Многие из бойцов видели воочию и даже держали в руках этот исторический документ, а с ним — и другие: те, в которых были указаны их личные заслуги:
"Тов. Подгорбунский 21.03.44 года по приказу командования бригады был назначен командиром разведывательной группы, за это время проявил исключительное умение управлять боем и при этом проявил мужество, отвагу и героизм.
21.03.44 года в районе Константановый [86] разбил колонну из 6 автомашин, уничтожил 16 солдат, обоз из 8 повозок с продовольствием, снаряжением и обмундированием.
22.03.44 года в районе Скородино [87] разведгруппа уничтожила 19 повозок из 68-й стрелковой дивизии, взято 500 лошадей, 24 пленных солдат и офицеров, убито 46 немецких солдат и офицеров.
23.03.44 года в районе города Чертков [88] уничтожили и захватили в плен 50 грузовых и легких автомашин, 2 бронетранспортера, убито 67 солдат и офицеров, взято в плен 7 солдат и захватили полностью 3 склада.
24.03.44 года в районе города Бучач взято в плен 3 офицера из дивизии СС, заняли город Бучач. Уничтожили 40 автомашин, взято 6 складов, 3 тягача, 20 солдат и офицеров, 1 паровоз, 4 пушки, 8 понтонных лодок.
29.03.44 года в районе города Молмоч [89] уничтожил: 19 пушек, 3 зенитных пушки, 3 танка Т-4, 560 солдат и офицеров, в том числе одного подполковника, 1 полковника и 1 майора. Взято в плен 160 солдат и офицеров, 8 бронетранспортеров, 117 разных, захвачено 230 подвод.
29.03.44 года в районе Станислава сожжен 1 танк "тигр" в районе переправы.
Тов. Подгорбунский В.Н. достоин правительственной награды Героя Советского Союза")" [90].
К сожалению танковых разведчиков (и моему лично — тоже!), этим планам, по непонятным причинам, не суждено было осуществиться.
Но…
В последнее время автору всё-таки удалось разыскать кое-какие подробности этого весьма запутанного дела; повод для размышлений дал коллега по писательскому цеху из далёкого Омска — Сергей Николаевич Прокопьев.
Как оказалось, он длительное время тесно общался с одним из бойцов группы Подгорбунского — тем самым упомянутым уроженцем "великих" Ладыженских хуторов Константином Фёдоровичем Магасем, после войны переехавшим в Сибирь на постоянное место жительства. В конце войны он лишился обеих ног и до конца мирского существования (а прожил Магась немало — свыше восьмидесяти лет!) был вынужден передвигаться на протезах.
Вот заинтересовавший меня отрывок из повести "Война и мир Петра Рыбася" [91] — именно под таким псевдонимом Прокопьев увековечил в литературе своего доброго знакомого:
"Командир корпусной разведки капитан Подгорбунский страха не знал. Раз на "виллисе" вчетвером на летучую разведку поехали. Речушка по карте. Они к ней выскакивают, а там рота немцев купанием освежается. С арийских телес русскую пыль смывают.
— Вперёд! — кричит шофёру Подгорбунский. — Дави автоматчиков!
Трое на берегу со "шмайссерами" загорали. Полетели разведчики прямо под огонь. А ведь не горохом стреляли по "виллису", не бумагой жёваной. Подгорбунский на ходу положил фашистов. Раньше купальщиков успели к их одежде, главное — к оружию. Немцы опешили — думали: наступление, за "виллисом" основные силы повалят. Пленили нахрапом роту. А куда её девать? Разведзадание требует за реку сгонять. Ну, не отпускать же фрицев. Сколько ещё наших пострелять могут. И тогда Подгорбунский даёт немецкому командиру пулемёт и говорит (немного знал их язык): расстреляешь подчинённых, будешь жить. И тот голых всех до одного положил!
— Дай, я его гада с этого же пулемёта! — Петро всего перевернуло.
— Стоять! Берём с собой, "язык" не помешает!
Потом лишь звание Героя Советского Союза спасло Подгорбунского от трибунала. Петро тоже потаскали особисты: почему пленных расстреляли?
