— Какой же из этих критериев главный?
— На мой взгляд, для принятия решения об изменении границ необходимо совпадение всех трех, что случается крайне редко. Если из трех принципов совпадают лишь два, то вопрос становится более сложным и спорным. Вот и в случае с требованиями ингушей и правами осетин ситуация очень непростая. Поэтому здесь весьма вероятна вспышка межнационального конфликта, которая может привести к кровопролитию. На мой взгляд, сейчас самым важным условием мира и спокойствия является усиление государственности всей России, ее суверенитета, что позволит создать институт третейских судей для решения спорных вопросов.
В гостях у Аушева
Попрощавшись со Старовойтовой, я побрел по площади в поисках Валерия Бучукури, который должен был приехать за мной из Владикавказа. С ним я служил на Дальнем Востоке. И вот, спустя десять лет, неожиданно встретил в Беслане, где он был военкомом Правобережного района.
Бучукури отыскался возле трибуны. Он о чем-то оживленно беседовал с Русланом Аушевым. На Аушеве ладно сидела новенькая генеральская форма. С ним я тоже познакомился на Дальнем Востоке — в Уссурийске, где он командовал «румынским» полком, названным так в шутку за то, что его солдаты из-за отсутствия воды вечно ходили неумытые, а оказавшись за пределами части, по своему разгильдяйству обязательно попадали в какие-нибудь истории, принося коллективу одни лишь ЧП.
Бучукури представил меня Аушеву. Мы обменялись рукопожатиями.
— Валера, — прощаясь, сказал Аушев Бучукури, — завтра мы собираемся узким кругом у Бекхана Барахоева. Приезжайте и вы. Посидим, повспоминаем...
На следующий день мы отправились в Назрань. По дороге нас то и дело обгоняли иномарки с чечено-ингушскими номерами.
— Богато живет народ, — заметил я.
— Для ингуша «Жигули» — не машина, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал Бучукури. — Он лучше будет ходить пешком, чем сядет за руль «ВАЗа» — соседи засмеют.
В полдень подъехали к дому Барахоева. Через широкую калитку прошли на просторный двор. Рядом с высокой верандой, на которой мирно беседовали несколько мужчин, стояли два автомобиля — «Ауди-100» и «ГАЗ-2410». Поднявшись на веранду, поздоровались с гостями. Это были, как я позже узнал, близкие друзья Аушева: Беслан Коренов, Бесан Юсупов, председатель КГБ республики Игорь Кочубей...
Все ждали Аушева, который задерживался. Но вот, наконец, приехал и Руслан.
— Прошу всех в дом, — пригласил Барахоев.
Я уже было направился к двери, как Бучукури, взяв меня за локоть, шепнул на ухо:
— Когда входишь в ингушский дом, непременно снимай обувь.
Я последовал его совету. Переступив порог, мы оказались в просторной прихожей, где нас приветствовало несколько женщин — обитательниц дома. Справа от прихожей находилась кухня, откуда исходил приятный запах шурпы.
Гостей позвали в зал — большую комнату, обставленную дорогой мебелью, посреди которой был накрыт стол — закуски, фрукты, дорогие коньяки и водка.
Пока я осматривался, Бучукури вполголоса рассказывал об обычаях, присущих ингушам.
— При входе в дом, — говорил он, — нужно обязательно спросить разрешения. Если с собой имеется оружие, ствол должен быть опущен вниз. Нельзя заходить в дом, если там нет мужчин, тем более к молодой женщине...
Слушая Бучукури, я вдруг вспомнил старейшин на площади в Назрани с взметнувшимися клюками.
— Что это значило? — спросил у Валерия.
— Старшие у нас на Кавказе пользуются беспрекословным авторитетом, — пояснил Бучукури. — А в ингушской семье — тем более. В присутствии старика нельзя курить, быть вызывающе одетым. Когда он входит в комнату, полагается вставать и первым приветствовать его. Если старейшина показал на кого-то своей клюкой, значит тот человек — обидчик. И молодежь должна быть готова его тотчас наказать...
Вот так.
— Гостей прошу к столу, — выставив вперед обе руки, сказал хозяин.
За столом я расположился рядом с Аушевым.
Тамада, как и положено на Кавказе, стал провозглашать тосты. Со слов Бучукури я знал, что его никто не смеет перебивать, так как это будет расценено как нарушение дисциплины стола. Однако Аушев, по-видимому, от избытка чувств, навеянных встречей с друзьями, вел себя по-мальчишески, то и дело бросал реплики, за что и поплатился — получил от тамады едкое замечание:
— Руслан, ты так редко бываешь в родных местах, что вовсе забыл наши обычаи...
