Пешавар — центр Западного Пакистана. Вокруг выжженная солнцем пустыня. Примерно в пятнадцати километрах от города, знаменитый Хайберский перевал, через который извилистая, вьющаяся между известняковыми скалами тропа ведет к покрытым снегом вершинам величественного Гиндукуша…. Это уже Афганистан. А рядом с символической границей, в одиннадцати километрах от Пешавара, в местечке Бадабера — лагерь афганских беженцев. Один из многих, разбросанных в пустынях Пакистана. Лагерь представляет собой месиво хлипких палаток, сооруженных, из одеял и поставленных тесно друг к другу так, что протиснуться между ними можно только с большим трудом. Костры горели в специально отведенных местах, где готовили еду и грели воду. Рядом цистерны Красного Креста, к которым тянется нескончаемая очередь беженцев, чтобы наполнить водой бензиновые канистры. Чуть в стороне, такая же цепочка, но уже с разломанными плетеными корзинами и мешочками. Это очередь к кучкам зерна, пожертвованного Западом. А метрах в двухстах от него, за строящейся глинобитной стеной, другой лагерь. В отличие от первого, не имеющего ограждения, этот окружен двумя рядами колючей проволоки. Охрану лагеря осуществляют двое часовых: Один у ворот, второй у пулемета на крыше складского помещения. Помимо десятка глинобитных бараков и палаток, там расположены шесть складских помещений с оружием и боеприпасами, и три тюрьмы. В одной из них содержатся пленные военнослужащие вооруженных сил Демократической Республики Афганистан, в другой советские солдаты, захваченные в плен в период с 1982 по 1983 год. Охрану их осуществляли моджахеды из обслуживающего персонала. А в третьей тюрьме, попросту, гауптвахте — провинившиеся моджахеды. Немного в стороне от палаток и строений большая площадка, где периодически собираются организованные группы людей. Рядом небольшая мечеть. Изредка появляются автомобили, как легковые, так и крытые тентом, грузовые.
В целом, это, конечно же, был один из учебных центров афганских моджахедов, со своими классами, казармами и плацем, где помимо мероприятий присущих всем воинским подразделениям, осуществляются и молитвы. Занятия с курсантами проводят 65 инструкторов и три американских военных советника, старшим у которых является майор Робертсон. Комендант лагеря майор пакистанской армии Мушарраф, его заместитель — представитель штаб-квартиры ИОА в Пакистане Рахматулло. Контрразведывательная работа осуществляется полковником пакистанской контрразведки Акахмедом, через начальника охраны лагеря Абдурахмона. (Все фамилии подлинные).
Полевой командир учебного центра афганских моджахедов, он же заместитель коменданта лагеря майора Мушаррафа Рахматулло, огладив рукой окладистую с проседью бороду, покосился на лежащие перед ним на столе бумаги.
Уже чуть более года, как его, по распоряжению непосредственного руководителя, председателя ИОА (Исламское Общество Афганистана) Раббани, направили сюда, в местечко Бадабера, полевым командиром подготовительных курсов для прибывающих из Афганистана моджахедов. Лагерь получил это название благодаря тому, что в пяти километрах от него стоит населенный пункт Бадабера, рядом с которым крупный военный аэродром и военный городок.
Направили Рахматулло в лагерь сразу после выписки из госпиталя в Пешаваре, где он находился после тяжелого ранения, полученного в одном из боев с шурави. Официально учебный центр нигде не значится. По всем бумагам он проходит, как лагерь афганских беженцев.
Отпив из стоящей на столе пиалы глоток уже остывшего зеленого чая, он вдруг услышал чьи-то вопли. Бросив взгляд в окно, увидел начальника охраны лагеря Абдурахмона, избивавшего своей знаменитой плетью, в которую были вплетены кусочки свинца, какого-то пленного шурави. Рахматулло выругался и по переговорному устройству вызвал дежурного. Кивнув в сторону окна, приказал немедленно позвать Абдурахмона.
