— А «Мессершмитт»?
— Тоже самый распространенный у немцев истребитель. Ничего особенного, все возможности изучены, никаких тайн нет…
— Так почему они вдвоем летают? — в сердцах спросил Черняк. — Бомбардировщик и истребитель!..
— Не знаю, товарищ капитан… — с горечью ответил Сиротин. — Хоть я летчик, но, скажу честно, для меня это тоже является загадкой… Поначалу я подумал, что немцы испытывают какой-то новый самолет, но теперь, когда вы точно утверждаете, что это уже известные «Юнкерс» и «Мессершмитт», то… — Сиротин покачал головой и беспомощно развел руки в стороны… — Одни вопросы…
— Да-а!..Час от часу не легче… — Черняк поднялся из-за стола и громко, чтобы расслышали все, отдал приказ: — Час на отдых, потом надеваем под маскхалаты немецкую форму и двигаемся в Коростели. Герасимов, рация готова?
Молодой парень быстро слез с нар, поставил передатчик на стол, надел наушники и принялся ловить волну. После гибели Звонарева — прежнего радиста группы — взамен Черняку сбросили нового: как оказалось, Герасимов учился вместе со Звонаревым в радиошколе, и, более того, они были лучшими друзьями[1]. Немного присмотревшись, капитан отметил про себя, что новый радист, несмотря на отсутствие боевого опыта, довольно-таки неплохо справляется со своими обязанностями.
— Товарищ капитан, можно передавать… — сказал Герасимов, приготовившись к сеансу связи. Черняк обстоятельно и неспешно продиктовал текст радиограммы. Дождавшись ответа, капитан прилег на нары и попытался немного вздремнуть: Центр приказал выйти на связь ровно в полдень.
И вот теперь, пройдя по лесу многие километры и выйдя к болоту, возле которого они сделали привал, Черняк, присев рядом с радистом, ждал, когда Герасимов запишет на листке дословный текст расшифрованной радиограммы из Москвы. Когда наконец все было готово, радист протянул листок капитану.
Ш и ф р о р а д и о г р а м м а
Лесовику.
Интересующими Вас сведениями о полетах немецких самолетов в указанном районе Центр не располагает. Данная информация представляет особый интерес, в связи с чем Вам приказывается провести разведку мест их возможного базирования с выяснением задач, которые ставит перед немецкими летчиками их командование.
При получении каких-либо сведений незамедлительно информируйте Центр по «каналу два».
Захар.
Прочитав радиограмму, Черняк прикинул: «канал два» означал, что выход на связь был возможен теперь в любое время суток. С этого момента радисты Центра отслеживали эфир круглосуточно. Это также было сигналом того, что информация, которую от него ждут, представляет несомненную ценность.
По-видимому, понял капитан, с такой ситуацией Центр столкнулся впервые, поэтому здесь становились важны хоть какие-то сведения, пусть даже на первый взгляд и незначительные.
Черняк сжег бумагу и отдал приказ двигаться дальше. Коростели были уже недалеко, но места пошли гиблые — влажная земля чередовалась с вязкой черной трясиной, где за каждой кочкой таилась смерть. Напрямик через болото капитан идти не рискнул — опасно, да к тому же такой переход отнял бы много сил, которые, несомненно, сегодня еще понадобятся, а решил двигаться медленно, но верно — в обход.
Разведчики стали огибать болото и вскоре вышли к небольшой лощине, поросшей папоротником. Здесь они наткнулись на звериною тропу, идущую на север — как раз в сторону Коростелей. Пройдя по ней с километр, остановились: тропа вывела их к довольно широкому и глубокому ручью — стало очевидно, что лесные обитатели ходили сюда на водопой.
Капитан внимательно огляделся вокруг, не заметив ничего необычного, поднес бинокль к глазам: вдали, через ручей, сквозь просветы в деревьях виднелись крыши домов. Достав карту и убедившись, что они действительно вышли к Коростелям, Черняк отошел в сторону, подозвал Журбина и показал в сторону села рукой.
— Вот, старшина Гнат Солоух, как сказал Карпенко, живет в самом центре… Днем незаметно пробраться к его дому не получится, а до ночи ждать мы не можем.
— Что предлагаешь, командир?
— Пойдем открыто, в немецкой форме, я офицер, вы солдаты. Скажем, что грузовик в лесу сломался, заблудились и что аэродром ищем. Спросим в лоб — легче поверит. Да и подозрение от Гната отведем — появились, мол, в Коростелях немцы, нашли старосту и стали расспрашивать, дело-то обычное. Да и не хочу я, чтобы ребята про Солоуха знали… — Черняк кивнул в сторону бойцов. — Незачем им знать.
