Характерное для японцев обостренное чувство стыда и чести у самураев было возведено чуть ли не в абсолют. При этом считалось, что сословная честь — это не дар небес, ее необходимо воспитывать, неустанно выполняя свой долг. В японской литературе сложился устойчивый образ типичного самурая — вспыльчивого, надменного и задиристого.
Едкая редька.
И суровый, мужской
Разговор с самураем [3],
такое впечатление от общения с представителями этой касты оставалось, вероятно, не только у Басе.
К XIV веку самураи стали ценить смерть от собственной руки значительно выше, чем смерть в бою. В самоубийстве увидели проявление высшего героизма, силы духа и самообладания.
Выработался особый акт лишения себя жизни через вспарывание живота, называемый “сеппуку” (хара-кири). По японским поверьям, живот считался местопребыванием души и чувств. Сеппуку расценивали не как презрение к смерти, а как презрение к жизни. Это не было лишь простым самоубийством, но актом исправления ошибок, заглаживания своих преступлений, демонстрации верности сюзерену, доказательства высоких моральных устоев, апелляции к общественному мнению. Не проявление фанатизма или отчаяния, а сознательный акт — свидетельство героизма и высшей чести — вот что такое сеппуку.
Решиться совершить утонченное самоубийство (японцы считали его почетным) мог человек хладнокровный и мужественный, почему оно и было привилегией лишь самураев.
Священник и воин XVIII века Ямамото Цунэтомо (1659–1719) в знаменитой книге “Хагакурэ” (“Спрятанное в листве”) так охарактеризовал смысл жизни самурая: “Путь самурая — это смерть… В случае необходимости выбора между смертью и жизнью незамедлительно выбирай смерть. В этом нет ничего сложного. Просто соберись с духом и действуй. Тот, кто выбрал жизнь, не исполнив свой долг, должен считаться трусом и плохим работником…
Чтобы быть хорошим самураем, необходимо готовить себя к смерти утром и вечером, днем и ночью…”
Кодекс бусидо учил, что если самурай решил кого-то убить, то сделать это он обязан не откладывая, ибо боевые искусства не подвластны сомнениям.
Самурай с мечом за поясом всегда готов наступать. Тогда его разум будет сосредоточен на смерти, готовность к которой — главное качество воина.
У самурая желание смерти должно быть полным. Он не имел права бояться ее, мечтать, что будет жить вечно. Все помыслы воина, согласно бусидо, должны быть направлены на то, чтобы броситься в гущу врагов и умереть с улыбкой. Решимость уйти из жизни не появлялась сама собой. Она укреплялась в процессе тщательного обдумывания, когда смерть становилась смыслом жизни, а добровольный выбор ее — самым величественным поступком человека.
И синтоизм, и буддизм во многом способствовали и способствуют тому, что в японском обществе уход из жизни по собственной инициативе не осуждается. Более того, традиция самоубийства возведена здесь в ранг социальной ценности.
Европейскому уму трудно понять эту особенность японского отношения к жизни. Христианство, например, резко негативно относится к самоубийству как к явлению, попирающему естественный закон и направленному против божественного порядка. Правда, православная церковь канонизировала двух самоубийц, Пелагею и Домну. Но она сделала это, отдавая долг их чистоте и святости, качествам, которые обе мученицы ценили выше бесчестья.
У язычников, как известно, самоубийство даже восхвалялось как героизм. Точно так же и у японцев самоубийство не только не осуждается, но даже в какой-то степени одобряется. Не удивительно поэтому, что самурайский обряд сеппуку считается верхом героизма [4].
Согласно синтоизму, не существует коренного различия между богом и человеком. А раз так, то человек может достигнуть сущности бога своими усилиями и самопожертвованием. Вполне естественно, что с точки зрения бусидо самопожертвование означает лишение себя жизни на поле брани. Таким образом, битва превратилась в средство не только приблизиться к божеству, но и самому стать богом. Без сомнения, в ранний период истории Японии подобная вера носила буквальный смысл. Через несколько веков она стала общепринятой и широко распространенной: японцы искренне верили в то, что не существует предела силе духа, если специально готовиться к смерти и в итоге пожертвовать собой, В каждом человеке содержатся скрытые источники силы, которые только он сам может высвободить.
