Если требуемый результат с обеих неравновесных сторон не достигается мирным путём, «таланту» тактично намекают: «а неча было подписываться» и на этом ставится жирная точка.
Когда в очередной командировке новичков нет, повар иногда назначается на неделю, рокер же опять на один весёлый рабочий день.
Так как книженция получается весьма нарядной, необходимо показать хотя бы один рабочий кухонный день, чтобы иметь какое-никакое представление о нелёгкой работе в боевых полевых условиях наряда по столовой.
Примерно в половине шестого утра кто-нибудь из внешнего наряда, широко зевая, поднимает недельного повара Гришу Белко, которому остаётся пахать последний кухонный день, вместе с ним однодневного рокера Серёжу Васюкова. И опять уходит на своё место под утренним солнцем, где продолжает наслаждаться музыкой из радиоприёмника.
Серёжа, умывшись, первым делом тоже включает громкую музыку, но уже магнитофон. Так как, укутанная полиэтиленом столовая находится в пяти метрах от жилой брезентовой палатки, половина спящих просыпается и, посетив по представившейся оказии полевой санузел, снова терпеливо пытается уснуть.
Рокер, в прекрасном настроении, чуть ли не вприпрыжку, размахивая пустым мешком, идёт в хлебопекарню батальона ВВ, где получает хлебобулочные изделия и между делом наслаждается песней, бегающих по малому кругу коробочкой уже вполне бодрых солдат: «Мы ребята из вэвэ, мы ребята — высший класс!..»
Возвращается. Чистит картошку, морковку, вскрывает консервы, нарезает хлеб и рассказывает Грише и постовым всем известные анекдоты.
В это время, ещё толком не проснувшийся, Гриша разжигает особую самодельную печку, работающую на солярном топливе. Накачав насос, поджигает форсунку, при этом слегка опаляет себе брови и с грохотом роняет несколько огромных алюминиевых кастрюль. Серёже становится смешно от своих анекдотов и естественно он смеётся. Над Гришиной неуклюжестью тоже.
Затем, пока закипает вода в кастрюлях, не выключая музыку, оба внимательно смотрят телек. Так как магнитофон явно мешает просмотру интересных мировых новостей, на телевизоре увеличивается громкость до такой степени, что даже не слышно недовольных возгласов из палатки:
— Как вам не стыдно, изверги!
— Немедленно прекратите безобразие, паровоз-тудыть!
— Никакого уважения, заметьте!
Но кулинары всего этого не слышат, так как полностью поглощены своей, доставляющей неимоверную радость, созидательной работой. Можно даже сказать — находятся в состоянии напряжённого творческого поиска.
Гриша даёт указания Серёже:
— В эту кастрюлю картошку сперва, потом, когда сварится, тушёнку. Но предварительно поджарь хорошенько. — Перемещает указательный палец, — А в эту я уже заварку насыпал, пускай дойдёт, покрепче будет. Потом сымем. — Сделал сосредоточенно-задумчивое лицо, направил взгляд куда-то вправо-вверх, — Лучок, наверное, тоже поджарь до золотистого цвета и по готовности закинешь. — Опять постоял, подумал, но взор переместил влево вниз, — Укропчик не забудь… Петрушку… Прочие интегриенты. Сало из оружейного погреба вытащишь, нарежешь… Та-ак… — Присел на край лавки, подпёр щеку кулаком, — Огурчики, помидорчики не забудь, салатик там… Ну и ещё чего-нибудь на своё усмотрение. Ну а я… — Убирает из-под щеки опору и слегка шлёпает ладонью по столу, — А, да, яйца ещё свари. Пятьдесят штук… — Встаёт с лавки, смачно выгибает спину, — Ну а я пойду пока, часок вздремну, пожалуй. — Вконец измотанный, уходит.
Через секунду завёртывает обратно и с раздражением выключает телевизор. Показывает на магнитофон:
— Да выруби ты эту шарманку! Достал уже! Итак всю ночь спать не дают…
— Доброе утро! — В столовую заходит Вася Цветной, — Что у нас есть поесть? — Не дожидаясь ответа, открывает банку сардин, берёт кусок хлеба. Покрывает его добрым куском масла и, набив рот, спрашивает Серёжу, — А фафай фефефифоф фюфим? — И сам же и включает телек.
Серёжа осторожно намекает:
— Да там ничего интересного.
Вася, быстро перебрав пультом все доступные каналы, предлагает:
— Ну, музыку включи что ли, в натуре. — Наливает в эмалированную кружку чай, ставит на блюдечко и, оттопырив мизинец, начинает чинно, под блатной музон, попивать.
