Вон как расхохотались, противные! Элфи теперь так разозлилась на девушек, что не согласилась бы пойти с ними, даже если бы бабушка сама распахнула перед нею двери. Из-за них у нее сразу пропало всякое желание идти на танцы. Пусть прыгают там одни, «как горох в кастрюле»! Не умрет, если разок не сходит.
Элфи встала с тахты, причесалась, умыла лицо холодной водой, затем включила радио. Передавали какой-то рассказ. Она совсем уже собралась выключить приемник и уже потянулась к ручке, но в это мгновение внимание ее задержалось на какой-то фразе. Элфи вслушалась в повествование. В рассказе говорилось об одном бедном человеке, который купил в подарок своему брату гипсового ангела и затем всю ночь не мог уснуть: думал, понравится ли подарок брату. Рассказ был очень грустный, и голос актрисы, читавшей его, тоже был печальным. Элфи, которая прежде всегда выключала радио, если передавали что-нибудь неинтересное, на этот раз захотела узнать, что же сталось с гипсовым ангелом и этим беднягой. Человек этот был учителем. Несчастье его, так же как вот и ее, Элфи, состояло в том, что его никто не любил. Брат учителя и его шурин — оба образованнее и умнее его и потому презирали беднягу. Он и раньше покупал им подарки, но они никогда им не нравились. Они, конечно, не говорили ему этого, но бедный учитель и сам замечал, что его подарки родственники не ставят ни в грош. Однажды он подарил серебряный портсигар, но после этого ни разу не видел, чтобы брат пользовался им. Наверное, у этого учителя были с его братом такие же отношения, как и у Элфи с дядей Шандором и его семьей. Ведь и Элфи тоже всегда плоха для них. Потому что она всего-навсего ученица в парикмахерской.
Элфи села, облокотилась о крышку стола и слушала рассказ. На столе в вазе стоял букет разноцветных гвоздик. Его принесла бабушке мама на прошлой неделе, потому что из всего своего долга бабушке мама пока что смогла вернуть всего лишь сто форинтов. Остальные деньги она пообещала вернуть в следующем месяце. А чтобы задобрить бабушку, она принесла ей в подарок цветы. Цветы тем и хороши, что они делают людей добрее. С тем, кто приходит к тебе с цветами, не ссорятся. Словно неприлично, стыдно в присутствии цветов говорить с людьми грубости.
Рассказ по радио грустно начался, а закончился и того грустнее. Бедный учитель узнал наконец-то, о чем он раньше только догадывался: что его никто не любит. Он вернулся в свою деревню и вскоре там умер: возвращаясь в одну из зимних ночей домой, он присел у дороги отдохнуть и замерз. А вероятнее всего — с горя, которое давило ему на сердце. Еще бы — когда человека никто не любит! Элфи даже всплакнула. Кому-кому, а ей-то, во всяком случае, понятно его состояние!
Когда рассказ дочитали до конца, диктор объявил, кто написал его — Дёже Костолани. Элфи никогда прежде не слышала про такого писателя. А может быть, учительница Лайошфи называла его? Нет, Элфи что-то не припоминает. Впрочем, других писателей она тоже не помнит, потому что в школе она не училась, а только дрожала от страха. И напрасно перечисляла учительница Лайошфи имена писателей, названия романов — для Элфи они оставались чем-то вроде «оснований, щелочей и кислот» по химии, которые она тоже не понимала и потому никогда не любила. Вот для Жоки Петц или Гизи Шом — совсем иное дело! Они читали настоящие, серьезные книги. Им хорошо. Вообще, всем хорошо, кто любит и разбирается в серьезных вещах: в книгах, стихах, операх или, например, в такой вот музыке, что передают сейчас по радио, которое Элфи все еще не выключала. Но она все же выключит радио: не любит Элфи серьезной музыки, потому что не понимает ее. Сказали, какая-то симфония. Для нее это слишком недосягаемо. Что поделаешь? Бабушка, например, любит только народную венгерскую музыку, а джаз для нее — просто шум и гам. Элфи же не понимает, что хорошего в симфониях. И так всё.
Достав из шифоньера свое выглаженное белье, Элфи открыла затем бабушкину шкатулку со швейными принадлежностями и начала пришивать, штопать, что продырявилось. А то бабушка и так все время ворчит на Элфи за то, что она не содержит в порядке свои вещи, чинит их всегда наспех, кое-как, когда пора одеваться. Вот и на рабочем халате не хватает двух пуговиц — всю неделю Элфи закалывала его булавками.
Хорошо, хоть есть чем заняться! На дворе тихо, и снова доносится музыка: «Эй, мамбо!» Но Элфи уже не хочется на танцы и сердце если и ноет, то совсем по другой причине. И не по одной — по многим причинам. Элфи теперь даже рада, что ее одну заперли в комнате. Ей нравится работать. Тихо, спокойно: вдернуть нитку в иголку и заботливо, стежок за стежком, зашить разорванное место. Нравится Элфи и думать, и мысли ее сейчас — как вот эта сверкающая иголка и белая нитка: зашивает не только белье, а и все ранки на ее сердце, все самые маленькие тайные трещинки. Потому-то и шьет она теперь аккуратно, терпеливо — не так, как обычно, когда бабушка постоянно ругает ее за торопливый, стянутый шов.
