Сняв свою банку, я вскрыл ее и отложил в сторону, чтобы дать остыть.
А у нас ведь «Уралов» не хватало и нам придали один грузовик из местного зенитно-ракетного полка. Я приехал туда забирать машину, а водителем в ней оказывается солдат-осетин. Все вроде нормально, но его начальник, тоже кстати осетин, просит меня, чтобы этот автомобиль ни в коем случае не отправляли в соседнюю Ингушетию. У них ведь с ингушами только-только война закончилась, вот начальник и переживал за своего дальнего родственника. Ну я ему пообещал, что этот солдат со своей машиной никогда в Ингушетию не поедет. А через три недели нас заменяют и я рассказываю про этого шофера-осетина своему заменщику, чтобы его к ингушам ни под каким предлогом не брал. Офицер все понял и пообещал следить за осетином. А через три месяца мой заменщик возвращается из Владикавказа и начинает мне рассказывать про этого солдата. Оказывается, в один прекрасный день московский инженер-полковник взял с собой только моего заменщика-лейтенанта и решил на этой машине с водителем-осетином съездить на блок-пост на Черменском Круге. А это как раз на границе Осетии и Ингушетии. Приехали они туда, полковник вылез решать свои вопросы, а потом возвращается и приказывает ехать в столицу Ингушетии — город Назрань. У него там какая-то важная встреча с ингушским начальством назначена. Военный водитель узнает маршрут и начинается у него истерика. Мол не поеду туда ни в какую. Осетин даже пытался бросить машину и убежать в чистое поле. Но там были мины, а по дороге обратно уйти он не может. На этой стороне Чермена проживают ингуши, так что пешком через ихнюю окраину не пройдешь. Тут еще этот полковник наорал на солдата, стал приказывать ему ехать, даже пистолетом своим начал махать. Короче, поехали они втроем в Назрань. Водитель, весь белый как молоко, едет и беззвучно свои молитвы шепчет. Ну, дело понятное, все жить хотят. Если ингуши узнают, что осетин осмелился заехать к ним в столицу, то разорвут за несколько минут. Приехали они ближе к обеду и начальник-ингуш предложил посидеть в ресторане — там и пообедать и вопросыобсудить. Лейтенант с полковником согласились, а водитель остался в своей кабине, запер двери изнутри, сам лег на пол и накрылся солдатским одеялом. А эти идут втроем: ингушский майор, московский полковник и наш лейтенант. Только они вошли в ресторан, как все сидящие там ингуши-военные разом все встали и отдали честь полковнику Минобороны Российской Федерации. И все продолжают стоять. А ингуш-майор объясняет, что они из уважения к российскому полковнику не садятся на свои места, пока он не даст на это свое разрешение. Ну московский полковник аж покраснел от удовольствия и разрешил им садиться. Все сели и они втроем прошли за свой столик. Пока они обсуждали свои служебные вопросы принесли обед и выпивку. Лейтенант, пока они болтали о своем, успел хорошо поесть, но пить не стал. А нашполковник с ингушом-майором потом так хорошо водочки напились, что сидят еле шевелятся. Вдруг гостеприимный майор, как положено хозяину, вспоминает про нашего водителя и предлагает его тоже позвать в ресторан, чтобы хорошенько покормить. А наш тепленький полковник лишь машет рукой и головой. Ингуш не понимает и опять предлагает позвать за стол российского солдатика. Тут-то наш полковник и выдает на весь зал:
— Да он не придет сюда — он-же осетин. Он вас боится.
Пока майор мысленно переваривает услышанное, за соседними столиками начинается заметное оживление: там переговариваются по своему, а кто-то даже встает из-за стола. Лейтенант понял, что дело пахнет керосином, берет свой автомат и идет к выходу. Мол, я до туалета и обратно. Но за ним уже потянулось человек десять местных военных. Выходит он на крыльцо и бежит со всех сил к своему «Уралу». А за ним уже толпа ингушей несется. До машины остается метров сто и лейтенант орет: "Заводи! ".
Солдат-осетин сразу же сбрасывает с себя одеяло и начинает заводить грузовик. Лейтенант на ходу успевает зарядить автомат и вскочить на подножку «Урала». А машина-то еще разворачивается и не успела набрать ход. Тут ингуши уже подбегают и стараются грузовик окружить. И тут лейтенант начинает стрелять из автомата прямо над головами местных военных. Короче говоря, еле-еле они смогли уехать из Назрани. Так водитель только за городом открыл ему дверь и лейтенант смог сесть в кабину. Приехали они в часть. Пока лейтенант ходил докладывать начальству, осетин бросил свою машину и сразу же пошел домой. Даже в казарму за своими вещами не зашел. Ну наши думали, что он хоть в свой зенитный полк вернется, но он так и не появился ни у них, ни у нас. Потом его, говорят, через местный военкомат уволили…
— Ну а полковник как вернулся? — спросил Олег, выскребывая дно своей банки.
