А тем временем прифронтовая полоса все ближе, ближе. Не исключено, что тут и вражеские самолеты появятся. Только я успел об этом подумать, как поезд затормозил, остановился. И нас, командиров батарей, вызвали к командиру полка Ольховенко.
— Может случиться, — сказал он, — что в небе покажется вражеский самолет. Постарайтесь не допустить паники. Все будьте на своих местах. А по самолету откройте хотя бы автоматный огонь. — Тут он сделал паузу и спросил: — Знаете, как вести огонь по самолетам? Не забыли? Упреждение надо брать. Упреждение! На три-четыре самолета обязательно!
Предупреждение командира полка я тут же передал всей своей батарее. Восприняли его по-разному. Одни приуныли, другие, как Вася Луценко, наоборот, оживились. Послышались голоса: «Да мы его! Только появись здесь... Уложим как миленького!»
Я понимал эту молодую браваду, усмехался про себя, а сам прислушивался: не прорежется ли сквозь стук колес рев немецкого самолета? Перед глазами вставали уже знакомые по прежнему опыту картины: самолет заходит на бомбежку, сыплются бомбы, и наш эшелон летит под откос. К счастью, реализоваться подобному видению на этот раз не довелось, эшелон благополучно прибыл к месту своего назначения, на станцию Джурын. Было это 3 августа 1944 года. Мы разгрузились и спешно направились в сторону города Галич. Так нажимали на скорость, что тягач, приданный полку на всякий случай, за нами не успел, отстал. И больше мы его не видели. Да он нам ни разу и не потребовался, обошлись без него. Остановились в небольшом хуторе. Всего несколько строений. Но кругом зелень — ветлы, тополя. Все двадцать самоходок упрятали в кустах. Транспортные машины, штаб, кухню также тщательно укрыли и замаскировали. Командир полка Ольховенко на своем «виллисе» куда-то уехал, не предупредив, что мы находимся на территории, где активно действуют бандеровцы. Кстати, о Бандере я тогда ничего еще не знал. Вероятно, и Ольховенко не подозревал о его существовании. И все самоходчики после столь долгой дороги рады были побродить по земле, размяться. Мы вышли из хутора и праздно гуляем, разговариваем, смеемся. Словом, ведем себя, как в глубоком тылу. И вдруг к нам подъезжает на открытой машине группа военных. Все с автоматами, в касках и маскировочных халатах. Требуют командира полка, к ним подошел майор Поляков. Разговор был коротким, после чего люди в касках опять сели в машину и уехали, держа автоматы наизготовку. А Поляков той же минутой собрал командиров батарей и строго-настрого приказал прекратить вольное хождение куда вздумается: враги рядом. Тогда-то мы впервые услышали об украинских националистах, бандеровцах. Ярые противники Советской армии, они маскируются под гражданских лиц. Распознать их нелегко. Бандеровец пашет, сеет, а под рубашкой держит парабеллум или обрез. Выстрелит, убьет нашего солдата, и не докажешь, что это он убил. Рассказав нам обо всем этом, майор еще раз предупредил: будьте бдительны.
Мы с Бирюковым переглянулись: вот так! А мы-то собирались сходить в соседнее село за яблоками и вишнями для себя и для своих солдат. Слава богу, что нас вовремя предупредили. Решено: дальше расположения своей части — ни на шаг. Кругом расставили посты. Ночью охрана была усилена. Часовые стояли парами. Стали доходить слухи о гибели советских солдат от рук бандеровцев. Это еще больше нас настораживало: выстрела из-за угла можно было ждать в любой час. Всем хотелось поскорей на передовую, подальше от этих мест. Наконец раздалась команда: «Заводи моторы!»
Марш в сто с лишним километров наш полк совершил довольно быстро. Остановились в небольшом, зажатом между горами городке Делятине. Здесь о бандеровцах пока не слыхали. Зато совсем рядом, в селении Яремча, был передний край немцев. Делятин на меня произвел удручающее впечатление: он почти весь был разрушен. На улицах — битый кирпич, стекла, пахнет гарью, дымом. Прошло всего несколько дней, как город был освобожден. Гражданских лиц почти не видно, кругом военные — пехотинцы, артиллеристы, санитары.
Едва мы прибыли в Делятин, как командир полка Ольховенко вызвал нас к себе, указал, где и как расставить самоходки. Коротко рассказал о противнике. Немцы, по его словам, держат оборону в Яремче, силы их невелики. Мы поняли, что не сегодня-завтра пойдем в наступление.
Моя и бирюковская батареи расположились неподалеку друг от дружки. Бирюков, едва заняв позиции, пожаловал по-соседски ко мне. Заговорили о предстоящих сражениях. Бирюков опять об этом злосчастном наводчике Бурдине.
