А Бюш сообщал мне в ответ свои мысли:
— Хорошо, что у англичан жестяные фляжки. Если бы жесть не блестела при лунном свете, я бы никогда не догадался пойти обшаривать трупы.
Пока мы беседовали так, мимо нас то и дело проезжали кавалеристы. Их лошади почти не держались на ногах; удары хлыста и шпор все-таки заставляли бедных животных бежать рысью. Сзади слышались выстрелы. Мы, к счастью, были впереди других.
Было уже около часа ночи.
Проехавшие драгуны сообщили нам, что Наполеон уехал в Париж и командование армией передано королю Жерому.
Часам к двум ночи мы так изнемогли, что уже не в силах были двигаться. Мы заметили в нескольких сотнях шагов слева от дороги буковую рощу. Бюш сказал:
— Войдем в нее, Жозеф… и ляжем там спать.
Я не желал ничего лучшего.
Мы сошли с дороги, перешли овсяное поле и углубились в чащу. Мы положили ранцы на землю вместо подушек.
Когда мы проснулись, был уже день, и по дороге двигалась разгромленная армия.
Мы медленно пошли дальше.
Глава XХX. «Хоть корку хлеба!»
Много солдат, особенно раненых, осталось в Госсели, но большая часть народа брела дальше по дороге. Около девяти часов вдали показались колокольни Шарлеруа. Вдруг впереди, верстах в двух, раздались крики, жалобы, выстрелы. Вся толпа несчастных людей остановилась с криками:
— Город запирает ворота! Нам придется остаться здесь!
Отчаяние и ужас появились на всех лицах. Минуту спустя сообщили причину остановки. Оказалось, что подъехал обоз с припасами, но их не хотели раздавать. Тогда всеми овладел гнев. Вдоль дороги летели крики:
— Нападем на них! Убьем негодяев, которые издеваются над нами! Они предатели!
Кое-кто стал заряжать ружье. Другие прибавили шагу и подняли вверх сабли. Можно было заранее предсказать, что, если заведующие провиантом не уступят, то произойдет настоящая бойня. Даже Бюш стал кричать:
— Надо всех перебить… Нас предали… Идем, Жозеф, и отомстим!
Я удержал его за ворот. Он сопротивлялся. Наконец я указал ему на одну деревню, слева от дороги, и сказал.
— Гляди-ка! Пойдем лучше в эту деревню и попросим себе хлеба. У меня есть деньги и мы, наверное, достанем хлеба. Идем!
Наконец Бюш позволил мне увести себя. Мы пошли через нивы к какой-то покинутой ферме. Окна у нее были выбиты, дверь открыта настежь, кругом валялись кучи земли. Мы вошли внутрь и крикнули:
— Есть тут кто-нибудь?
Мы постучали прикладами. Никто не отзывался. Мы выбили прикладами дверь шкафа с бельем и все перерыли там своими штыками. В эту минуту из-под кухонного стола, который скрывал лесенку в погреб, вылезла старуха и с рыданьями взмолилась:
— Боже мой! Боже мой! Сжальтесь над нами!
Этот дом был разграблен рано утром. Лошадей увели. Хозяин исчез. Работники разбежались. Несмотря на все наше ослепление, нам стало стыдно при виде этой бедной старухи. Я успокоил ее:
— Не бойтесь… мы не злодеи. Только дайте нам хлеба, иначе мы погибнем от голода.
Она села на старый стул и, сложив руки на коленях, отвечала:
— У меня нет ничего… Они все взяли… все, все…
Седые волосы спускались ей на щеки. Мне хотелось плакать за нее и за нас.
— Пойдем поищем сами, — сказал я Бюшу.
Мы обошли все комнаты, потом зашли в кухню, но не нашли ничего, все было поломано и расхищено.
Я хотел уже уходить, когда в темноте за старой дверью увидел белое пятно. Я остановился, протянул руку. Это был холщевый мешок. Я быстро снял его с гвоздя. Мешок был тяжелым… Я открыл его. В нем находились две большие репы, краюха хлеба сухого и твердого, как камень, несколько луковиц и щепотка серой соли, завернутая в бумагу.
Увидев все это, мы испустили радостный крик. Мы боялись, как бы другие не заметили нашу находку, и побежали за конюшню, в рожь, сгибаясь, как воры. Мы уселись на берегу ручейка. Бюш сказал мне:
— Слушай, часть отдай мне…
— Конечно… ты получишь половину всего. Ведь ты мне дал пить из твоей фляжки. Я разделю пополам.
Бюш успокоился.
Я разделил хлеб саблей со словами:
— Вот выбирай, Жан. Вот репа, половина луковиц, соль вон там…
Мы съели хлеб, не размачивая его в воде, а также репу, лук, соль. Мы были не прочь есть и есть еще. Затем мы нагнулись над водой и напились.
— Теперь идем дальше, Бюш!
