Больше всего я любил беседовать с дедом Исламом, когда начинало смеркаться, и он неторопливо разбирал свой лоток.
— Жили мы в этом Казахстане в чистой пустыне, все время дул ветер, везде песок. Нам, чеченцам, запрещено было уходить из лагеря без разрешения властей. Если поймают дальше, чем за шесть километров от бараков, накажут. Будь то ребенок, женщина, молодой или старый, без разницы. Держали нас там как скотину.
После двенадцати лет ссылки Россия позволила чеченцам вернуться на Кавказ. Изгнанники возвращались в горы, везя с собой прах близких, умерших на чужбине.
— Выгнать целый народ — все равно, что вырвать растение с корнем. На другой земле может не приняться. И даже если ты его посадишь на старое место, тоже может завянуть, — говорил дед Ислам, пакуя в багажник коробки с мятной жевательной резинкой и турецкими сигаретами. — Многие наши старики не пережили того изгнания. Вымерли. И унесли с собой в могилу всю мудрость. Вот и имеем теперь, что видишь. Молодые не уважают старших, не уважают традиций, не знают языка. Тьфу! Разве после всех этих войн, захватов, погромов и ссылок мы могли бы жить рядом с русскими и чувствовать себя в безопасности? Почему от евреев никто не требовал, чтобы после истребления они стали жить в Германии? Почему никто не удивляется армянам, что они, чудом избежав гибели, не желают жить вместе с турками?
Через много лет российские власти специальным декретом простили чеченцам вину, за которую они были изгнаны с Кавказа. В России, однако, укоренилось убеждение, что чеченцы, да и другие кавказские горцы, — убийцы, разбойники, предатели и друзья Гитлера, верить им нельзя.
Войны, ссылки, угроза уничтожения и постоянно окружающая их враждебность и подозрительность спасли, однако, чеченцев, не позволили им забыть, кто они, не позволили превратить их в выведенного в большевистских лабораториях homo sovieticus.
Отторгнутые, лишенные доступа к житейским благам и чинам, лишенные возможности развития, они могли положиться только на свой старый мир традиций и извечных порядков, на свои башни из камня.
Но даже во времена ссылок, в почти обезлюдевших горах продолжали сражаться чеченские партизаны. Нападали на милицейские посты, жгли учреждения. Отряд деревенского учителя Хасухи Магомадова, воевал в течение тридцати лет и был разгромлен только в семьдесят седьмом году. Потом около пятнадцати лет все было спокойно. Потом появился Дудаев.
Когда я снова приехал в Грозный, город гудел от слухов. Ночью кто-то опять пытался застрелить президента. В чайных и парках мужчины разговаривали только о покушении.
«Это должно быть Беслан, — качали они головами. — Да, это наверняка он, кто ж еще».
Беслан Гантемиров был мэром чеченской столицы. Когда-то держался Дудаева. Однако потом их пути разошлись, а незадолго до покушения Беслан заявил, что не признает власти президента. Дудаев послал к горсовету войска. Взбунтовавшийся мэр был ранен в перестрелке и вынужден бежать из города на другой берег Терека. Туда власть президента уже не распространялась. С тех пор в городе его никто не видел. Но люди знали, что Беслан вернется.
Разозленный на изменника Джохар, заявил по телевидению, что весь род Беслана — трусы и рабы. Весной солдаты Дудаева застрелили двух двоюродных братьев Беслана. Над их могилой мэр поклялся отомстить.
Таких вещей не прощают. Таков закон гор. Поэтому люди знали, что Беслан вернется.
О том, что кабинеты Дудаева находятся на пятом этаже неказистого, серого здания, гордо именуемого президентским дворцом, в Грозном знали все. Свет в окнах горел там день и ночь. Однако никогда не было точно известно, то ли президент сидит над бумагами до поздней ночи, то ли его гвардейцы смотрят телевизор и играют в карты во время дежурства. А может, это горел свет в небольшом гимнастическом зале, где Дудаев два раза в неделю в полночь разминался, медитировал или тренировал приемы карате.
Нападавшие, видимо, знали, что той ночью Дудаев решил допоздна поработать. У Беслана в городе осталось много влиятельных друзей в Министерстве безопасности, в полиции и даже в президентской гвардии.
Ночные перестрелки в Грозном никого уже давно не удивляли. Они стали чем-то привычным, как ночной лай собак. Поэтому, когда в третьем часу утра со стороны площади Свободы долетели автоматные очереди, никто на них не обратил внимания. Но когда рядом с президентским дворцом ухнул гранатомет, даже старики поняли, что на этот раз это не полуночные забавы подвыпивших гвардейцев.