— Почуял, что скоро на фронт, и — к командиру полка: «Отпусти. Домой хочется». И тот отпустил. А теперь что я буду делать без наводчика? Лейтенанту Грешнову самому придется и командовать, и наводить...
Словом, затянул мой сосед старую песню. И мне пришлось снова и сочувствовать, и утешать его. Не печалься, мол, пришлют наводчика. А Бурдину влетит за дезертирство.
Первая половина августа. Дни стоят теплые, солнечные. Ночью отдыхаем у самоходок, на разостланном вдоль гусениц брезенте. Временами противник бросает на город артиллерийские снаряды. Они рвутся довольно близко, не давая нам заснуть. Часовые предупреждены: если противник проявит активность, всю батарею поднимать по тревоге. Словом, живем как на иголках, в тревоге и ожиданиях. Ждем нашего наступления, ждем каверз от противника. Тем более что, по сообщениям нашей разведки, он готовит штурм города. Вот-вот схлестнемся.
Командование нашего полка тоже не дремлет. Подполковник Ольховенко то и дело вызывает к себе командиров батарей, держит нас в курсе дел на переднем крае, уточняет наши задачи на случай столкновения с немцами. Сражаться с ними придется в условиях гор. Эти Карпатские горы я вижу впервые. Да, хороши, красивы. Но как тут воевать, не представляю. Этому нас ни в Ульяновске, ни в Долматове не учили: и теория, и практика преподавались в расчете на степные, равнинные условия. Но делать нечего, война научит бить врага и в горах.
Неопределенность обстановки, постоянное напряжение заставляли и замполита майора Г. Полякова, и парторга полка капитана С. Кузнецова постоянно быть при батареях. Поляков рассказывал новичкам про то, как полк сражался в Крымских горах. Горы там не ниже Карпатских, но самоходки приспосабливались к условиям и действовали успешно. Новички слушали замполита с вниманием, его рассказы мотали на ус.
Прошло всего пять дней, как мы в Делятине, а уже огляделись. Даже к горам малость попривыкли, и они уже не кажутся нам такими страшными. А город, при всей его неприглядности, притом что противник продолжал его обстреливать, перестал нам казаться чужим. Мы узнали наиболее обстреливаемые места и обходим их стороной. Тревога, которой жили в первые дни, мало-помалу приутихла. Самоходчики ожили, стали собираться вместе. И уже шутили, смеялись как обычно.
О наводчике Бурдине никто не вспоминал. Отстал, выбыл, больше его нет. И вдруг Бурдин явился. Это стало в полку событием. Как? Какими путями? Откуда он узнал, где мы находимся?
Оказалось, что Бурдин более двух недель мотался по дорогам в поисках своих товарищей. Далеко не каждый начальник станции знал, куда уехал N-ский самоходный полк. А если и знал, то как он мог довериться первому встречному и сообщить ему маршрут следования целого эшелона самоходок. Не знаю уж как, мне Бурдин об этом не рассказывал, но он преодолел все препятствия и человеческое недоверие — и в конце концов разыскал своих. Первым, к кому он кинулся, был командир машины Грешнов. Они обнялись, расцеловались. Комбат Бирюков был вне себя от радости. Забыл, как ругал Бурдина. Бежит ко мне и еще издали кричит:
— Бурдин-то, мой наводчик, приехал! Вот! А мы считали его пропавшим, выбывшим из части. А он оказался не из тех. Нашел-таки нас!
Бурдина я увидел в тот же день. Исхудалый, измученный мытарствами, и только глаза сияют от счастья.
Прошло три дня после этого события, и батарея Бирюкова — пока одна-единственная в нашем полку — приняла боевое крещение. Случилось это неожиданно. Как-то сидим мы втроем — я, Миша Прокофьев, Коля Хвостишков. Вдруг, вижу, одна из батарей нашего полка — все пять самоходок — мчится по дороге в Яремчу. Всматриваюсь. Узнаю комбата Бирюкова: он на первой самоходке. Стоит во весь рост. Я в недоумении: почему мой друг Бирюков не сказал мне, что уходит в бой? Наверное, и мы сейчас получим приказ сниматься с мест и следовать за Бирюковым. Даю команду батарее приготовиться. И вот моторы заведены, все мои люди на местах. Ждем посыльного от командира полка, а тем временем смотрим в ущелье, где скрылась из виду батарея Бирюкова. Бегут минуты, а приказа от командира все нет и нет. А из Яремчи уже доносятся звуки стрельбы. Бьют пушки, строчат автоматы. О, как нестерпимо сидеть на месте, когда знаешь, что товарищи твои уже дерутся, а ты чего-то ждешь. Ну где же приказ комполка? А бой все усиливается, выстрелы пушек сливаются с разрывами снарядов. Стоит сплошной грохот. И вдруг поднимается черное облако дыма. Все знают, что это горит самоходка.