Элфи шила, а сама слушала, не идет ли бабушка. Заслышав ее шаги, надо быстренько уложить в шифоньер все шитье, убрать шкатулку. Чтобы бабушка не увидела! А то подумает еще, что Элфи по ее приказу шьет. Совсем нет! Элфи терпеть не может, когда бабушка начинает пилить ее: «Вот видишь, внучка, говорила я тебе, есть на свете занятия и помимо танцулек да кривлянья…»
Опустел дом, редко кто в воскресенье сидит дома. Даже дворник с дворничихой ушли, потому что все жильцы дома недавно вынесли решение: по воскресеньям после обеда можно обходиться и без лифта. Чтобы и дворникам дать возможность немножко подышать свежим воздухом.
Общежитие строителей тоже опустело. Даже та, в брюках, что всегда на «больничном листе», сегодня ушла куда-то: в воскресенье наверняка не придут проверять из больничной кассы. Тетя Стойка, комендант, тоже ушла. Даже детского смеха не слышно. Зато городские пляжи сегодня забиты до отказа, в кафе и кондитерских за столиками, вынесенными на тротуар, людей столько, что яблоку негде упасть. Толпы людей в городском парке, на ипподроме. На Дунае полным-полно гребцов. И только дома пустуют! Только в квартирах царят покой и тишина. И тут-то Эльвира Варга сделала важное для нее открытие: человек может и наедине с самим собой провести несколько часов. И ничего страшного в этом нет.
Но вот чьи-то шаги. Элфи прислушалась. Нет, это не бабушка. Кто-то в башмаках на железных подковках. И шаги мужские, тяжелые, но такие неуверенные, робкие, словно когда человек приходит в чужой дом, разыскивая кого-нибудь. Элфи подобралась к окну и украдкой выглянула наружу. Посредине двора стоял Арпад Кёрменди! Что он-то здесь забыл? Смотрит на Элфино окно, а ее за занавеской не видит. Арпад высокий, сильный парень, а лицо совсем детское: розовые щеки и длинные-предлинные ресницы.
Но вот он решился наконец, двинулся к окну. На цыпочках. Ой, как смешно смотреть! Башмаки с подковками так стучат по плиткам, что за версту слышно. Да и попробуй пройдись неслышно по двору с его восемьюдесятью килограммами веса!
Арпад достал из внутреннего кармана своего плаща продолговатый белый пакетик и положил его на подоконник. Теперь он и Элфи находились совсем рядом. Глаза девушки так и сверкали за занавеской. Видел он ее или нет? Может быть, да, а может быть, нет! Ведь, если стоять так близко, должно быть видно даже сквозь занавеску.
Подождав мгновение, он повернулся и так же на цыпочках пошел к воротам. Элфи даже дыхание затаила. Это было нелегко сделать, так как ей страшно хотелось рассмеяться. Какой же трусишка этот парень!
Арпад, скрывшись под аркой ворот, остановился там. Уж не собирается ли он вернуться? На некоторое время наступила тишина. Шагов не было слышно. Нет, пошел дальше. Элфи подождала, прислушалась. В школе играли вальс «Спасибо, но я занята, мой танец обещан другому». Элфи высунула руку из-за занавески, схватила пакет, развернула его. В нем лежали два ореховых пирожных. Элфи сразу же откусила от одного, затем, пожав плечами, съела и второе. Совсем свежие пирожные! И чего это Арпад надумал?
Элфи считает, что «Арпад» — ужасно некрасивое имя. Правда, люди не сами выбирают себе имена. Они получают их по воле родителей, еще совсем маленькими. И все-таки. Как ужасно, когда человека зовут Арпадом! Мало того, что ее окрестили Эльвирой, так нет — находится поклонник, у которого имя «Арпад». И никакого ласкательного имени, как, например, у нее: «Белочка». У мальчиков это не принято. Есть, правда, у них в школе танцев один парень — Пуби, что значит «Крошка». Длинноносый, с приплюснутой, как блин, головой, двадцать два года, а его все еще зовут Пуби. Разумеется, Элфи тоже не нравится, что такси здоровенный верзила отзывается на кличку Пуби. Впрочем, Элфи не любит и самого парня, потому что он во время танца всегда смотрит на девушек прищуренными глазами. Пишта Чик обычно так шутит над ним: «У тебя, Пуби, огромный успех у женщин — они тебе все как одна нравятся». Так что если сравнивать два таких имени, как «Пуби» и «Арпад», не говоря уж о личности, то уж пусть лучше будет Арпад. Самое первое впечатление у Элфи от Арпада было, что он не такой балбес, как все остальные.
