Мойше дважды прорывался к Софи, всякий раз пытаясь провоцировать ее на разговоры о влиянии еврейского искусства на основные направления мировой живописи, которое — влияние это — в работе ее раскрыто все еще недостаточно полно. Набираясь терпения, Софи всякий раз пыталась вести с ним мирные и почти научные диалоги, но при этом вынуждена была прекращать «доступ к телу» многих официальных лиц, которые желали не только поздравить ее, но и пообщаться. Ангелу Бошу, который уже считал себя ее покровителем, это не нравилось, однако напрямую вмешиваться в ситуацию он тоже не хотел. То ли из деликатности, то ли опасаясь, что не сдержится и прямо в зале пристрелит этого Мойшу-Михаэля.
Зато, на удивление Софи, всякий раз на помощь ей приходила Мелита, которая на какое-то время оставила в покое своего академика и теперь неотступно находилась рядом с ней. С новоиспеченным доктором она почти не общалась, но как только вблизи появлялся Михаэль, тут же старалась отсекать его. Даже когда сама Софи пыталась уберечь настырного оппонента от ее опеки. Она же перехватывала и всех промышленников, которые приближались к Софи, выступая уже в роли ее референта. Однажды Жерницки даже заметила, как в сумочке Мелиты исчез конверт, ранее возникший в руке очередного поздравителя.
Но все это уже не имело какого-то особого значения. Как и то, что после третьего прорыва к ней Лехмана-Розенцвельда, двое каких-то крепких, но предельно вежливых парней, причем явно по знаку Мелиты, подхватили его под локти. Под предлогом того, что его требуют к телефону, парни буквально вынесли профессора из зала и куда-то увезли.
— Не отвлекайтесь на ненужных вам людей, Софи, — прокомментировал это малоприметное событие Ангел Бош из Триеста, который до сих пор старался держаться чуть в сторонке, полностью предоставив свою подопечную Мелите. — Особенно на тех, которые и вчера уже были лишними и которые попросту не достойны быть в вашем окружении.
— А как насчет бедного, вечно молящегося монаха Тото?
— Он уже здесь? — проследил за направлением ее взгляда Ангел. — Я специально приказал разыскать его и ненавязчиво пригласить. — Тото стоял в дальнем углу ресторана, в компании еще двух каких-то священников. Перехватив взгляд Софи, он слегка приподнял бокал с вином, а затем смиренно поклонился. — У меня на подножном корме подвизается один подставной уголовничек, известный тем, что «смертельно не любит Ангела Боша» и готов душу из него вытряхнуть. Несколько моих настоящих противников уже подорвались на нем, как на противопехотной мине.
— И мина эта уже заложена прямо здесь, в ресторане.
— Во всяком случае, прямо здесь, этого «живца» подставят Тото, уже как человека, имеющего доступ к «Горному приюту», а значит, и к Софи Жерницки. Увидим, какие чувства этот монах питает к вам. Впрочем, он уже не должен интересовать вас, доктор Софи.
— Видите ли, Тото захочет получить от меня информацию об «Альпийской крепости».
— Но не получит, поскольку вы ему не доверяете. Если передадите, он может поделиться ею с особо доверенным человеком Мюллера, а это уже опасно. Поэтому никакой информацией вы не обладаете, и вообще ничего, кроме искусства, вас уже не интересует.
— Нацеливая меня на Тото, Скорцени не знал об этом?
— Теперь уже знает. И не желает больше слышать об этом, даже по нашим диверсионным понятиям, слишком уж продажном англичанине.
Софи поняла, что только что Ангел, по существу, огласил приговор «бедному, вечно молящемуся…», но теперь судьба его и в самом деле не очень-то интересовала.
— Через кого же информация попадет в Лондон?
— На ночь мы остаемся здесь, в отеле. Утром к вам придет человек из английского посольства. Он уже знает, что вы — подруга, почти невеста коменданта «Альпийской крепости».
— Хорошо подмечено: «почти».
— И очень заинтригован этим.
— Передайте, что я стану разговаривать только с человеком, который назовет мне заключительную, контрольную фразу, которой мой английский радист обычно завершал все переговоры со мной. Только тогда я буду уверена, что имею дело именно с тем человеком, с которым намерена иметь это дело…
Ангел взглянул на нее с явным-уважением. Это был взгляд профессионала, сумевшего оценить подстраховку своего коллеги. И тут же подозвал одного из своих «адъютантов».
Фуршет был в разгаре, когда Ангела на несколько минут отозвали, а затем он появился с каким-то пакетом в руках.
