Выслушав всадника, конвойные кинулись к Силантию, сбросили его на землю и в один миг сорвали с его ног путы. Затем они ударами плети погнали его вперед. Они бежали так скоро, что, достигнув Сурхаевой башни, Силантий долго не мог опомниться и едва переводил дух. Наконец, отдышавшись немного, он увидел Шамиля, Сурхая-Кади, Али-бека, Нура и других наибов. За ними в почтительном отдалении толпились пешие мюриды. Тут же, на самом краю обрыва, выдававшегося вперед в виде площадки, нависшей над пропастью, помещалось небольшое орудие, подле которого, лицом к имаму, в скромной позе стояли два молодых бека в богатых черкесках и мюридских повязках на головах. Немного в стороне лежало несколько мешков с порохом и чугунные ядра.
— Слушай, гяур, — грозно насупив брови, обратился к Силантию Шамиль, — ты говорил мне, что служил при пушках, значит, должен уметь стрелять из них. Приказываю тебе научить этому искусству вот этих двух славных юношей, сыновей храброго Нура-бека. Если ты исполнишь добросовестно мое повеление, я прикажу освободить тебя из тюрьмы и позволю жить в ауле на свободе, в противном случае подвергну страшной пытке. Помни, всякое сопротивление опасно; хотя бы ты был из железа, я сумею сломить твое упрямство, я придумаю такие муки, которых не в состоянии выдержать ни один рожденный женщиной. Понял? Итак, приступай немедленно к делу! Первый выстрел сделай сам, причем, чтобы не тратить даром снаряды, постарайся попасть вон в ту палатку, ближе всех отсюда. Я думаю, туда должно достигнуть, не правда ли? Второй выстрел пусть сделают они сами, — он кивнул на юношей, — ты только указывай. Ну, айда!
Силантий насмешливо глянул в глаза Шамилю.
«Ишь, какой батарейный командир выискался, — проворчал он про себя, — так я тебе и буду стрелять по своим, держи карман!»
— Нет, имам, — заговорил он смело, решительно глядя в лицо Шамилю, — не затем я принимал присягу, чтобы поступать так, как ты мне велишь. Напрасно пугаешь меня муками, не боюсь никаких мучений и против совести не пойду. Знай это!
Ни один мускул не шевельнулся на бесстрастном лице имама, он только чуть-чуть повел углом глаза на стоявшего подле Сурхая, который в свою очередь, оборотись к толпе, повелительно кивнул кому-то головой.
— Сдерите ему со спины два ремня, — приказал Сурхай выскочившим на его призыв мюридам.
Те послушно кинулись на Силантия.
В одно мгновение он был сбит с ног. Покрывавшие его спину лохмотья сорваны, и черев минуту Силантий почувствовал прикосновение холодного лезвия к его обнаженному телу. Еще одно мгновенье, и нестерпимая боль исторгла из его груди нечеловеческий вопль. В ответ со всех сторон послышался грубый смех и злорадные возгласы.
— Согласен ли ты исполнить мою волю, проклятый гяур? — услыхал Силантий над своей головой спокойный голос Шамиля.
Силантий, стиснув зубы, упорно молчал. Палач продолжал медленно ковыряться в его спине острием кинжала.
— Стойте, стойте! — закричал Силантий. — Согласен, будь вы прокляты!
Лезгины выпустили из рук свою жертву. Весь в крови, обливаясь холодным потом, поднялся Силантий и блуждающим, диким взором оглянулся кругом.
— Воды! — прохрипел он. По знаку Шамиля ему подали кувшин, к которому Силантий жадно припал, трясясь от внутренней лихорадки. Долго и жадно пил он, и только напившись всласть, стал немного приходить в себя. Остатки воды ему вылили на его пылающую спину.
— Ну, постойте, гололобые, — проворчал он, подходя к орудию и внимательно оглядывая его, — устрою я вам, чертям, камуфлет, до светопредставления не забудете. — Эй, вы! — обратился он к молодым бекам. — Смотрите, что ли.
Те покорно приблизились и устремили на орудие любопытно-внимательные и в то же время боязливые взгляды. Незнакомое им орудие возбуждало в них очевидный страх.
Силантий не торопясь зарядил, но вместо того, чтобы навести хобот орудия на палатку, взял значительно левее.
— Где ж у вас фитиль, черти? — грубо крикнул он, озираясь и ища глазами фитиль.
Фитиля не оказалось.
— Ну и антиллеристы, без банника и без фитиля, — насмешливо покачал головой Силантий, — гололобия проклятая! Давай, что ли, пакли и палку, сам вам фитиль смастерю, коли не сумели заранее заготовить, черти анафемские.
Он наскоро сделал нечто похожее на фитиль и, зажегши его, приблизил к затравке.
Грянул выстрел. На мгновение вся площадка закуталась дымом; когда он рассеялся, Шамиль, его наибы и все мюриды с жадным вниманием устремили глаза на палатку, но, к их большому разочарованию, та продолжала стоять, как и стояла. Ядро упало где-то далеко в стороне от нее.
— Гяур капурчи, доле мастагата! — раздались со всех сторон злобные ругательства. — Стрелять не умеешь, гяур керестень [35].
— А если не умею, черти голоштанные, стреляйте сами. Ну, вы! — крикнул он на мюридов. — Набросьте мне на спину мокрую тряпку, жгет — мочи нет; ишь, дьяволы, спину испакостили, чтоб вас самих на том свете черти так исполосовали.
Он осторожно дотронулся рукой до спины, на которой лохмотьями висела кожа, и слегка даже вскрикнул от боли. Среди мюридов раздался злорадный смех.
— Ах вы, дьяволы, — погрозил им кулаком Силантий, — еще и зубы скалите. Говорят вам, набросьте на спину рядно какое-нибудь, анафемы!
Силантий говорил по-татарски довольно сносно, пересыпая свою речь русскими и татарскими ругательствами, но мюриды не обижались на него. Все их помыслы были теперь устремлены на пушку, и они с нетерпением ожидали дальнейших опытов. Кто-то принес лохмотья, обильно смоченные водой, и набросил их на плечи Силантия. Прикосновение холода на несколько минут уменьшило боль. Силантий вновь приблизился к орудию.
— Ну, черти, беритесь, что ли! — обратился он к обоим юношам; те неумело и торопливо сунулись к снарядам.
— Не так, — поучал их Силантий, — не спеши… поспешишь — людей насмешишь… Чого ты пороха-то жалеешь, сыпь еще… еще сыпь… ну, вот, довольно… аль еще немножко подбавить… хорошо, будет!
— Послушай, — обратился к Силантию Шамиль, все время с внимательной недоверчивостью присматривавшийся ко всем действиям солдата, — для чего так много пороха? Первый раз ты взял гораздо меньше.
— Оттого и не долетало, что мало взял, — уклончиво отвечал Силантий, избегая испытующего взгляда Шамиля.
— А если орудие разорвет? — допытывался имам.
«Ишь, дьявол, догадливый, — усмехнулся про себя Силантий, — один умнее всей этой оравы».
— Не беспокойся, пресветлый имам, орудие не ружье, — поспешил он успокоить Шамиля, — ишь, стенки какие здоровые, выдержат.
Шамиль сомнительно почмокал губами, но промолчал, однако на всякий случай отодвинулся подальше.
Когда все было готово и один из беков с неумелой осторожностью взял в руку горящий фитиль, имам еще раз обратился к Силантию и, глядя пристально ему в лицо, произнес многозначительно:
— Гяур, еще не поздно; если ты задумал что-либо нехорошее, сознайся и исправь свою ошибку. Горе тебе будет, ежели орудие разорвет, я прикажу замучить тебя. То, что ты только что перенес, — детская забава в сравнении с теми муками, которые ждут тебя в случае измены.
Силантий вторично не мог не подивиться сообразительности Шамиля, однако смело выдержал упорный взгляд имама и, не колеблясь, отвечал:
— Прикажи стрелять, имам.
— Хорошо, — ответил тот коротко. — Эй! — обратился он к мюридам. — Отведите его подальше в сторону и караульте получше, а вы, — глянул он на беков, — делайте свое дело, и да поможет вам Аллах.
Юноша-бек с фитилем в руке, прищурившись, осторожно поднял его и приблизил огонь к затравке.
Раздался оглушительный грохот. Звон и лязг потряс площадку. Глыба земли, камни, осколки чугуна с визгом и воем рванулись вверх и посыпались на оторопевших мюридов. Густой дым окутал площадку непроницаемой пеленой… Послышались стоны и крики раненых… За первым взрывом почти одновременно грянул другой. Это вспыхнул сложенный в мешках порох.