— А его ингуши довезли до Черменского Круга и там он уже на наших попутках добрался до Владика.
— Пойдем-ка к местному милицейскому полковнику. — Проговорил, вставая со своего спальника, Олег. — Он нам чай обещал заместо обеда, ну и заодно еще обстановку доведет.
Но местного начальника пока не было и мы подождали у кухни, пока наш боец зальет в термос горячий чай на солдат группы. Потом мы отправились в небольшой закуток, служивший офицерской столовой, где нас поджидал уже обед.
— Да, жидковато живут. — сказал Кириченко, оглядев стол с нехитрой военной снедью.
— Это ты зря. Смотри, тут даже красная рыба есть. — пошутил я, показывая банку килек в томатном соусе. — Я уже от нее отвык.
— А меня уже тошнит от одного вида. — сказал Олег и отодвинул консервную банку в сторону. — Ты не хочешь?
— А что такое? — поинтересовался лейтенант, которого звали Руслан. — Вроде нормальная рыбка.
— Вот поешь ее с месяц хотя бы. Потом я на тебя посмотрю. — Покривился от души Олег. — Переставь-ка ее на другой стол.
Туда же была отправлена и каша-сечка и на нашем столе осталось лишь две тарелки с сахаром и сливочным маслом. Когда одна тарелка опустела, а чай приобрел сладковатый привкус, мы попытались было намазать масло на хлеб. Но ОНо было более жидкообразным, чем должно было быть и нам пришлось макать кусочки хлеба в расползающуюся желтую массу и запивать все это горячим чаем.
— У нас в тринадцатой роте десантного училища был курсант Кудрат, исключительно из любви к искусству, встречавшийся с девушкойкоторая в нашей столовой работала маслорезкой, то есть нарезала порциями и затем выдавала сливочное масло, — сказал я, подчищая тарелку последним кусочком хлеба. — Ну у них были свои Шуры-муры в ее комнате-маслорезке, вот только наши парни его достали подначками да приколами. Как-то
мы сидим в четыре часа утра в столовой и завтракаем перед отъездом на парашютные прыжки…
— А чего это так рано? удивился Олег.
— А у нашего училищного начальства свои шуточки были. Подъем в три тридцать ночи. Быстро получили оружие и позавтракали. Один час уходит на то, чтобы доехать до аэродрома Дягилево. В шесть утра мы на взлетке уже парашюты одеваем. А потом три часа на морозе с одетыми парашютами стоим. Ждем прибытия наших ВДСников и экипажей самолетов. А прыжки начинаются в девять-десять утра…
— А после прыжков сразу же укладка парашютов. — закивал головой лейтенант, который тоже заканчивал наше родное РКПУ. — А мороз обычно бывает под двадцать градусов.
— Ну вот сидим мы зимой в четыре утра и курсант Миша Иганов пытается намазать на хлеб порцайку масла. А оно-то замерзшее и ни хрена не размазывается и только хлеб продавливает, а ломоть крошится-ломается. Ну Миша старался-старался, а потом так громко говорит на весь зал: «Блин. Что-то Кудрат сегодня плохо кончил. Масло совсем не размазывается». Кто не успел еще намазать масло на хлеб, те просто ржут. А кто уже ест армейские бутерброды с маслом, то начинают материть Мишу. В общем итоге все курсанты бросают свое масло и пьют сладкий чай с хлебом.
— Ну спасибо, хоть нам ты после обеда рассказал. — Говорит Олег Кириченко, допивая свою кружку.
— А во время обычного завтрака к нам в столовую любил приходить наш комбат, чтобы проверить прием пищи курсантами своего батальона. Пройдет меж наших рядов, пожелает всем приятного аппетита и потом уходит. Как-то он только-только ушел из столовой и тут встает курсант Паршов и выходит на середину прохода. Поднимает над головой свой кружок масла на ноже и голосом комбата с таким пафосом орет нашим ребятам:
— "Курсант, помни! Съедая свою порцайку масла, ты уничтожаешь тысячи и тысячи маленьких кудратиков. "
— А потом? — давясь от смеха, спрашивает лейтенант.
— А что потом. Он быстро садится за свой столик и продолжает пить чай и есть хлеб с маслом. Но одна, деликатная половина роты уже матюкнулась и отказалась от своей пайки. А другая половина просто посмеялась, но затем пьет чай с дополнительным, вторым бутербродом.
— Весело вы там завтракали. — смеется Олег.
