Ознакомительная версия.
— Где Вы учились, где Вы учились? Кто Вас учил? — затеребил мастер, чуть ли не в прищур вглядываясь в картину.
— В Чечено-Ингушском университете, — улыбался Малхаз.
— Вот это школа! — уже ощупывал мастер холст. — А кто учитель, кто?
— Профессор Дзакаев!
— Не слышал, не знаю... Но все равно, класс, вот это класс!.. Простите, простите мою бестактность, — он протянул руку. — Ралф. Воан Ралф, Ваш незадачливый коллега, профессор Оксфордского университета, главный художественный эксперт Соединенного Королевства.
— Шамсадов Малхаз — учитель истории.
— Учитель истории? Вот как! Интересно, интересно...
— Простите, — вмешался в их разговор очень высокий, щегольски одетый господин, — сколько стоит Ваша картина?
— А?! — оторопел Шамсадов; всякие мысли, да все радужней и светлее, понеслись стремительно в его голове, и он уже раскрыл рот, чтобы ответить, но его опередил Воан Ралф.
— Простите, — с холодной деликатностью отвечал он вместо автора, — такие творения не продаются... тем более, на набережной.
— Может, Вы не поняли? — настаивал покупатель. — Я плачу тысячу фунтов.
— Простите, сэр, поняли, — вновь сухо отвечал Ралф, — просто Вы, по-моему, мыслите как колонизатор.
С этими словами Воан Ралф демонстративно повернулся к покупателю спиной; властным взглядом, а более повелительным жестом то же самое принудил сделать обескураженного Шамсадова. Так, совсем безапелляционно, над Малхазом было установлено негласное опекунство. Картина тотчас переместилась в художественную мастерскую Ралфа, где хозяин с широкой улыбкой благодарности постановил, что это дар Шамсадова Британской короне за полученное знание английского языка. В ответ Малхаз был приглашен в скромный ресторан.
После этого Шамсадов всю ночь не спал, потерянная тысяча фунтов, которая решила бы многие его проблемы, не давала ему покоя. Тем не менее, утром, когда Ралф на задрипанной машине заехал за ним по уговору, Малхаз был очень рад; он все-таки на что-то надеялся. И по мере того как они все дальше уезжали от города в район, где Малхаз не был, но слышал, что живут там не просто богатые, а очень богатые люди, его настроение улучшилось, правда, ненадолго. Огромный дом был обшарпан, как и прилегающий сад запущен. А внутри полумрак, сырость, все скрипит, веет древностью. Из-за депортации у чеченцев практически нет атрибутов предыдущих поколений, может, поэтому предметы усопшей старины наводили на Малхаза жуть, вызывая даже неприязнь.
Вошли в огромный зал со множеством строгих лиц на портретах.
— Это мой пращур — Томас Ралф, — указал Воан Ралф на потрескавшийся от времени тусклый портрет очень мрачного, некрасивого мужчины. — Что, не нравится мой предок? Ха-ха-ха, тоже горец, из Шотландии, на вас, кавказцев, похож, такой же бандит с большой дороги был... Извини, неудачное сравнение... Ну, пиратом он был точно. С этого начиналась Англия, да и все державы тоже...
— А эти два портрета не вписываются в галерею, — указал Шамсадов на «свежую» краску. — Аляповато, и цвета неестественны... Это тоже предки?
— Гм, — нахмурился Воан Ралф. — Мой автопортрет... А это мой сын — тоже Томас Ралф-младший, морской офицер.
— Простите, — стушевался Малхаз. — Конечно, портреты неплохие, просто...
— Да ладно, — перебил его хозяин, — вижу, что плохо... а другому такую выходку бы не простил. И думаю, Вы нас перерисуете... Ну, это позже, пойдемте, дело есть поважнее.
Они еще долго пробирались сквозь грязный, захламленный переход, здесь был едкий, застоявшийся запах мышей, старья, вековой пыли. Наконец, что-то отодвигая и уже изрядно испачкавшись, протиснулись к огромной, потрескавшейся, искусно вырезанной из дорогого дерева тяжелой двери, со стонущим скрипом отворили ее — и яркий свет, просторный пустой зал, на стенах непонятно что, вроде набросков и гравюр.
— Сорок лет назад сюда проникли воры, — зачеканили каблуки Ралфа по местами выгоревшему, когда-то изящно сложенному паркету. — Пытались отключить сигнализацию, она замкнула, и случился пожар, многое пострадало, а кое-что, видимо, выкрали... Ну, не это главное. Я о другом. Хм, — хозяин, склонив голову, надолго замолчал; казалось, он изучает свои туфли. — Ну, да ладно, — как бы успокоил он себя и сурово глянул на Малхаза. — Мой прапрадед, тот самый Томас Ралф-старший, за какие-то «заслуги» был высажен в тропиках на необитаемом острове. Он провел там около пяти лет. Мы доподлинно не знаем, как он оттуда выбрался, но известно, что Томас Ралф еще лет восемь-десять где-то скитался, умудрился стать губернатором каких-то колоний и только под старость вернулся в Англию, будучи уже очень богатым и влиятельным человеком, и с тех пор старшие мужчины нашей фамилии носят титул лорда.
