Раяк. Далекое малоизвестное географическое название на Ближнем Востоке вдруг обрело значимость, стало символом, влекущим к себе честных, благородных, отважных пилотов французских ВВС. Попасть в Раяк — значило найти выход патриотическим чувствам, доказать свою приверженность делу «Сражающейся Франции».
Пуликен был доволен летчиками, которых зачислял в группу. А вот по поводу того, найдется ли необходимый контингент надежных авиаспециалистов, — волновался. Авиамеханики и техники почти никогда не сталкиваются с врагом лицом к лицу. Следовательно, у них мало шансов, чтобы удовлетворить душевные порывы и жажду мести оккупантам за поруганную честь родины, Поэтому далеко не каждый патриот согласится на сверхдальнее путешествие только во имя того, чтобы в условиях сурового русского климата обслуживать и без того надоевшие самолеты.
Так думал Жозеф Пуликен. И глубоко ошибался.
Утром следующего дня Марсель Альбер представил ему список шестидесяти авиамехаников и техников, изъявивших готовность следовать хоть на Северный полюс, лишь бы внести свой вклад в борьбу французского движения Сопротивления.
— Откуда их столько здесь? — растерянно спросил командир.
— Как и мы, добирались всеми возможными путями.
— Хорошо, прикажите построить, хочу лично познакомиться с ними.
Строй был не ахти какой. Разноцветные шорты; обуты — кто во что горазд, вместо головных уборов — носовые платки… На команду «смирно» почти не реагируют: стоят кто как, переговариваются. Отвыкли от армейских порядков, воинской дисциплины или просто не знакомы с ними?
Пуликен пошел вдоль шеренг. Взгляд его задержался на невысоком, сутуловатом брюнете.
— Кто вы?
— Сержант Робер Карм. Механик по приборам.
— Как попали в Раяк?
— Служил матросом на торговом судне. В Бейруте сбежал, чтобы стать под знамя «Сражающейся Франции».
— Ясно.
Майор пошел дальше. Остановился напротив круглолицего паренька, обливающегося потом.
— Вы кто?
— Капрал Раймон Троллье. Механик по вооружению… Бежал из вишистской тюрьмы…
Обход открыл Пуликену глаза на этих, таких разных внешне, но объединенных единым стремлением людей.
Жан Дарнело, например, служил у вишистов, пока не убедился в продажности их политики.
Роже Туртелье организовал побег на самолете с авиабазы Пальмира в Сирии.
Анри Альберу чудом удалось спастись от расстрела.
Что ни человек — своя судьба, неповторимый жизненный путь.
1 сентября 1942 года эскадрилья, предназначенная для отправки в СССР, была сформирована. Жозефу Пуликену очень хотелось, чтобы она носила имя родного ему края — «Бретань», но так уже называлась одна из оперативных групп авиации. Решение нашли сообща. Марсель Лефевр предложил дать подразделению имя его родины — провинции Нормандия, наиболее пострадавшей от фашистской оккупации. Жан Тюлян и остальные летчики поддержали его. Пуликен тут же радировал об этом Валену. Тот был удовлетворен выбором названия и дал «добро». Оставалось позаботиться о вещевом и продовольственном снабжении личного состава да поработать над укреплением дисциплины, которая должна была сцементировать эскадрилью.
В дело обеспечения летчиков всем необходимым включилась мадам Катру — жена посла «Сражающейся Франции» в СССР, находившаяся в то время в Ливане. С ее помощью удалось снабдить личный состав тремя комплектами обмундирования — рабочим, выходным и парадным.
И вот Пуликен доложил де Голлю, проводившему инспекцию войск в Дамаске, о том, что эскадрилья полностью подготовлена к отправке в Советский Союз. Генерал де Голль подробным образом расспросил о ней, вручил Жозефу Пуликену документы, подтверждающие его права на командование эскадрильей, а заодно — и свое фото с теплой дарственной надписью. В заключение сказал:
— Мой майор, прежде чем принять какое бы то ни было решение, еще раз спросите себя, что значит оно для интересов Франции.
Когда попрощались, к Пуликену подошел капитан Мирле:
— Я снова отправляюсь в Москву. Что передать от вас?
— Передайте: пусть готовят лучшие самолеты.
— Охотно исполню вашу просьбу.
Вот-вот надо было сниматься «с якоря». Но проходил день за днем, а все оставались на местах. Пуликен начал нервничать. Его успокаивал начальник базы полковник Жене.
