Ознакомительная версия.
– Где только его взять, ствол-то? – тоскливо пробормотал Адам.
Дмитрий стоял на ветру, пока иорданец изучал сложенные перед ним манатки. Он подумал о карте. Зашитая в подкладку мундира, она, вроде, надежно спрятана. Интересно, что будет, если иорданцы ее найдут?
Чтобы отвлечься, Дмитрий принялся разглядывать окна в соседних домах. Прямо напротив, на иорданской стороне прилипли к окну детишки, наблюдая за происходящим. Дмитрий скорчил им смешную гримасу. Детвора за стеклом запрыгала, заулыбалась. Потом старший, лет десяти мальчуган отогнал от окна мелюзгу, и, внимательно глядя на Дмитрия, провел ладонью поперек горла.
Дмитрий покачал головой и отвернулся.
Шмон тем временем продолжался.
Мимо удивленно стреляя глазами просеменила группа монашек-шариток, придерживая руками свои белые широкополые шляпы.
От грузовика послышались возмущенные крики. Легионер ковырявшийся в кузове вдруг примкнул штык к винтовке, и ловко крутанув руками тупорылый "эйнфилд" вонзил штык в мешок. Из прорехи, ему под ноги сыпанула гречка.
– Спокойно, спокойно… – приговаривал Картошка. Но было поздно.
– Я кальб! – взревел Шарабани, – Это же наша жратва!
– Кусссохтак! – Поддержал Буадана, – Я шармута!!!
Легионер пошел пунцовыми пятнами. Вскинул винтовку, передернул затвор и навел ствол на иракца.
Воцарившуюся тишину нарушил отчетливый лязг взводимого пулеметного затвора, прилетевший из окна Мандельбаумовского дома. Легионеры тоже защелкали затворами. Заметались между ними встревоженные ооновцы. К "студебеккеру" подошел иорданский офицер и что-то крикнул легионеру.
Тот постоял с минуту, прожигая Буадану ненавидящим взглядом, опустил винтовку и зло, оскалившись, снова воткнул штык в несчастный мешок.
– Инта маньюк, – прошептал Буадана, глядя на легионера – ибн манюк!
Иорданец вспыхнул, но, сжав зубы, продолжал терзать штыком мешок.
Досмотр тянулся часа полтора.
Наконец иорданский офицер подошел к грузовику и заорал, размахивая рукой: "Удруп! Удруп!"
– По машинам, – скомандовал Картошка. Они расселись по заранее оговоренным местам.
В ледяном нутре бронированной махины стояли три узкие, на всю длину бортов лавки. В самом торце в переборке чернела распахнутая дверца, ведущая в кормовой отсек. В проеме виднелись штабеля коробок сухпайка, от пола и до потолка.
Последним в автобус влез бледный сержант-легионер с разлапистым шевроном на рукаве. Одной рукой он держался за поручень, в другой сжимал магазин "томигана". Разряженный автомат свободно висел у него на груди.
Между автобусами вклинился иорданский джип с пулеметом. Колонна тронулась.
Ехали недолго, но дорога оставляла гнетущее впечатление. Снаружи бесновалась толпа, летели в борта булыжники, гулко ударяя по броне.
Бледный от страха легионер сжимал в потной руке обойму, сидевший перед ним Буадана угрожающе заглядывал в глаза.
Миновав Шейх Джерах, водитель лязгнул передачей и автобус, натужно взвыв, пополз в гору.
Через узкий квадратик бойницы открывались незнакомые виды города: кусок крепостной стены, бескрайнее море могильных камней, серый купол над Храмовой горой. У ворот университета иорданские и ооновские джипы съехали на обочину. Лязгнула дверь, и легионер нулей вылетел наружу.
Вильнув между бетонными заграждениями, конвой втянулся на территорию анклава.
Когда Дмитрий выбрался из автобуса, в глазах с непривычки почернело от суетившихся полицейских мундиров.
Невысокий широкоплечий лейтенант отвел их в сторону и построил в каре.
– Доброе утро! – начал офицер, – Меня зовут Мордехай Цибульский, я из "Поплавка 247". Весь следующий месяц я буду вашей мамой.
Он улыбнулся и кивнул на Картошку, – Папа у вас уже есть.
Все заулыбались. Гаврош хмыкнул и поинтересовался:
– Мамаша, а как насчет сестричек или там, племяшек?
Лейтенант внимательно посмотрел на остряка, стер с лица улыбку и отчеканил:
– На следующий месяц, твоя сестра – это твоя винтовка, солдат!
Гаврош открыл было рот, но Цибульский рявкнул поставленным командирским голосом:
– Приступить к разгрузке грузовика!
Перекидав ящики и мешки из "студебеккера", они принялись грузить обратно тяжелые связки с книгами.
– Университетскую библиотеку вывозят, – пояснил кто-то.
Закончив погрузку, прибывшие собрались в холле.
Цибульски повел их в оружейку.
