Генерал удивился: как такое возможно? Велел готовить документы, чтобы парня представить к званию Героя Советского Союза. И немного спустя, 26 октября 1943 года за подписью М. И. Калинина был опубликован Указ. Фамилия парня? Кхе, кхе… Как его… Из Узбекистана был тот парень. Худайбердиев. Да…
Смотрю я на Гали-батыра, а в душе рождается сомнение: что-то непривычно мнётся рассказчик, переступает с ноги на ногу, словом, будто что-то скрывает.
Когда он начал про Худайбердиева рассказывать ещё одну историю, сомнение моё возросло больше. Посуди, друг, сам.
— Однажды, — продолжает он рассказ, — лежим мы в окопе. Фашисты атакуют уже в пятый раз. Лезут как на рожон, не считаясь с потерями. Но и мы держимся крепко, хоть патронов осталось мало. Получили приказ: когда будут расстреляны последние патроны, подняться в штыковую. А немцы всё идут и идут. Когда они приблизились к нам, начали бросать гранаты. Такого мы не ожидали: хорошо ещё расстояние великовато. А когда подойдут ближе? Как бы эта неожиданность не спутала все наши расчёты: если граната разорвётся в окопе, в штыковую атаку уже не поднимешься…
Худайбердиев, кажется, смекнул это первым. И окоп его чуть впереди. Значит, фашисты пройдут прямо по нему. Как бы не так! Сняв шинель, Худайбердиев отбросил её в сторону, ненужный теперь автомат положил на бруствер, подтянул ремень и, уперев руки в бока, стал ждать. Вид — отчаянно храбрый. Словно борец на сабантуе ждёт очереди выйти на майдан.
Фашисты заметили его сразу. Сначала от удивления приостановились. Видно, подумали: что, мол, ещё за клоун? Немного постояли, осклабившись, потом пришли в себя и начали кидать гранаты в него. А Худайбердиев доказал им, что никакой он не клоун, а блестящий жонглёр: ловит немецкую гранату в воздухе и — обратно в них, ловит — и в них… Только что щерившиеся на забавное происшествие, немцы вынуждены клевать носом землю, отплёвываться, а то и вовсе протягивать ноги.
Худайбердиев таким образом отправил обратно шесть гранат. Но и немец хитёр, не лыком шит: выдернув кольцо, подержит немного гранату в руке и лишь потом бросает. Такая граната взрывается ещё не долетев до земли. Одну наш храбрый джигит всё-таки успел кинуть немцам обратно. А вторую…
Мы не могли больше ждать, выскочили из окопов и с криком «ура!» кинулись вперёд. Начался яростный штыковой бой. Наверное, о таком сражении сказано: «Горше, тягостнее смерти встреча штыка со штыком»…
Дети молчали. Такое не каждый день услышишь. Кто-то спросил: «А Худайбердиев погиб или живой остался?»
— Худайбердиев-то? — спокойно переспросил Гали-батыр. — Нет, он не погиб, выздоровел. Только ему не пришлось вернуться в свой полк. После того как Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинин, сказав: «Геркулес ты наш!» — приколол к его груди Золотую Звезду и торжественно поздравил, крепко пожав ему руку, Герой в сопровождении медсестры уехал к себе в Среднюю Азию.
Когда дети стали Гали-батыру задавать вопросы, я на цыпочках вышел из комнаты. Возвратился с работы и поспешил к одному журналисту. Тот заинтересовался подвигами и сразу написал в Москву письмо. Ответ ждали недолго…
Ты спрашиваешь, друг, о чём сообщили? Конечно, о тех геройствах, что я слышал в школе, было написано в бумаге. Как я и полагал. Короче, это был наградной лист о присвоении красноармейцу 387-го сапёрного батальона Галиеву Нургали Мухаметгалиевичу звания Героя Советского Союза. Подписан пятью военными начальниками, поставлена печать. Ежели хочешь взглянуть — пожалуйста. Я тоже копию имею…
Вот какие встречаются на свете чудеса, друг мой!
Снова — уже в который раз! — я в архиве Министерства обороны СССР. Старший научный сотрудник архива В. А. Александрович, приветливо улыбаясь, спрашивает: «Опять поиск?» — и тут же продолжает: «Да ведь и мы не сидим сложа руки. Вот завершили составление полной картотеки вернувшихся с Великой Отечественной войны Героев. Полюбопытствуйте. Вдруг посчастливится — и в семье Героев Татарстана прибудет…»
И вот мы на втором этаже центрального зала. В шкафах — карточки, расположенные в алфавитном порядке. Тысячи карточек… Говорят: глаза страшатся, руки делают. Перебрал один шкаф, второй, третий… Наконец, в список Героев, который я привёз из Казани, заносится новая фамилия: Сергеев Михаил Егорович. 1924 года рождения, родина — Татарская АССР, Тельмановский район, деревня Верхний Тимерлек. Оказывается, в настоящее время Герой проживает в городе Нефтекумске Краснодарского края…
Если Сергеев родился в Татарии, почему о нём до сих пор никто ничего не написал, у нас ведь выходила книга о Героях?