Заскакивает вечно жизнерадостный Антоша Слепков:
— Здоров, беркуты! Что у нас есть? — Быстро, как пианист-виртуоз по клавишам фортепиано, пробегается по кастрюлям и, убедившись, что ничего ещё нет, и вообще для завтрака, судя по времени, рановато, выскакивает. По ходу дела бросив, — Серёга, лаврушку не забудь! За пять минут до готовности, это — важно!
Следом выходит Вася:
— Где-то мяту видел, в натуре, обязательно в чай добавь!
Потом появляется Педя Ибаноп…
Наливает…
Советует…
Проливает…
Выходит…
Забегают…
Рекомендуют…
Выбегают…
После всех утренних посетителей возникает долговязая фигура шеф-повара. Окидывает нутро серьёзного заведения строгим взглядом. Сережа, у которого вся утренняя свежесть вместе с настроением уже совершенно испарились, молча вручает Грише ложку. Гриша с достоинством снимает пробу. Одобрительно качнул головой, скупо хвалит:
— Нормально. Если что, сами подсолят, чай, не маленькие.
Подправляет на столе миски с салатами, тазики с хлебом, с варёными яйцами. Смахивает со скатерти несуществующую пылинку. Пытается выпнуть из помещения приблудного и уже прижившегося рыжего кота, но тот сам вылетает. Открывает пакетики с красным и чёрным перцем, насыпает по блюдечкам. Соль уже готова и распределена по баночкам. Ещё раз придирчиво осматривает сервировку стола и общую композицию. Замечает под лавкой горелую спичку:
— Ты что это, не подметал ещё сегодня? Исправить!
Серёга послушно недостаток устраняет. Гриша, кажется, полностью удовлетворён:
— Ну, Серёга, давай!
Серёжа начинает колбасить большой разводягой по артиллерийской гильзе, подвешенной на верёвке рядом с дверным проёмом:
— За-автра-ак!
Тут же выстраивается очередь. Всё происходит культурно и чинно, как в столовой Дома Правительства. Никакой толкотни, суеты. Командиры не рвутся вперед, а соблюдают общую очерёдность.
Гриша стоит рядом с Серёжей, который распределяет порции из большой кастрюли и внимательно следит за общим порядком во вверенном ему хозяйстве.
Начинается утренняя трапеза. Раздаётся энергичный стук ложек об миски и солдатские котелки. Затеиваются льстивые традиционные восхваления:
— О-о! Удивительный, неповторимый вкус!
— …Преле-естно!
— А салат-то, салат! Ы-ым! Каков букет!..
— Григорий Батькович, не поделитесь рэцэптом? Если не секрет конечно.
Гриша от удовольствия начинает рдеть, по всему видно — польщён:
— Да я то что, это вон — Серёжа!
— Ах, не скромничайте, подлец вы эдакий!
Захрустела скорлупа варёных яиц:
— Наконец-то на нашем столе появились нормальные человеческие яйца.
— Да-а, сальца бы не помешало…
Гриша выразительно смотрит на Серёженьку и повторяет пожелание постоянного клиента:
— Сальца бы не помешало. Ты что это, забыл? Негодяй!
Серёжа мчится в оружейный погреб, на столе возникает копчёное сало, которое мгновенно исчезает.
Кому-то во время приёма душистого чая вздумалось открыть банку кильки в томатном соусе. Возник специфический запах гниющего продукта. Всё утреннее удовольствие несколько омрачается.
Гриша, демонстрируя высшую форму проявления заботы о личном составе, извиняясь за досадное недоразумение, машет полотенцем у дверного проёма, как бы отгоняя турус и переводит стрелки на рокера:
— Ты что это, забыл? — Повторно эта фраза звучит вполне достоверно, и убедительно для всех присутствующих, — Негодяй, я ж тебе ещё вечером говорил, чтобы в погреб отнёс!
Рокер уже готов взорваться:
— Вчера, между прочим, в соответствии с утверждёнными в установленном порядке типовыми штатными…
Главповар, на правах старшего по возрасту и должности, не даёт Серёже возможности сформулировать мысль о том, что вчера был совершенно другой рокер:
— Не умничай! Выброси немедленно! Фи, гадость! — Серёжа с ароматной банкой улетучивается. На вдохе цокнув языком, Гриша шлёпает себя руками по бёдрам и на выдохе «ой!» осуждающе качает головой, мол, «ну что с него возьмешь?» — Одни проблемы и доставляет!
С этим утверждением все дружно соглашаются:
— Распи… Разгильдяй!
Коллектив с ходу начинает судачить о «разгильдяе»:
— Вообще таким ничего нельзя доверять!
— Вопиющее бесчинство!
— Нет, вы только посмотрите на него! Что, Гриша один должен пахать что-ли?
— Э, худой человек, однако!
Появляется обиженный Серёжа и корректно делает вид, что ничего не слышал. Всё высокое присутствие, хрумкая печеньем и попивая чаёк, прикидывается, что беседует о погоде:
