Возле палатки, привалившись к брезентовой стенке спиной, стоял летчик в кожаном реглане. Под шлемофоном белели бинты, левая рука, тоже забинтованная, была на перевязи. Он жадно и часто затягивался, глотая едкий дым папиросы.
— Главное, я по этому «лаптежнику» из пулеметов как всыпал! А из облаков пара «мессеров» вывалилась… — сказал он, обращаясь к танкистам.
— А где тут прием раненых, браток? — спросил старшина.
— Дальше проходите… — махнул зажженной сигаретой летчик.
Гвардии старшина Стеценко доставил Николая Горелова в санитарную палатку. А сам убыл в штаб батальона бригады с докладом.
Обгорелым капитаном с весьма значимой для танкиста фамилией занялись врачи. Но не сразу. Сначала он попал на сортировку. Молодой, лет тридцати, военврач проводил первичный осмотр и определял, кому оказывать помощь в первую очередь, а кому подождать.
Глянув на гвардии капитана, военврач кивнул медсестре:
— Лида, обработай танкисту кисти рук и наложи стерильные повязки.
— Хорошо, Владимир Николаевич, сейчас все сделаю.
— Терпи, браток, все будет нормально.
И Горелов терпел, глядя, как медсестричка, совсем еще девчонка-школьница, быстро и ловко протирает его обожженные ладони марлевой салфеткой, смоченной в дезинфицирующем растворе, а потом наматывает белые бинты, резко контрастирующие с черным комбинезоном танкиста. На обожженное лицо Горелова она налепила стерильные пластыри.
— Все хорошо будет, вы, товарищ капитан, прилягте пока. Вот сюда, на койку.
Медсестричка помогла Николаю освободиться от теплого зимнего комбинезона и стащить сапоги. Танкист улегся на койку и мгновенно провалился в сон…
Глава 15
«Die nachte Angriff»[40]
Дитрих Шталльманн был подавлен. Впервые боевые части Вермахта стояли в глухой обороне. Древние Вена и Прага, своенравная Варшава, блистательный Париж — столицы Европы пали одна за другой. Ну а вот с этими упертыми азиатами получилось совсем по-другому!
Слишком крепок оказался орешек — не смогли его разгрызть стальные челюсти бронированных «панцер-дивизий»!
И теперь солдаты Вермахта вгрызались отточенными лезвиями саперных лопаток в мерзлую, твердую, словно фортификационный бетон, землю. Блиндажи, окопы, землянки, ходы сообщения… Все хаты в окрестных деревнях были сожжены и разрушены, поэтому приходилось ютиться в тесноте, оберегая драгоценное в русскую зимнюю стужу тепло. А где скученность — там и вши, и прочие паразиты… Началось распространение заразы, а госпитали и медицинские батальоны уже с большим трудом справлялись с потоком раненых, больных и обмороженных. Они скорее напоминали скотобойню, нежели место, где можно облегчить страдания.
Зима 1941/42 года под Москвой стала своеобразным печальным прологом к зиме 1942/43 года под Сталинградом… Но для немецких войск это было еще впереди.
А сейчас — только мороз и чувство горечи, все больше и больше овладевающее немецкими оккупантами.
Обер-лейтенант Дитрих Шталльманн находился в подавленном состоянии, впрочем, как и многие другие немецкие солдаты и офицеры. Мрачный «Аржмайстер» Алекс Кнаге стал еще более сумрачным и нелюдимым. А оберпанцершутце Вальтер Зибер стал более задумчивым. Стремительные темпы наступления танковых и мотомеханизированных соединений во время блицкрига сдвигали не только логические, но и нравственные акценты.
Молодежь, воспитанная в традициях Третьего рейха, была просто помешана на моторах, скорости, механической мощи. Они даже изобрели свой блиц-язык, до предела укоротив слова, заменив существительные аббревиатурами, почти полностью избавившись от прилагательных и сделав ведущими словами глаголы. Действие было положено в основу мышления. Так что на простые человеческие переживания времени уже не оставалось. Что значат страдания народов и отдельных людей, когда во главу угла поставлены глобальные идеи пангерманизма и концепция «высшей расы»?!
Темпы наступления в России были существенно ниже, чем в Европе, — блицкриг выдохся.
Но зато солдаты и офицеры Вермахта наконец-то увидели страдания обычных людей, беженцев, военнопленных, тех, кто остался на оккупированных территориях Советского Союза. Теория расовой неполноценности «неарийских народов» позволяла гитлеровцам отгородиться лживым барьером надуманной псевдоморали. Но обычные солдаты: немцы, австрийцы, датчане, норвежцы, словаки, венгры — все же в большей степени отождествляли себя с теми, кого они пришли завоевывать.