В глубокой древности самураи усвоили искусство киаи — мистической силы, которая лежала в основе любого военного успеха. Слово происходит от слияния существительного “ки” — “дух”, “воля”, и “аи” сокращения глагола “авасу”, означающего “объединять”. Таким образом, киаи — это движущая сила, которая побуждает людей к действию, это сила, которая вселяет в них решительность преодолеть препятствия или победить врагов.
Для того, чтобы привлечь киаи, самураи использовали соответствующие выражения, например:
“У меня нет родителей. Я делаю небеса и землю моими родителями.
У меня нет божественной силы. Я делаю честность моей божественной силой.
У меня нет волшебной силы. Я делаю мои личные качества моей волшебной силой.
У меня нет тела. Я делаю стоицизм моим телом.
У меня нет ничего сверхъестественного. Я делаю справедливые законы сверхъестественными.
У меня нет друзей. Я делаю мой ум моим другом.
У меня нет замка. Я делаю непоколебимый дух моим замком».
Подобные заклинания обладали для говорящего большим психологическим эффектом. Они помогали ему сконцентрироваться, приготовиться к испытанию, и в этом смысле “дух” действительно в какой-то степени господствовал над “материей”.
Искусство киаи, или самовнушения (как бы мы сейчас его назвали), оказывало большое влияние на самураев. Вера в то, что нет предела человеческим возможностям, и в то, что если кто-то успешно развивает свое “хара” (мужество, силу духа), то он может обрести нечеловеческую силу, — сказывалась на интенсивности и тяжести тренировок в японской армии, совершенно не известных в вооруженных силах других стран. Японские подразделения совершали марш-броски с полной выкладкой протяженностью 50 миль, после чего должны были три раза пробежать вокруг спортивного поля. Подобные испытания японский солдат выполнял беспрекословно. Европейцы употребляют выражение “предел человеческих возможностей”. Для самураев и солдат японской армии времен Второй мировой войны подобная фраза бессмысленна, так как они полагали, что каждый может собрать силу воли и достичь невозможного. С этой точки зрения самурай никогда не отказывался от приказа по причине невозможности его выполнения. Он должен был атаковать, даже если не хватало сил и вооружения.
Иногда европейцы рассматривают бусидо как восточную форму рыцарства. Применительно к военной стороне жизни это в какой-то мере справедливо, но не более того. Рыцарство подразумевает благородное отношение воина не только с представителями своего сословия, но и корректное поведение по отношению к врагам, гражданским лицам, женщинам и детям. Бусидо рассматривает лишь взаимоотношения между самураями в сражении. Самурай не может иметь никаких дел с врагом, так как один из них погибнет в битве, а другой победит. Бусидо никак не защищал женщин и детей. Женщины в доме самурая были в полной от него зависимости. Если дочерям самурая было необходимо стать проститутками, чтобы уплатить его долги, то кодекс бусидо предписывал им сделать это без колебаний.
Не следует, однако, оценивать самураев как людей в чем-то ущербных, озабоченных лишь собственным “я” и сохранением воинской чести. Как раз наоборот: самурай, согласно кодексу бусидо, рассматривался как “человек без собственного “я”. Нравственные идеалы и устремления японского военного сословия высоко почитались в обществе. Самураи, в свою очередь, хорошо осознавали значимость своего положения и ответственность своей роли представителей высшей касты.
Храбрость, мужество, самообладание, благородство, обязанность выполнять свой долг, милосердие, сострадание — все эти добродетели, согласно кодексу бусидо, непременно требовались от самурая.
С падением феодализма у самураев отобрали поместья. Ореол их славы и былого величия померк. Ушли в прошлое и высокие нравственные требования самураев.
К 1941 году каста самураев была официально отменена уже 74 года. Однако дух бусидо по-прежнему сохранялся в военной среде. Тот факт, что кодекс бусидо не был официально внедрен в армию, не делает его менее важным, так как он существовал как идеал, как вера, как кредо. Бусидо доказал свою способность поднять японцев на самые ошеломляющие дела во имя «священной земли Ямато».
Глава II. Путь к пропасти
