– Своим не проколют! – зло бросила женщина в шубе и испуганно замолчала. Из-за ее спины с любопытством выглядывала маленькая девочка.
– А как войска? – спросил Борис. – Про коридоры ничего не известно?
– Какие коридоры? Нет никаких «коридоров»! Стреляют во все, что движется!
– Что вы несете? Как не стыдно такое говорить?
– А что это мне должно быть стыдно? Пусть им всем будет стыдно! И тем, и другим! Они там деньги делят, а нам страдать!
– Грех так говорить! Грех! Покайтесь!
– Не за что мне каяться!
Борис повернулся и пошел к машине; Аланбек уже открывал дверь.
– Мужчина, извините, – женщина в шубе смотрела куда-то мимо Аланбека. – Вывезите нас, пожалуйста.
Девочка по-прежнему глядела из-за спины женщины на Бориса. А может, это был мальчик? Борис натянуто улыбнулся, ребенок скрылся за шубой, снова выглянул. Женщина перевела затравленный взгляд на Аланбека, заторопилась:
– Я заплачу, у меня есть деньги! Сто долларов… Мало?
– Извините, – сказал Аланбек, – не могу.
– Двести, – выдохнула женщина. – Двести! И еще рублями есть…
– Не могу, – повторил Аланбек.
Женщина помолчала, притянула шагнувшую к Борису девочку.
– Нас двое всего. Я и Катя. Еще мама была…Мы из-за нее и не могли никуда. Хоть куда-нибудь.… В Моздок, это же рядом! Может, вы за квартиру отвезете? Вам же нужны квартиры? А тут даже выгонять не надо. Хорошая квартира, двухкомнатная…
Аланбек хлопнул дверью, треснул по рулю кулаками. Машина дернулась.
– Гадство! Да что она.… Вот гадство!
Женщина проводила их отсутствующим взглядом, девочка улыбнулась и помахала рукой.
Дальше ехали молча.
Через пятнадцать минут, Борис поднял шлагбаум гаражного кооператива и «Москвич» пополз по чистому, без единого следа снегу. Дельтаплан занял место в багажнике, Аланбек хлопнул крышкой, и Борис вздрогнул. Ему почудилось, что это над ним, закрывая свет захлопнулась крышка, что это его опустили куда-то. В могилу?..
В старом дворе около музыкального училища хмель исчез окончательно. И было от чего: срезанные осколками ветки знакомых с детства деревьев, кладбищенская тишина, пустота и обрадованные лица родителей. Влажные мамины глаза, седая борода отца. Как же они здесь одни?
На обратном пути Борис вытащил из кармана подаренный отцом осколок. Осколок был замечательный – большой, тяжелый, сверкающий хищными гранями, переливающийся на свету всеми оттенками смерти.
– Что это у тебя? – спросил Аланбек. – Где взял?
– Отец дал, пока ты к сестре заезжал. Там их много.
– Красивый!.. – задумчиво протянул Аланбек. – А мне что не взял? Тоже мне, друг.
В трехкомнатной квартире женщина с черными волосами, наверное, уже в десятый раз вскочила со стула, подошла к окну.
– Ира, ну сколько можно? – досадливо воскликнула Светлана. – Сядь!
Ирина не ответила, отодвинула занавеску, прильнула к стеклу. В конце двора, в полутьме смутным пятном возникло движение, и на свет медленно выехал темно-зеленый «Москвич».
– Приехали, – улыбнулась Ира, и заблестели почти синие в темноте глаза. – Приехали!
Над Грозным парил дельтаплан.
Ярко-красный треугольник то взмывал вверх в восходящих потоках, то резко пикировал вниз, чуть не цепляясь за ощетинившиеся антеннами крыши. Камера медленно приблизилась, и весь экран занял пилот – молодой красивый парень в очках. На шее у него болтался, сверкая как алмаз, громадный уродливый осколок.
– О-о-о! Бо-ря-я! Какой кайф! – заорал парень во весь голос.
Борис поморщился.
– Издеваешься?
– Вот зануда! Даже не думаю! Ну съездили, «спасли» дельтаплан – подумаешь! Думаешь, один ты такой? Нет – каждый сходит с ума по-своему! Время такое!
– А выше можешь? – спросил Борис.
Дельтаплан стремительно взмыл вверх.
– Выше!
– Так?
– Выше!
– Куда еще! Это же тебе не истребитель?
– Ладно. А теперь покажи город.
Камера повернула вниз, и у Бориса закружилось голова. Далеко-далеко внизу раскинулись четкие ровные квадраты. Присмотревшись, можно было легко угадать проспект Революции и Августовскую, Красных фронтовиков и Первомайскую, проспекты Ленина и Орджоникидзе. Зеленые квадраты прорезала сверкающая бликами змейка Сунжи, а на юге и юго-востоке белыми призраками вставали громады Кавказского хребта.
– Ну как? – в восторге закричал пилот. – Здорово?
– Здорово, – согласился Борис. – Ну и как, сможешь отсюда попасть, куда захочешь? Бомбой?