— Не торопи события. Ведь у вас все впервые. Нет прецедента, Тут все решается на уровне посольств, министерств иностранных дел, правительств.
— Я солдат, — не переставал злиться Жозеф. — Пусть меня отправят в бой, а сами решают свои вопросы.
— Успеешь навоеваться. События принимают критический характер.
— Тем более нечего сидеть здесь без дела.
Вплоть до 10 ноября шли такие взвинчивающие друг друга разговоры. А в этот день все устроилось — генерал Пети радировал из Москвы: выезд разрешен.
Почетный караул. Оркестр. Полковник Жене, пытающийся незаметно смахнуть слезу со щеки. 15 летчиков, 42 авиатехника и механика, 4 штабных офицера поднимаются по трапам транспортировщиков.
Долгожданные, волнующие мгновения.
Прощай, Раяк, пустынное пристанище!
Осень 1942 года.
Фашистская Германия захватила огромные территории европейского континента от Ла-Манша до Волги, от Баренцова моря до Кавказа. Военные действия идут и в Африке. Многомиллионные массы людей стонут под гнетом жесточайшего оккупационного режима. Молох третьего рейха неумолимо поглощает и разрушает национальные богатства многих стран.
В исключительно трудном положении находится Советский Союз. Враг прорвался к Волге и предгорьям Кавказа, находится в 150–200 километрах от Москвы, блокировал Ленинград. Линия советско-германского фронта достигла максимальной протяженности—6200 километров. В боевых действиях с обеих сторон принимают участие около 12 миллионов человек, до 130 тысяч орудий и минометов, многие тысячи танков и самолетов. Сложность борьбы усугубляется тем, что Красной Армии противостоят 266 отборных дивизий врага и его сателлитов.
Ценой колоссальных усилий и героического сопротивления советских воинов истощались наступательные возможности ударных группировок немецко-фашистского вермахта. Именно поэтому гитлеровский генералитет вскоре вынужден будет издать оперативный приказ о временном переходе германских войск к стратегической обороне.
В это тяжелейшее для нашей страны время в мире каждый день происходили разные — большие и малые — события, большинство из которых так или иначе подтверждало: пружина войны раскручивается не в пользу Германии.
8 ноября были прерваны дипломатические отношения между правительством Виши и США, на следующий день отозвала своих представителей Канада.
8–11 ноября англо-американские войска высадились на побережье Северо-Западной и Северной Африки. Вооруженные силы вишистов в Северной Африке прекратили сопротивление.
12 ноября были восстановлены дипломатические отношения между СССР и Мексикой.
15 ноября порвали все связи с правительством Виши Никарагуа, Гондурас и Бразилия.
19–20 ноября Красная Армия перешла в контрнаступление под Сталинградом.
25 ноября подписывается соглашение между Французской коммунистической партией и «Сражающейся Францией» о совместной программе боевых действий…
Тетива войны натягивалась все туже и туже. И все эти сдвиги объективно действовали против гитлеровской Германии. Многие честные люди земли были готовы вступить в смертельную схватку с фашизмом, безустанно тянулись к Стране Советов.
— Прошли Сирию, — сообщил бортрадист, выйдя из своей рубки, — Впереди — Ирак.
— Жаль, в Дамаске не пришлось побывать, — прокомментировал известие Марсель Альбер.
— Чего тебе жаль? — удивился Пуликен.
— Вина, которого не попили там.
Все заулыбались.
— Наверстаешь упущенное в Багдаде, — бросил, смеясь, Ролан де ля Пуап.
— Там некогда будет, — ответил Марсель.
— Почему?
— Это же, наверное, будет последняя посадка перед Россией.
— Ну и что?
— Займусь погрузкой на борт бочек с вином. Про запас.
— Напрасные хлопоты, — вмешался врач Жорж Лебединский.
— Как это понимать? — вытаращил глаза Жан де Панж — Что, в России нельзя будет после полета выпить по стаканчику доброго, старого вина?
— Там вино не пьют, — подключился Ив Майе. — Там механики в нем ветошь стирают.
— Стирают не стирают, а придется менять привычки, — подал голос переводчик Мишель Шик. — В России требуются градусы покрепче.
Как только речь зашла о холодах, все приуныли. Французы к жгучим морозам не привыкли.
Андре Познански встал, встряхнулся, расправил темно-синюю униформу, саркастически взглянул на свои изящные туфли с тонкой подошвой.