— Господа, — объявил он, — то, что я сейчас представлю вам, будет сюрпризом не только для всех вас, но и для самой госпожи Жерницки. Только что из издательства доставили сигнальные экземпляры книги «Традиции славянской живописи», в которую вошли ее докторская диссертация и десять статей, опубликованных в различных европейских изданиях на разных языках. Первый экземпляр я вручаю самой доктору Софи.
Уже взяв книгу в руки, Софи с недоверием повертела ее в руках и уставилась на Ангела: «Этого не может быть!» китайскими иероглифами было начертано в ее глазах. Книга была отпечатана на прекрасной меловой бумаге, снимки сделаны с диапозитивов, а также с тех снимков, которыми сопровождались публикации статей. Кроме того, здесь размещались фотографии фрагментов публикаций ее статей в различных изданиях. Здесь же были опубликованы отзывы руководителя ее работы Рауля Беллини и двух профессоров, среди которых статьи Лехмана-Розенцвельда, естественно, не было. В результате получился достаточно солидный том.
Несколько больших пачек книг уже были выставлены на столике у камина, за которым вновь-таки хозяйничала черноволосая смуглянка Мелита. Туда же Ангел подвел и Софи, только теперь по-настоящему разволновавшуюся: что ни говори, а предстояла первая в жизни раздача автографов. Когда Мелита ткнула ей в руки авторучку, Софи вдруг поняла, что представления не имеет, что в таких случаях следует писать, и первые автографы сочиняла под диктовку своего новоявленного референта.
По дороге к старинному отелю, высившемуся на берегу Женевского озера, ее тоже сопровождала Мелита, к присутствию которой Софи уже постепенно начала привыкать. Отстранив коридорную, смуглолицая девица первой вошла в роскошный номер и осмотрела его с такой придирчивостью, словно кого-то искала, в том числе и на большом балконе, из которого открывался прекрасный вид на вечернюю бухту, плотно усеянную корпусами и мачтами парусников.
— Это все ваше, — выложила она на стол перед Софи семь или восемь пухлых конвертов.
— Что это?
— Пожертвования меценатов. Здесь так принято. К тому же некоторым промышленникам намекнули, что с их стороны было бы великодушно, если бы…
— Заберите их себе, Мелита.
«Амазонка», как назвала ее про себя Софи, удивленно взглянула на свою подопечную, однако к конвертам не притронулась. Тогда Жерницки схватила две пачки, рванула стоявшую на столу сумочку Мелиты и, вбрасывая туда конверты, заметила небольшой «швейцарский», или, как его еще называли в разведшколе, «диверсионный» пистолетик.
— Тогда только пополам, — перехватился ее руку Мелита, и Софи почувствовала, что это рука сильной, отлично тренированной женщины.
Она сама разделила конверты, забросила свою часть в сумочку и, сдержанно поблагодарив, направилась к двери.
— Только не проговоритесь отцу по поводу этих конвертов, иначе он надерет мне уши.
— Стоять! — по-мужски прокричала Софи, когда Мелита уже была на пороге и, метнувшись к ней, закрыла дверь. — Теперь стоять. Назад, к столу, в кресло, и жестко отвечать на мои вопросы.
К столу Мелита не вернулась, но отступила на два шага от двери, при этом правая рука ее легла на приоткрытую сумочку, висевшую на левой.
— Оставьте сумочку в покое, милочка, до дуэли дело не дойдет. Когда вы упомянули об отце, то имели в виду Ангела Боша?
— Вы разве не знали, что он мой отец? Как бы незаконный, по матери моя фамилия Груич, тем не менее…
— Даже не догадывалась.
— Скрыл, значит, старый конспиратор, — едва заметно улыбнулась Мелита. — А я-то думаю, почему вы так настороженно ко мне относитесь?
В ту же минуту за дверью послышались тяжелые мужские шаги. Мелита потянулась к Софи рукой, чтобы отдернуть ее от входа, однако гауптман сама отпрянула к стене, присела и сжала в карманчике пиджака точно такой же «швейцарский» пистолетик, какой только что видела у сербки.
— Это у вас такая реакция: в страхе приседать? — едва заметно улыбнулась Амазонка, когда шаги удалились, и где-то дальше, через несколько номеров, открылась дверь.
— Это пули, милочка, обычно летят на уровне груди. И когда убийцы врываются в комнату, они тоже сначала осматривают пространство впереди себя и на уровне груди, даря вам несколько секунд на упредительный удар, — объяснила гауптман, поднимаясь. — Вас этому разве не учили? Странно.