– Тьфу, ты! – разозлился дельтапланерист. – Весь кайф испортил! До чего же ты злопамятный! Я тебе что, летчик?
– А все таки?
– Никаких все-таки! Не путай божий дар с яичницей! У них радары, экраны, приборы ночного видения…
– И все это замечательно работает, не дает никогда осечки и попадает точно в цель!
– Отвали, Борис! Я этого не говорил! Но ты опять судишь о том, чего не знаешь.
– Никого я не сужу! – взорвался Борис. – Я понять хочу! Почему? Зачем? Зачем долбить по «Мелодии»? Зачем разбивать лавки на аллейке? Роддом?.. А шарики зачем?
– Боря, – поворачивая вниз, сказал парень, – успокойся. Кстати, знаешь, что скоро высокие чины будут доказывать, что применялось только высокоточное оружие? С лазерным наведением? Будут предъявлять доказательства – снимки, видео, карты?
– Не сомневаюсь! И им, конечно, все поверят!
– Почему «все»? – тихо спросил летчик. – Не надо так плохо думать о своей стране.
– Я и не думаю, – буркнул Борис.
– Думаешь, Боря, думаешь. Но это пройдет, обязательно пройдет, – сказал пилот, снял очки и шепотом добавил: – Когда-нибудь…
Немного изменил положение тела, выравнивая полет. Снял с шеи веревочку, прищурился, прицеливаясь, и разжал руку.
Стремительно набирая скорость, понесся к зеленым квадратам сверкающий всеми цветами смерти осколок.
Яркий. Блестящий.
Красивый, как мечта.
Глава двенадцатая
До войны еще далеко
Они поженились через три месяца. Могли бы и раньше, но тогда Борис не был бы Борисом.
Один счастливый день сменял другой, убегали не менее счастливые недели, и однажды Ира не выдержала. Ругала себя в душе: «Мало тебе, дурочка? Испортить не боишься?» Ругала, боялась, но все-таки спросила:
– Боря, помнишь, что ты мне сказал?
Борис мгновенно почувствовал настороженность, взял ее за руку.
– Что я тебя люблю? Готов говорить еще и еще!
– Говори! Мне больше ничего не надо, но.…Помнишь, ты сказал, что не можешь жить без меня?
– Конечно, помню! – искренне удивился Борис. – Это так и есть! Могу еще повторить!
Ира сжала его руку, вздохнула.
– Боря, но ведь, когда так говорят, это что-то значит?
– Конечно! – еще больше удивился Борис. – Это значит, что я не могу без тебя жить.
– Ты что, шутишь?
– Даже не думаю! – растерялся Борис. – Как можно шутить такими вещами? Ирочка, я, правда, не понимаю! Что ты имеешь в виду?
Серо-голубые глаза распахнулись еще шире: «Господи, а ведь он действительно не понимает!»
– Да, Туманов, с тобой не соскучишься! Ну подумай, включи извилины! Обычно, если люди не могут жить друг без друга, они что-то делают…
Борис внимательно посмотрел ей в глаза, будто пытаясь там найти ответ на загадку, шепотом повторил: «Что-то делают, что-то делают…» Ира следила за его манипуляциями и не знала что делать – обижаться, смеяться, самой сказать? «Что-то делают», – еще раз повторил Борис и вдруг облегченно рассмеялся.
– Ир, ты что – про штамп в паспорте?
– Наконец! Ну у тебя и шея!
– Длинная! – гордо заявил Борис. – А нечего было загадки загадывать, сказала бы прямо.
– Туманов! – возмутилась Ира. – Тебе не кажется, что это должен говорить мужчина? Кстати, ты так ничего и не сказал.
– Должен, должен! Кому должен, перед кем должен? – дурашливо закатил глаза Борис.
Ира нахмурилась.
– Стой, стой! Ну, дурак, прости…Ирочка, я прошу тебя выйти за меня замуж, предлагаю тебе руку, сердце и все остальное… – провел пальцами ей по щеке и, не выдержав, добавил: – Кроме кошелька.…Потому что его нет!
Свадьбу справляли в кафе «Офицерское», за Бароновским мостом. Гремел обычный магнитофон, подключенный через усилитель, сверкали лампочки самодельной цветомузыки, за окнами моросил холодный ноябрьский дождь.
Народу было мало.
Как только раздались первые крики «Горько!», Борис встал, постучал ножом по рюмке и громко объявил:
– Уважаемые гости! Дамы, господа и не побоюсь этого слова – товарищи! Что-то мне не верится, что водка, купленная в столовой Совета Министров, может быть горькой. В крайнем случае, есть коньяк и вино. Так что великодушно прошу прощения, но целоваться мы не будем – стесняемся. Благодарю за внимание!
Гости выслушали и снова закричали «Горько». Борис повторил. За столом на минуту воцарилась тишина, кто-то досадливо крякнул. Однако, люди собрались тактичные, вслух никто возмущаться не стал.
До поры, до времени.
– Иришка, – сказала через час самая близкая подруга, – тебе не кажется, что это слишком?