— Вы лорд? — удивился Малхаз.
Воан Ралф только повел глазами и продолжал.
— Так вот... этот дом, где мы находимся, построил он — Томас Ралф-старший, и только позже дом достраивался, перестраивался, реконструировался не раз, в общем, все менялось, только не этот зал. Этот зал был святым. Дело в том, что наш предок оказался талантливым человеком, и уже будучи в преклонных годах он, видимо с ностальгией, вспоминал одиночество острова и по памяти нарисовал два пейзажа во всю ширину обеих стен... Вот, вид одного панно сохранился, — на уже поблекшей фотографии девочка, мальчик и, видимо, их родители. — Это я, в двенадцать лет... Мой отец не вынес последствий пожара, от удара скончался. Я решил сам восстановить гравюры, жизнь посвятил живописи, учился в Париже, в Венеции, здесь, но все бесполезно — это только от Бога, или дано или страдаешь, как я, вечно потешая своим корявым художеством людей. В общем, я не смог. Потом пригласили мастера из Италии — ни мне, ни родне не понравилось, все вынесли. Были еще неудачные приглашения, так, маляры, а не живописцы, потом был знаменитый грек — Базарис. Слышали о таком?.. О, классный художник. Но с ним не сошлись в цене... И вот судьба — встретил Вас, мистер Шамсадов.
— Я не смогу скопировать с фотографий! — чуть ли не воскликнул Малхаз. — Сейчас ведь какая техника, на любую стену сделают что хотите.
— Не-е-т, — слащаво протянул лорд. — В том-то и дело, что и техника, и такой художник, как я, не смогут. Мой предок вложил в эти панно столько души, любви и горя выстраданных на острове лет, что они были словно живые, трогательно-манящие, яркие и грустные, очаровательные, но с тоской, от них веяло теплом и в то же время одичалостью, разнообразием красок и монотонностью одиночества!
— Так ведь это надо хотя бы раз воочию увидеть! — загорелись азартом глаза Шамсадова.
— Вот и прекрасно! Этого я и ждал, конечно, надо увидеть!
— А Вы что, были на этом острове?
— Хе, сейчас там самые дорогие гостиницы!
— А вид?
— Вид чуть подпортили... но Вы, я видел, умеете абстрагироваться от наносного.
Они очень долго говорили, говорили уже как коллеги, перед которыми стоит единая ответственная задача. Шамсадов еще таких масштабных полотен не писал, потому был весьма сдержан и даже, со страхом, подавлен. Лорд Ралф подбадривал его, настраивал на успех, но когда дело дошло до контракта (на этом настаивал заказчик), стал поразительно агрессивен, сух и требователен. Шамсадов не торговался, в нюансы особо не вникал, понимал — это его единственный шанс, судьба, и других вариантов нет — придется из кожи лезть, надо вникнуть в душу отверженного бандита.
Срок исполнения — год. За это время может быть три поездки на романтический остров, и все — проезд и проживание на острове — по разряду люкс, ибо сопровождает его лорд или его сын, им иначе неприлично, да и есть у них масса льгот и привилегий, по которым для них все это чуть ли не бесплатно. За свой труд Шамсадов получает двадцать пять тысяч фунтов стерлингов, а если труд превратится в утраченную мечту, гонорар возрастет до ста.
* * *
Не только мать, но и никто из родных Малхазу не верит, твердят: «треп». Когда в Москву прибыли фотографии с тропического острова, мать затрезвонила — Малхаз связался с международной мафией, пришлось выслать копию контракта, и тон по телефону сразу же изменился, стал более почтительным, даже заискивающим.
От первой поездки на остров Шамсадов в шоке: красота экзотическая; палитра цветов, звуков, запахов и ощущений невообразимо велика, так что Малхаз даже ревнует, не знает, что превосходней — родной Кавказ или этот далекий остров. После недельного проживания сделал сравнительный анализ, выявил все плюсы и минусы, подвел итог — каждый уголок земли по-своему прекрасен, если нет там войны.
А так остров, действительно, уникален. Из безбрежных океанских просторов выступает острокаменистая гряда, издали напоминая изъеденный кариесом клык. Вершина острова — угнетенная нещадным солнцем, океанскими ветрами и тропическими ливнями слегка пологая каменисто-голая площадка, будто специально созданная для обозрения красот. Чуть ниже ужасающие по глубине и колориту пропасти, остроконечные выступы, скалы. А далее непроходимо-щедрые пестрые, шумливые джунгли с обезьянами и змеями, вновь каменистый берег и строго симметричная, заманчивая бухта с пурпурно-прозрачной, манящей окунуться блестящей водой, а далее бесконечный океан, и толщи соленой воды там мутнее. Там, в фиолетово-сизой гуще водятся зубастые акулы и все пожирающие киты, там, в тропических ураганах вскипают десятиметровые волны и, врываясь в маленькую бухту, они ежегодно с жадностью облизывают прибрежную полосу, образуя обширный пляж, безжизненную полосу между джунглями и океаном...
Ознакомительная версия.