Несмотря на то, что у нас от усталости ныли ноги, мы пошли влево. Вправо от нас, в стороне Шарлеруа, все сильнее раздавались крики, выстрелы. По всей дороге происходили драки.
В час пополудни мы перешли реку Самбр через мост около Шатле. Пруссаки продолжали двигаться сзади, и поэтому мы не сделали здесь привала. Я, впрочем, был настроен радужно и думал: «Если пруссаки будут нас преследовать и дальше, то они, разумеется, пойдут вслед за главной массой отступающих, чтобы набрать больше пленных, захватить пушки, зарядные ящики и обоз».
Так-то пришлось рассуждать людям, перед которыми три дня тому назад трепетал весь мир!
Глава XXXI. Cнова с полком
Я помню, что часов около трех мы вошли в небольшую деревушку и, остановившись перед кузницей, попросили напиться. Нас тотчас же окружили крестьяне. А кузнец, здоровенный парень, предложил нам пойти в трактир напротив и распить с ним кружку пива. Разумеется, мы с удовольствием согласились, тем более что все эти люди явно нам сочувствовали.
Я вспомнил, что у меня остались деньги и они могут мне теперь пригодиться.
Мы вошли в трактир. Это была небольшая комната в два окна. Вместе с нами в комнату вошло столько народа, — мужчин и женщин, — что стало трудно дышать.
Скоро пришел и кузнец. Он снял свой кожаный фартук и надел синюю блузу. Вместе с кузнецом вошло еще несколько почтенных людей из этой местности — мэр, его помощник и другие лица.
Все они уселись на скамье против нас. Нам дали пива. Бюш попросил хлеба, и хозяйка принесла два больших ломтя и два куска мяса. Все говорили нам:
— Кушайте! Кушайте!
Когда кто-нибудь задавал нам вопрос о битве, кузнец или мэр прерывали спрашивающего:
— Дайте же им поесть! Вы видите, что они пришли издалека!
Только когда мы наелись, они начали расспрашивать нас о том, правда ли, что французы потерпели большое поражение.
Мне было стыдно рассказывать о нашем разгроме. Я взглянул на Бюша. Тот сказал:
— Нас предали… Предатели выдали наши планы… Вся армия была полна изменников, которым было приказано кричать: «Спасайся, кто может!» Как же нам было не проиграть битву при таких условиях?
Тут я впервые услышал рассказ об измене. Кое-кто из раненых кричал раньше, что «нас предали», но я не обратил внимания на их слова. Бюш своей выдумкой вывел нас из затруднительного положения, и поэтому я остался доволен его объяснением.
Тогда все присутствующие стали вместе с нами поносить изменников. Нам надо было подробнее рассказать им о битве. Бюш сказал, что пруссаки явились на поле сражения из-за предательства маршала Груши. Мне показалось, что Бюш зашел слишком далеко. Крестьяне же прониклись к нам нежностью, снова угостили пивом, дали нам табаку и трубки. Я стал вторить Бюшу.
Только потом, когда мы уже ушли из деревни, мне стало стыдно за нашу ложь.
К ночи мы добрались до постоялого двора, находившегося в небольшой деревушке.
Я решил переменить на другой день одежду, бросить ружье, ранец и патронташ и вернуться домой. Я считал, что война кончилась, и был рад, что вышел сухим из воды.
В эту ночь мы счастливо спали с Бюшем в маленькой комнатке. На следующий день нам так понравилось сидеть в кухне на мягком стуле, курить трубку и посматривать на кипящие котлы, что мы сказали себе:
— Спокойно останемся здесь. До завтра мы хорошо отдохнем. Потом купим парусиновые панталоны, две блузы, вырежем две хорошие палки и не спеша вернемся домой.
С этого постоялого двора я написал письмо своим. Всего несколько слов:
«Я спасся. Возблагодарим Бога! Я скоро вернусь. Целую вас от всего сердца тысячу раз!
Жозеф Берта».
Я не знал, что еще многое произойдет прежде, чем я снова подымусь по маленькой лестнице наверх, в наши комнатки. Когда находишься на службе, никогда не следует спешить сообщать о том, что ты скоро вернешься.
Я отправил свое письмо по почте.
Весь день мы оставались на постоялом дворе. После плотного ужина мы пошли спать. Я сказал Бюшу:
— Что, Жан! Ведь совсем иное дело, когда ты можешь делать, что вздумается, и не обязан являться на перекличку.
Мы весело смеялись и не очень заботились о несчастиях нашей родины.
В таком настроении мы мирно улеглись в постель.
Вдруг около часа ночи мы были разбужены барабанным боем. Вся деревня была полна людей.
— Это пруссаки… — прошептал Бюш.
Вы можете представить наш испуг. Через минуту дело стало еще хуже: раздался стук в двери постоялого двора. Дверь была открыта, комната внизу наполнилась народом. На лестнице послышались шаги. Мы вскочили с постели.
