День пятнадцатый
Чи позднее утро, чи уже день
У порога кунга мнется Васюм-Механ. Переступает дутиками по рыжей земле, вздыхает, булькает, шкрябается в борт. У Васюма проблема, которая съедает его недоеденный мобилизацией мозг. Иногда Механ приходит и громоздит свою беду на меня, а я… а я слушаю. Посада такая у меня — слушать. Васюма вот слушать, Шматко, который мечтает бульдозер с «серой зоны» угнать, слушать, Ярика, который вечно недоволен Президентом, и Президента, который вечно недоволен вообще всем, — тоже слушать.
— Заходите, больной, не стойте в коридоре, — говорю я, откладывая «відомість закріплення зброї». Один номер автыка «не бьется» с «формой-двадцать-шесть», нужно ехать к рависту. Был перевод с первой роты к нам еще той весной, но накладной на автомат нема… ааа, блин, мозги вскипят… — На что жалуемся?
— Та тогой… генік той, шо приве́зли, то у нього стартеру капець, — говорит в пространство Механ и замолкает.
— Не томите, больной, расскажите симптомы. — На самом деле я радуюсь, что что-то отвлекло меня от сравнения номеров автоматов. — Будь откровенен, сын мой, как на исповеди.
— Того я на позатой рік був у батюшки…
— Васюм, я пошутил! Шо там у тебя не получается?
— Ключ, — говорит Механ и вздыхает. — Без ключа не заведемо. А ключа нема.
— А шось… — Я вынимаю из командирской пачки, традиционно забытой на койке, последнюю сигарету, и верчу ею в воздухе. — Якось без нього? Снять к херам тот блок, как-то…
— Ні, то не піде, най до батюшки не ходи. — Механ смотрит на меня с великолепным презрением знающего человека, разговаривающего с неразумным дебилом. — Не буде́.
— И шо делать?
— Шо?
— Так, Вася. — Я подымаюсь со своей койки, сую ноги в тапки и выхожу из кунга. Уууу, а прохладно сегодня. — Смотри. Ты пришел ко мне с проблемой. Так? Так. И шо? Как ты приблизился к ее решению? Оттого, шо ты мне нажаловался, ничего не изменится. Ни задача эта не уйдет с твоих мужественных широких плечей, ни я не рожу тебе тут новый генератор. Так вот я повторяю вопрос.
— Який?
— Шо делать? Шо ты будешь делать, мой немногословный соратник?
— На ПТОР треба, — тут же выдает Механ.
— Огоооо… Необычное, но смелое решение. Нахрена?
— Той може там шось є.
— Так. Смотри. Я завтра собираюсь в батальон, на РАО. Беру тебя, и давай как-то разй@буйся, я не знаю…
Звонит телефон. Бибиканье, неожиданно громкое, заставляет меня вздрогнуть и резко полезть обратно в кунг. Васюм мнется дальше, а это значит, что генератор — не единственная проблема, которую он пришел взгромоздить на мою голову. И, главное, дождался же ж, пока коммандер спетляет… уйдет на позицию полетать… интрыган, блин.
Номер неизвестен.
— Але.
— Мартин?
— Слушаю.
— Это Вадим. Вадим Абрамов, узнаешь? Зимой виделись…
Зимой, зимой… В отпуске был. Шо ж это за Абрамов-то?..
— Друже, вибач, не помню.
— Тю! Народный Тыл! Ты ж теплак на ремонт привез…
— Тьфу, блин! Ай, завтыкал, сорри! Привет, дорогой.
— Не занят?
— Занят, конечно, война ж, все дела, «пизд@рэз», ракеты падают, снаряды, мины… Пишу тебе… тьфу, говорю с тобой из разбитого танка. С ноги павшего товарища.
— (ржет) Здорово. Слушай, там Рома Синицын уже с Танцором говорил, но я тебя еще набрал. Короче — есть дело.
— Какое? У нас все есть, нам ничо не надо. Пришлите танк.
— Ну да, ну да… Вам ваш бусик сильно нужен?
— Вадим, ну ты прикалываешься. Наш бусик пал смертью храбрых в неравном бою с ПТУРом.
— Но он на ходу?
— На ходу. А шо? На запчасти не отдам. Предлагали уже. Он мне дорог, как память моему тупому везению.
— Та не отдавай, блин. В музей отдай.
— В музей?
— Да. Музей АТО в Днепропетро… в Днепре.