Старшина улыбнулся и с довольным видом хмыкнул.
— Звучит убедительно. Пожалуй, это выход, командир… — согласно закивал он. — Действительно, так и сами перед Гнатом не раскроемся, и от него возможные подозрения отведем…
— Но подстраховаться тоже не помешает.
— Каким образом?
— Вряд ли в селе телефонная связь есть, а тем более рация… — терпеливо продолжил объяснять Черняк. — Оставим на опушке леса одного бойца — пусть в бинокль за Коростелями поглядывает. Кто знает, вдруг Гнат Солоух предатель? Заподозрит что да к немцам побежит сообщать, когда мы из села уйдем. Здесь его наш боец и перехватит…
— Толково…
— Из леса выйдем со стороны дороги, что в Коростели ведет. Вот она… — Черняк провел пальцем по карте. — Пойдем строем, я, как офицер, — впереди…
— А как с Гнатом говорить будем? Немецкого языка он не знает, а мы, я так понимаю, молчать будем, раз немцами прикинемся.
— Разговаривать с ним я буду один… Причем для убедительности — на ломаном русском… Вы, соответственно, рот на замке держите…
— Понятно.
— Ну, вот, кажись, все и обмозговали… — подвел итог капитан. — В общем, поднимай ребят, старшина… А я пойду с Колодиным переговорю — его и оставим за селом присматривать…
Через полчаса Черняк повел группу вдоль ручья, который постепенно сужался, пока не превратился в небольшой ручеек, через который можно было легко перепрыгнуть. Приказал остановиться и снять с себя маскхалаты.
— Оставим их здесь… — коротко сказал капитан, поглядывая на Колодина. — Сержант останется в охранении…
Все двенадцать бойцов группы, выполняя приказ, быстро стащили с себя маскхалаты, сложили их под густой елью в общую кучу, для верности набросав сверху лапника.
— Идем молча… — начал объяснять Черняк, когда бойцы, оставшись в немецкой форме, выстроились в ряд… — В селе ни с кем из жителей не говорить, вести себя непринужденно, раскованно. Помните, что вы — немцы, оккупанты, а значит, должны выглядеть в глазах местного населения как хозяева…
Они перепрыгнули ручей и через пять минут вышли на лесную дорогу, что петляла между деревьев, построились в колонну по два человека, затем неторопливо зашагали по ней. Дорога была извилистая, с выступающими из-под земли толстыми корнями, о которые постоянно спотыкались.
Через десять минут ходьбы вышли к селу. Черняк твердой уверенной походкой шел впереди, теребя в руках стебелек, сорванный им на обочине дороги. Возле первого дома жестом остановил колонну, увидев, как в хлеву возится со скотиной какая-то женщина. Рассмотрев людей в немецкой форме, она попыталась спрятаться, но было поздно.
— Подходить сюда… — стараясь, чтобы акцент звучал как можно яснее, проговорил Черняк, рукой подзывая женщину к себе.
Та боязливо подошла к калитке, от волнения потерла о подол ладони и пугливо посмотрела на офицера, который смерил ее оценивающим взглядом.
— Кте староста эта деревня, кте его дом?
Поняв, что от нее требуется, женщина, успокоившись, затараторила:
— Там, там… в самой середке… — она показала рукой вдоль улицы. — Белой глиной хата мазана, видите?.. Там наш староста живет.
— Его фамилья?
— Солоух. Гнат Солоух.
— Корошо… — Черняк махнул рукой, и колонна солдат двинулась дальше. — До с-свиданья, фрау…
Тем временем староста уже спешил по улице им навстречу. Немцев он заметил уже тогда, когда они только-только вышли из леса. Гнат Солоух был еще довольно нестарый мужчина, правда, с одной правой рукой, ладони которой были покрыты мозолями от тяжелой многолетней крестьянской работы. Остановившись посреди улицы, староста в знак смирения снял с головы соломенного цвета шляпу и, когда колонна приблизилась, принялся низко кланяться. Но перед этим Черняк успел перехватить взгляд, брошенный на него исподлобья. Капитан отбросил травинку в сторону и, подойдя к Гнату вплотную, холодным властным голосом спросил:
— Ты есть староста?
— Я, господин офицер… я… Солоух моя фамилия…
— Ты говорить по-немецки?
— Не обучен, господин офицер… Сызмальства роблю, работаю то есть, крестьянствую… не учился нигде…
— Ладно… Как называться эта деревня? — Черняк обвел рукой пространство перед собой. — Видимо, это Гиляровка?..