Примерно через час, в разгар застолья, тамада объявил перерыв. Все вышли на воздух. Застолье застольем, а у меня «пунктик» в голове: завтра утром я должен был передать в редакцию материал о политической ситуации на Северном Кавказе. Легонько взяв Аушева за локоть, отвел его в сторонку, задал вопрос:
— Руслан, почему ингуши требуют отдать им Пригородный район Северной Осетии?
— Мы требуем не отдать, — ответил Аушев, — а вернуть, потому что исторически эта территория принадлежит ингушскому народу.
— Но ведь до ингушей здесь проживали казаки, которые в начале двадцатых годов были репрессированы. Еще раньше — кабардинские племена. А до них, если верить преданиям, — аланы, то есть предки осетин. Видишь, сколько всего намешано. Так что сегодня сложно сказать, чьи тут земли.
— Это наша земля, — неожиданно жестким тоном сказал Аушев, — и мы сделаем все, чтобы ее вернуть...
В разгар спора подошел Кочубей. Обняв нас, он с улыбкой произнес:
— Эй, братцы, хватит о политике. Давайте о чем-нибудь более приятном...
Потом я не раз мысленно возвращался к этому разговору. Пытался понять, почему Аушев все мерил на свой аршин? И на свой ли? Неужели не осознавал: когда у лидеров пропадает желание искать компромиссы, тогда народ, как правило, берется за оружие...
Позицию, схожую с позицией Аушева, я замечал у многих делегатов съезда. Шла какая-то двойная игра. А может, и тройная.
С одной стороны, партийные бонзы республики старались как бы не замечать, что сидят на пороховой бочке. И, пользуясь этим, местные жители скупали оружие. В центре Назрани расположились «калашниковские ряды», где можно было за определенную сумму приобрести пистолет или гранату, автомат или пулемет. С другой же стороны, они, номенклатурные работники, делая хорошую мину при плохой игре, пытались сделать невозможное — примирить народы республики, между которыми уже пробежала черная кошка...
Кстати, на это вполне недвусмысленно указал на том самом съезде народов Чечни генерал-лейтенант Сеин, приглашенный в качестве представителя от командования СКВО.
— Здесь многие говорят о единении народов республики, — не скрывая иронии, говорил Владимир Иванович. — Но как его достичь, если большинство населения Чечено-Ингушетии сегодня вооружено до зубов? К вашему счастью, пока еще в республике не стреляют. Однако ружье, которое висит на стене, как известно, рано или поздно должно выстрелить...
Слова генерала произвели на собравшихся эффект разорвавшейся бомбы. Многие делегаты повскакивали с мест. В зале раздались возгласы:
— Какое оружие? О чем вы говорите? Как вам не стыдно!
— Минутку, товарищи, — невозмутимо продолжал генерал Сеин, показывая справку, полученную в КГБ ЧИР. — Вот данные о количестве оружия, находящегося на руках у жителей вашей республики.
Зал гудел. И тогда слово взял председательствующий.
— А что все вы делаете круглые глаза? — раздраженно сказал Завгаев, обращаясь к залу. — Неужели то, что сказал генерал, для вас было тайной? Все мы об этом знаем, но не хотим палец о палец ударить, чтобы исправить положение...
Личное дело Дудаева
На том же съезде народов Чечено-Ингушетии я впервые услышал имя Джохара Дудаева. Правда, сведения о генерале были скудны и противоречивы. И вот как-то в перерыве между заседаниями Ибрагим Дениев спросил у меня:
— Николай, не хочешь посмотреть личное дело Дудаева?
— Да ты что! — не скрывая радости, воскликнул я. — Конечно, хочу!
— Сейчас организуем, —засмеялся военком.
Минут через тридцать передомною уже лежала потертая красная папка с надписью «Личное дело». Я было достал блокнот, чтобы сделать необходимые записи, но Дениев предупредил:
— Только, чур, ничего не записывать. Что запомнишь — то твое.
Пришлось согласиться.
Развязав тесемки, я раскрыл папку. С фотографии, что находилась во внутреннем бумажном кармашке, на меня смотрел человек в генеральской форме. Черты лица — гордые и воинственные. Тонкая ниточка усов подчеркивала непреклонность натуры. И вот что запомнилось из личного дела.
Родился Джохар Дудаев 15 мая 1944 года. Семья большая: десять братьев и сестер. Старшие братья: Бекмураз — строитель, Мурзабек — сотрудник вневедомственной охраны, Махарбек и Басхан — шоферы, Эльбика, Басира и Хазман — домохозяйки, Базо — врач, Нурбика — торговый работник.