Кроме того, и откровенно растерянное поведение командования группы армий «Центр» подтачивало силы и стойкость войск.
* * *
Еще в сентябре 1941 года генерал-фельдмаршал фон Клюге выступал резко против начала наступления на Москву. Он заявлял, что немецкие войска не готовы к зимней кампании. Во время самого наступления он продвигался вперед столь медленно и неохотно, что вызвал нарекания со стороны командующего 4-й танковой группой Гепнера, на которого и легла основная тяжесть наступления.
После начала советского наступления под Москвой Гитлер отстранил генерал-фельдмаршала фон Бока от командования группой армий «Центр» и 18 декабря 1941 года назначил на его место фон Клюге. Став командующим, Гюнтер фон Клюге в ультимативной форме потребовал отстранения от командования генерал-полковника Гейнца Гудериана. Он объяснял свое требование тем, что во время советского наступления генерал-полковник оставлял неудобные позиции, отводя свои танки. А пехота Гюнтера Клюге держалась до последнего.
Во время контрнаступления советских войск в районе Ливен, Черни, Белова, Тупы одна из моторизованных дивизий Гудериана едва не была разгромлена. Генерал-фельдмаршал фон Клюге обвинил генерал-полковника Гудериана том, что тот задержал приказ об отводе войск.
Гитлер стал на сторону Клюге, и 26 декабря 1941 года генерал-полковник Гейнц Гудериан был навсегда отстранен от командования 2-й танковой армией. Больше «Быстроходный Гейнц» не принимал непосредственного участия в боевых действиях.
В тот же день генерал-полковник Гейнц Гудериан простился со своей армией:
«Солдаты 2-й танковой армии!
Фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами освободил меня с сегодняшнего дня от командования.
Прощаясь с вами, я продолжаю помнить о шести месяцах нашей совместной борьбы за величие нашей страны и победу нашего оружия и с глубоким уважением помню обо всех тех, кто отдал свою кровь и свою жизнь за Германию. Вас, мои дорогие боевые друзья, я от глубины души благодарю за все ваше доверие, преданность и чувство настоящего товарищества, которое вы неоднократно проявляли в течение этого продолжительного периода. Мы были с вами тесно связаны как в дни горя, так и в дни радости, и для меня было самой большой радостью заботиться о вас и за вас заступаться.
Счастливо оставаться!
Я уверен в том, что вы, так же как и до сих пор, будете храбро сражаться и победите, несмотря на трудности зимы и превосходство противника. Я мысленно буду с вами на вашем трудном пути. Вы идете по этому пути за Германию! Хайль Гитлер!»
Таким образом, непонимание и конфликт двух немецких высокопоставленных офицеров Вермахта самым негативным образом отразились на моральном состоянии солдат группы армий «Центр». Как известно, рыба гниет с головы.
Танковые экипажи уже порядком вымотались, отражая многочисленные атаки и контратаки русских танков, лыжников и пехоты. Обер-лейтенант Шталльманн уже знал почти феноменальную стойкость русских в обороне, но теперь он познал их фанатичное упорство и натиск в наступлении! Смертельное кольцо вокруг Калинина. Его рота трофейных танков Pz.Kpfw.747 Т-34® была самой боеспособной — в силу того, что советские «тридцатьчетверки» были просты в устройстве и обладали феноменальной ремонтопригодностью. Там, где пасовал «сумрачный германский гений», выручали простота и функциональность инженерного гения русских конструкторов.
И естественно, что теперь именно танкистам роты Дитриха Шталльманна выпадали ночные дежурства в охранении после изматывающих дневных боев.
«Unverhofft kommt oft» — «Неожиданное приходит часто» — так гласит немецкая пословица. Так и произошло в одну из ночей.
Танкисты Дитриха Шталльманна были разбужены за полночь звуками тревоги и стрельбой. Экипажи спешно натягивали комбинезоны и шинели и выскакивали на мороз — поскорее к своим танкам!
— Achtung! Achtung! Alarm! Russische Panzer! Внимание! Внимание! Тревога! Русские танки!
Никто не мог ничего понять, недоумение грозило перерасти в панику в любой момент.
Обер-лейтенант Шталльманн занял место в командирском танке и сразу же приказал включить рацию. Нужно было как можно быстрее навести порядок в подразделении. Verdammt! Проклятье! Откуда вообще могли взяться, черт побери, здесь русские танки?! Как они могли пройти через аванпосты и заслоны и куда смотрели передовые наблюдатели?! Наверное, все же не со стороны заснеженного болота, по которому не смог бы пройти даже легкий танк…