Террористы подъехали к площади на старом «Опеле» без регистрационных номеров. Выскочили из машины и из-за приоткрытых дверок открыли огонь по окнам на пятом этаже. Почти одновременно отозвался гранатомет с другого берега реки. Снаряд пролетел над президентским дворцом и взорвался во дворе одного из жилых домов.
Через несколько секунд стрелявшие вскочили в машину и помчались по главной, абсолютно пустой в это время, улице. Проезжая мимо Министерства безопасности, выпустили по окнам еще несколько автоматных очередей. И только их и видели.
У чеченцев есть поговорка, что достаточно пастуху повернуть стадо, и овцы, бывшие последними, станут первыми.
Чеченская революция, как любая другая, открыла для всех политическую сцену, ранее недоступную, присвоенную горсткой людей. В политике, годами запрещенной, все вдруг стало чудесным образом возможно. Революция, во главе которой встал генерал Дудаев, вынесла на вершину пирамиды власти множество людей, прозябавших до сих пор у ее подножья. Многие оказались людьми случайными, недостойными, а нередко обычными мошенниками, аферистами, темными личностями. Их неожиданное возвышение было ценой, которую чеченцам пришлось заплатить за свободу.
Первым революционным Премьер-министром стал торгаш с базара, почуявший приближающуюся эпоху свободного рынка. Дудаев его вскоре выгнал за воровство миллионов долларов из государственной казны.
Беслан Гантемиров был до революции просто одним из безликой массы сержантов дорожной милиции, вымогающих взятки у водителей. Среди своих товарищей по счастью и несчастью Гантемиров выделялся тем, что мундиром пользовался еще и для того, чтобы проще было воровать машины и продавать их в Ставрополе и Краснодаре. Кстати, чеченская дорожная автоинспекция выдвинула из своих рядов неожиданно много революционеров. Один из них позже стал вице-президентом страны, другой — самым известным на Кавказе торговцем пленниками. Гантемиров, по кличке Бес, прославился во время революции тем, что одним из первых взял под свое командование ополчение горцев и оказал сопротивление российским десантникам, брошенным в Грозный на расправу с Дудаевым. Беслан стал любимцем генерала, который называл его сыном и доверил пост мэра Грозного. Отобрал он этот пост у алчного фаворита, когда тот пытался прибрать к рукам чеченскую нефтехимию и буровые. Обиженный Гантемиров перешел в лагерь оппозиции на другом берегу Терека.
В этом странном сборище затмевал всех стриженный «под ежика» великан Руслан Лабазанов. Революция застала его в грозненской тюрьме, где он отбывал срок за убийство. Позже он неохотно рассказывал, что действительно «заставил навсегда замолчать одного такого в Ростове». Говорят, не одного, а троих, к тому же милиционеров. Впрочем, великан (почти два метра роста, больше ста двадцати килограммов веса) большинство своих проблем всегда решал силой, которую начал тренировать еще в армии, где занимался боксом, борьбой и восточными боевыми искусствами. Достиг такого совершенства, что после выхода в запас, получил разряд мастера и стал лидером адептов искусства каратэ на всей Кубани. Неизвестно, то ли неуемный темперамент, то ли скромная тренерская зарплата привели к тому, что в свободное от работы в спортивном зале время Руслан занимался разбоем.
Узнав о том, что в городе вспыхнула революция, великан Руслан вместе со своим другом Хожей Красавчиком поднял бунт в тюрьме. Во главе полутысячи заключенных взял тюрьму под свой контроль и попросился на службу к Джохару Дудаеву. Великан генералу понравился, он произвел его в капитаны президентской гвардии, а затем назначил шефом личной охраны и советником по делам борьбы с преступностью. Позже, однако, их пути разошлись. Дудаеву донесли, что придурковатый великан выслуживается перед российскими шпионами. Руслан смертельно обиделся, поклялся отомстить.
Уехал со своими бандитами из Грозного, окопался в родном Аргуне. Основал там политическую партию под названием «Справедливость». Его посещало множество журналистов, потому что Руслан, как хороший хозяин, никого не отпускал без подарка на дорогу, без новой разбойничьей байки.
На вопрос, чем он занимается, Руслан неизменно отвечал: «Помогаю бедным. Отбираю деньги у тех, у кого их слишком много, и раздаю тем, кому они действительно нужны. Можно сказать, граблю награбленное. Многие сегодня зарабатывают нечестным путем. Я восстанавливаю справедливость».