– Шарабани, – поддел мимоходом Гаврош, – запоминай, как выглядит университет, небось, на гражданке тебя к нему не подпустят на пушечный выстрел.
– Не очень-то и хотелось, – бурчал Шарабани, – чего я там не видел?
В маленькой чисто побеленной комнате вытянулись на стеллажах длинные ряды английских "лиэйнфилдов", отдельно стояли на сошках пяток "бренов". На белой стене, чернела кривоватая начертанная от руки надпись, гласившая:
"Оружие, соответствующее договору о прекращении огня."
У стены, под надписью "Угол связи" скучал у тумбочки с телефоном тощий очкастый солдатик.
– Мишке, – позвал его лейтенант, – принимай новеньких.
Солдатик оживился, извлек из тумбочки пачку бумаг, ручку и разложил все на снарядном ящике.
– По одному берем винтовку, подходим, четко называем мне номер, подписываемся. Поехали.
Заметив в углу одинокий МГ-34, Линкор с облегчением выдохнул.
– Значит так, – лейтенант продолжал знакомить новичков с местом службы, – в течение следующего месяца вы поступаете в распоряжение «Царя горы», – командира гарнизона. Кроме него вы подчиняетесь нам, бойцам «поплавка». Нас еще называют «царевыми людьми».
Здесь, на Горе, вы в полном нашем подчинении, помогаете следить за противником, оборудовать позиции, охранять здания университета и больницы. В случае войны вы получите от нас нормальное оружие и даже технику вместо старья, выданного вам в оружейке.
Следующим пунктом их экскурсии была крыша кампуса.
– Посмотрите вокруг… – Цибульский сделал жест рукой, – Весь Иерусалим лежит перед вами.
Они стояли на крыше университетского здания в укрытии из мешков с песком. У стены уставилась в небо ржавая водопроводная труба на подпорках, явная имитация миномета.
Ледяной ветер пробирал до костей, заставляя прятать лица в воротники шинелей.
Внизу распростерся склон Масличной горы, долина Кедрона, мусульманское кладбище. За ней сказочной твердыней возвышалась стена Старого города, с наглухо замурованными Воротами Милосердия. А выше парили в небе свинцовые купола Эль Акцы и Куббат ас-Сахры. Город казался вымершим напрочь.
– Линия прекращения огня находится там, позади, а здесь мы в тылу врага. В случае войны арабы первым делом попробуют уничтожить анклав, а наши – прорваться и соединить гору с остальным Иерусалимом. Задача гарнизона продержаться сутки, пока ЦАХАА не прорвется сюда.
По соглашению о прекращении огня, Израилю позволено держать на горе сто двадцать полицейских, без тяжелого вооружения.
Цибульский усмехнулся в редкие юношеские усики, – Но, поверьте мне, в случае боевых действий иорданцев ждет немало сюрпризов, а пока мы отвлекаем внимание такими игрушками. – Он похлопал рукой по ржавой трубе.
– Все понятно, инспектор! – хохотнул Гаврош.
Лейтенант невозмутимо надвинул фуражку на лоб и показал рукой в сторону черепичных крыш Августы Виктории. Крохотная фигурка иорданского часового застыла на колокольне.
– Не стоит себя обманывать, не мы одни такие умные. Иорданцы делают то же самое. Их полицейские на горе, – переодетые легионеры. Комплекс Августы Виктории превращен в крепость. Скорее всего, именно оттуда они будут атаковать.
Цибульский откашлялся, потер руками покрасневшие от холода уши. Поглядел вниз и сплюнул через парапет.
– Деревня Исауие вон там, официально находится в израильской демилитаризованной зоне, на деле, легионеры гуляют там как у себя во дворе, под домами строится укрепрайон.
Короче, формально соблюдается перемирие, но в реальности обе стороны кладут на него с прибором, а карта "Офицерского договора", как известно, потерялась, и разобраться в территориальной принадлежности там внизу не сможет никакой ООН.
Теперь посмотрите сюда.
Он подошел к противоположной стороне крыши:
– Там, – он указал на горстку зданий, словно сбившихся в кучку между деревьями, – больница. Больных в ней давно нет, но кое-какое оборудование еще осталось. Там же, естественно, наша санчасть.
– Это, – он ткнул рукой в сторону на трехэтажного здания с белым куполом, – Национальная библиотека. Каждые две недели мы отправляем обратно книги, но их там хватит еще лет на десять.
Цибульский зябко подышал на замерзшие ладони, – В общем, добро пожаловать на Гору Скопус. Постепенно будете входить в курс дела.
К вечеру неожиданно пошел снег. Вымороженная Гора и без того недобрая и пугающая, укрывшись белым саваном, стала совсем зловещей. Дмитрий никогда не верил ни в бога, ни в черта, но, бродя по пустым заброшенным университетским коридорам и аудиториям, он чувствовал, мороз, пробегавший по коже.
Ознакомительная версия.