— А покажи мы немцам хвоста? — говорил, анализируя стычку с противником, командир разведчиков. — И задание бы провалили, и погоню получили. Видал, как тот по своим из пулемёта! Нас подавно за милую душу".
Как бы там ни было, несмотря на неоспоримость вторичного представления, дважды Героем Советского Союза Подгорбунский так и не стал.
Слабым утешением для него явился всего лишь орден Красного Знамени. Впрочем, определение "всего лишь" — наверняка не самое уместное в данном случае. Ведь для многих других советских воинов такая высокая награда — предел всех мечтаний!
Но вернёмся, однако, к разговору разведчиков в больничной палате их раненого командира…
— Может быть, командование официально объявит о присвоении тебе очередного звания гвардии майор? — продолжали вслух выдвигать самые невероятные версии повода для очередного празднования проведывавшие капитана Подгорбунского бойцы.
И снова — мимо.
— Нет, милые мои… — Владимир Николаевич, не дожидаясь оглашения очередной маловероятного варианта развития событий, обвёл хитрым взглядом всех своих орлов и одним махом торжественно выпалил: — Я, с вашего благословения, наконец женюсь!
После чего приподнялся в кровати и бросил на пол походную пилотку, которая лежала у изголовья на краю подушки, собираясь на радостях сплясать что-то родное, русское, но резкая боль в боку вернула его тело в первоначальное положение.
— Ура! Ура! Ура! — дружно и слаженно поприветствовали такое решение своего командира танковые разведчики.
— Не будем зря терять время, братцы, — выразил общее мнение один из прсутствующих — старший по званию среди тех, кто пришёл проведать Подгорбунского. — Сейчас же идём к главному врачу — требовать твоей немедленной выписки. Не фиг сачковать, отращивать жирок на боках. Вставай — и под венец! А мы это дело как следует отметим. Эх, давненько я на свадьбе не гулял!
— И ты туда же? А ещё другом назывался! — возмущённо фыркнул Володя.
— Дружба дружбой, но в данном случае наши интересы разошлись. У тебя цель — жениться, а у нас — хорошо повеселиться и напиться! Ясно?
— Ну что ж вы за звери такие, а? Хоть с виду и русские вроде как люди… Дайте ещё хоть пару деньков подышать воздухом свободы! Нет, гоните почём зря в петлю без шансов на спасение. А ведь женитьба — это не ёпсель-мопсель, это на всю жизнь…
— Да уж! Хороша тюрьма, вот только охотников до неё маловато, — подлил масла в огонь убеждённый холостяк с Южного Урала Матвей Степанович Гуляев, недавно получивший старшинское звание, о котором он давно мечтал ("отец был старшиной и дед — казак Оренбургского полка — тоже"). — Теперь ты не разведчик, не офицер и вообще — не самостоятельная боевая единица, а заштатный подкаблучник. Куда подол — туда и он! Может, и вовсе в банно-прачечный отряд перейдёшь?
Конечно, это был перебор, и любой другой на его месте точно мог бы вспылить после подобных шуток. Только не Подгорбунский. Владимир Николаевич по жизни слыл добродушным, отходчивым, совершенно незлобивым, необидчивым человеком и своим поведением всегда подтверждал это реноме.
— Ладно, братва! Я понял всё… Что ж — веселье отменяется, — тихо молвил он, предпринимая очередную попытку встать на ноги и поднять пилотку. — К чёрту прекрасных дам — пусть ищут себе других! Теперь никакой любви — только крепкая, проверенная временем, мужская дружба.
— Э-э, мы так не договаривались! — выражая общее мнение, начал протестовать тот же Гуляев. — В кои-то веки собрались погулять всем взводом, и на тебе: командир включает заднюю! Что скажем ему, братцы?
— Позор! — затопали ногами разведчики.
— Всё. Хоть не хоть, а свадьбе быть! Это окончательный вердикт, — под смех соратников закончил Матвей Степанович. — И попробуй только спрыгнуть!