Ответ нашёлся, когда я познакомился с материалами о представлении Михаила Егоровича к званию Героя. Сергеев призывался в армию из Кривого Рога, а семья его в то время жила в Горьковской области. Поэтому наши историки его «не заметили». Так прошли годы…
Нашего земляка, воевавшего в 44-й мотострелковой бригаде 1-го танкового корпуса и получившего 25 марта 1945 года звание Героя Советского Союза, первыми разыскали друзья из Литвы. Им он и рассказал эпизод, который произошёл тридцать лет назад. (Мне об этом написали красные следопыты 37-й школы города Вильнюса.) Вот он.
…1944 год, 17 августа. Бойцы 3-го мотострелкового батальона, которым командует майор Бондарь, в ожидании приказа о выступлении расположились в лесу. Все понимают: если не сегодня ночью, то завтра утром предстоит жаркая схватка с врагом. Фашисты стремятся отбить Каунас и прижать наши войска к морю. Поэтому их контратаки следуют одна за другой. Сил на этом участке враг сосредоточил немало. Его артиллерия, не переставая, ведёт огонь, всё чаще и чаще повторяются мощные танковые атаки, нещадно бомбят самолёты. Продвигаться вперёд становится всё труднее. Многие наши части вынуждены остановиться и, ожидая подкрепления, окапываются.
Рядовой Михаил Сергеев находился как раз в одном из таких подразделений. Он — заряжающий 57-миллиметрового орудия. Голубоглазый блондин с крутыми плечами и крепкими, мускулистыми руками, которому только что стукнуло двадцать. Заветная пора в жизни молодого человека! Как выражается его отец Егор, самое время одному взваливать на подводу тридцатипудовый мельничный жёрнов. Да, силой Михаила природа не обделила. Потому и на службе у «бога войны» — в артиллерии. И специальность заряжающего освоил толково. Уже во время своей стрельбы на ногах стоял крепко, словно врастал в землю, хоть она и ходуном ходила. Стальной ствол орудия, будто отвешивая поклон, дрогнет, полыхнув огнём, — и на землю скатывается гильза, ещё горячая, дымная. В руках Миши — очередной снаряд. Как только раздастся командирское: «Огонь!», ствол вновь «отвесит поклон»… По окончании тренировок — анализ стрельбы. Как всегда, скупо хвалили. Потому что Миша из тех, кто из десяти снарядов семь-восемь лепит прямо в цель.
Но всё это в прошлом. Теперь впереди — настоящий бой, так сказать — боевое крещение. Как его встретит Миша? Не задрожит ли, когда на него двинутся, грохоча, железные громады с чёрными крестами? Не перезабудет впопыхах всё, чему его учили, когда вокруг начнут рваться вражеские снаряды.
Рассказывают, что с молодыми солдатами в первом бою случаются всякие курьёзы. Не попасть бы в смешное положение. Потом прохода не будет.
Нет, Михаил умрёт, но в грязь лицом не ударит. Трусов не только у них в роду — во всей округе не бывало. Наоборот, вон его земляки Николай Козлов, Анатолий Кузнецов и Николай Синдрияков — Герои Советского Союза. И в район, вырастивший таких удальцов, вдруг напишут: «А Миша-то ваш оказался труслив как заяц». Что тогда делать? Как покажешься на глаза той, которая тебе верит, обещала ждать? А родители? Нет, лучше смерть, чем такой позор!..
— Мишка, оглох, что ли? — замковый Выдренко толкнул его в бок. — Вставай, идём на ротное комсомольское собрание. Вон в том сосняке будет.
Миша, всё ещё не отделавшийся от своих дум, зашуршав плащ-палаткой, медленно повернулся и, продолжая лежать, уставился на Выдренко. «А зачем мне на собрание?» — говорил его взгляд.
Прошедший огни и воды, Выдренко сразу сообразил, что творится в душе молодого бойца.
— Вот забодай тебя муха! Ты что, забыл, что комсоргу заявление оставил. Може, и примут…
Миша вскочил. В самом деле, ведь он хотел в первый бой идти комсомольцем. Правда, в заявлении написал не так. Но комсорг был внимателен, уловил, по-видимому, и то, что не изложилось на бумаге…
Здешние леса напоминают наши: стройные сосны с золотистой корой, а под ними кружева папоротников, щавель, душица… Пряно пахнет ягодами и мёдом. Стоит та пора лета, когда всё созревает, а солнце печёт, не жалея силы. В жатву, бывало, столько мужчин съезжались вместе разве что на обед. От этих мыслей у Михаила заныло сердце…