Вопли прекратились, и через какое-то время появился начальник охраны. Рахматулло с неприязнью посмотрел на здоровенного, заплывшего жиром таджика, и с трудом сдерживая ярость, прохрипел:
— Я запретил тебе и твоим головорезам калечить шурави. Ты только за прошлый месяц отправил к всевышнему двух человек. — И переходя на крик, добавил, — ты подумал, кто будет строить эту чертову стену?! Так я заставлю это делать тебя и твоих зажравшихся бездельников! Ты понял меня?!
— Да, господин, — пробормотал Абдурахмон, и, окинув злобным взглядом своего начальника, попросил разрешения выйти.
Рахматулло было известно, что Абдурахмон регулярно докладывает обо всем, что происходит в лагере, начальнику отдела контрразведки северо-восточного округа Пакистана полковнику Акахмеду. По его приказу он занимается контрразведывательной работой среди пленных и, конечно же, внимательно наблюдает и за жизнью всех моджахедов. Акахмед этого не скрывал, а как-то, при очередном посещении лагеря, прямо спросил, как Рахматулло считает, сможет ли учебным центром руководить Абдурахмон, если его, Рахматулло, заберет в свою штаб-квартиру Раббани. Такие слухи действительно имели место, но с ним на эту тему пока еще никто не говорил. Рахматулло тогда дипломатично посоветовал обратиться с этим вопросом к американским советникам, в частности к майору Робертсону. Акахмед пристально посмотрел на Рахматулло, резко перевел разговор на другую тему, и при очередных, с ним встречах к этому вопросу больше не возвращался. Единственно, на что он посетовал, то, что Рахматулло чрезмерно лоялен к режиму содержания пленных, особенно шурави, их, хотя и избирательно, свободному перемещению по территории лагеря в дневное время. Посоветовал в качестве обмена опытом, побывать в лагерях подконтрольных его оппоненту по альянсу, Хекматиару. Рахматулло слышал о зверствах, которые чинят там над пленными шурави головорезы Хекматиара, но, благоразумно промолчав, только пожал плечами, и снова сослался на американца — майора Робертсона — старшего военного советника.
Еще совсем недавно у него была относительно спокойная жизнь. Но лагерь вдруг решили окружить глинобитной стеной, а для строительства ее, необходимой рабочей силы не было. Вот именно тогда какой-то умник из пакистанского начальства и предложил использовать для этой цели пленных, как шурави, так и военнослужащих афганских правительственных войск. Военнопленные стали прибывать около года назад. И все было бы ничего, но лагерь вдруг «облюбовали» американцы из какой-то неправительственной организации и стали проводить с пленными шурави беседы, уговаривая тех выехать в любую из свободных стран. Но кто-кто, а Рахматулло прекрасно знал, что этих парней уже никто не сможет уговорить. Кто захотел, тот уже давно где-то там… в Америке. А эти… Эти фанатики. На них уже ничем нельзя было воздействовать. За их плечами были все муки ада, которые они испытали, пребывая в плену, и терять им было уже абсолютно нечего… Но это еще ничего. Главное было в том, что после контакта с этими американцами, они словно проснулись от длительной спячки. Стали обращаться к администрации лагеря, чтобы о них поставили в известность посольства СССР и ДРА, требовали встречи с их представителями и представителями Красного Креста.
Звонок телефона прервал размышления Рахматулло. Он недовольно вздохнул и снял трубку:
— Да?
Это был его непосредственный начальник, комендант лагеря майор Мушарраф.
— Рахматулло, даю час времени. Просмотри все бумаги на пленных шурави и приезжай в штаб-квартиру полковника Акахмеда.
Рахматулло поежился. Он неоднократно встречался с полковником Акахмедом, и ничего кроме неприятностей от этого не имел. Он знал, что источником всех этих неприятностей является Абдурахмон, но поделать с этим ничего не мог. И все случалось именно тогда, когда «его» шурави выходили с очередным требованием встречи с сотрудниками Советского посольства в Пакистане и представителями Международного Красного Креста. Однако на этот раз шурави подобные требования не выдвигали… Тогда что?..
