонный дот возле командного пункта имел возможность вести огонь в двух направлениях. Дальнобойное орудие калибра 88 миллиметров не давало продвинуться наступавшим машинам. Десантники, спрыгнув с брони, залегли, спасаясь от плотного пулеметного огня и летящих сверху мин.
Вокруг командного пункта скапливались уцелевшие немецкие пехотинцы, саперы, минометчики и сразу вступали в бой. Чтобы добить их, требовалось вывести из строя дот.
— Павел, бери дот на себя, — приказал Ерофеев. — Мы поддержим тебя огнем.
Лейтенант Рогожкин, которого считали в полку неудачником (а когда-то и трусом), ответил «есть». Зато без особого воодушевления воспринял приказ его экипаж.
— Проще ударить всем сразу, — мрачно заметил механик-водитель. — Чего мы в одиночку попрем? Мишень на голом поле.
— Танковое орудие бетон не возьмет, — сказал наводчик.
— А Ерофеев самый умный? Отсидеться решил.
Механик явно тянул время. Рогожкин уже наметил маршрут и отрывисто показывал ориентиры механику и наводчику.
— Пройдем вдоль гребня, затем повернем налево.
— Там открытое место…
— Проскочим. Главное добраться до кустарника метрах в четырехстах от дота и сразу открыть огонь. С такого расстояния мы его накроем.
— Если нас не прихлопнут фаустпатроном из какой-нибудь ямы. По пути их много нарыто. Удобные места для засады. Сюда фрицы со всей округи сползлись. Видать, Чистяков их крепко прижимает.
— На броне будет отделение десантников.
— Они спрыгнут после первой же пулеметной очереди.
Павел Рогожкин понял, что экипаж ему не доверяет. До этого вроде ладили, а сейчас, когда получили опасную задачу, отношение снова изменилось.
Лишняя болтовня только осложняла задание, и лейтенант изменил тон. Приказал механику проверить давление масла, предупредил десант, чтобы внимательно смотрели по сторонам и сразу открывали огонь, если увидят немецких пехотинцев. Снаряд уже был в казеннике.