— Шо за музей?
— Та ты все пропустил. Нормальный музей. Серьезно. От ОДА.
— От ОДА — и нормальный? Ты пошутил?
— Да я сам в шоке, прикинь. Не, реально, хороший, уличная экспозиция — супер.
— Ну, якщо в музей… Ну бери. Тока как я его туда ээээ… Новая Почта не возьмет.
— Мы его заберем. Он на ходу?
— Ну… Нема стекол, всех. Дверки одной. Ну и по мелочи там — стойки, херойки… ляда не закрывается… ну ты видос видел.
— Короче, договорились? Нехай он нас дождется.
— Та не вопрос, друже.
— А мы тебе отомстим.
— Це за шо?
— Побачиш. Давай.
— Давай.
Отомстит он, ти ба, які усі сурьозні. Хочешь заинтриговать идиота? Да, как? Завтра расскажу.
Весна. Весна не понимала, хочет она на Донбасс или нет. Весна робко трогала посадки, дороги и терриконы, проводила теплыми руками по макушкам вояк и заглядывала во дворы местных. Весна была нерешительна, как комбат, увидевший рапорт на полтонны соляры. Как бы вот умом понятно, что надо, но рука не поднимается. Весна была… очень апрельской и на всякий случай напоминала нам об этом перепадами настроения. Весна шестнадцатого служила в ЗСУ на керівній посаді, и мы почему-то ждали ее так, как будто от нее зависел конец войны. Или на крайняк — полная «цэвэшка» воды.
— Вода! — хлопаю я себя по немытой голове и тут же закашливаюсь.
Лезу в карман, принцип же «кашляешь — закури» никто не отменял. Опять сопит Васюм, потом тоже пыхает «красненькой» в несмелое небо. Весна чихает далеким прилетом на «Эвересте» и вслед за ним бурчанием батальонной радейки.
— Мартіііін, — опять тянет Механ.
— Вася, не молчи, родной, не заставляй тебя расспрашивать. Давай уже, жги.
— Тре гєнікі обслужити.
— Це як?
— Два гєніка тих, шо «форте» та красний — тре везти до мастера. Бо ми на одном гєніку остались, як наї@нецця — то все.
— Бля… Эта, сцуко, армия, если что-то может навернуться, оно обязательно навернется. Ладно. Завтра грузим в «лендик» и едем в Ваху. Перед… не, после ПТОРа. Сукааа… опять день в разъездах, как же оно вже задолбало. Норм?
— Та норм. — Васюм с чувством выполненного долга разворачивается и топает к своему бунгало. Нагрузил меня и всё, справился. От блин.
На кабине нашего ЗиЛа, нагретой невнятным солнцем, сидит Мастер и болтает по телефону. Возле третьего блиндажа, точнее, возле ямы, обозначающей его невеликие размеры, расхаживает высокий худой Лом в необъятной куртке Хьюстона и размахивает своей пррррелестью — бензопилой «Штиль». За ним ходит задумчивый Президент, и это странно. Обычно Президент, известная уже в пределах целого батальона язва, вообще не бывает задумчивым, он бывает довольным и язвительным, хмурым и язвительным и иногда — спит. На ВОПе тихо, только наверху, возле пятого блиндажа, чавкает лопата — Ярик копает, ну или Варва. Не, матов не слышно, значит Варва.
Мастер убирает телефон и остается сидеть на капоте. Ноги в дутиках стоят на бампере, зеленая куртка-подстежка, замызганная и слишком большая, обвисает на плечах. Под задницу Толик скатал и подложил край зеленой масксети, которой накрыта машина. Я поднимаю голову и щурюсь на солнце, а солнце все сильнее сушит наш маленький террикон.
— Чуеш, — говорит Мастер и потягивается. — Это как-то тупо.
— Шо именно?
— Ну у нас кунг зеленой сеткой накрыт.
— И?
— Ближайшая «зеленка» с листьями — елка в Волновахе. Тупо получается зеленое пятно, если сверху посмотреть.
— О. Давай кунга грязью обмажем? Отэто ржака будет. Тока комбат не оценит.
— Нас иметь — что небо красить. Или краску не завезли, или лестница короткая, — отвечает Толик стандартной народной военной мудростью. — Но все равно палево же.
— Сверху, — я для важности поднимаю палец и тыкаю в прозрачное небо. — Видно все, ты так и знаааай… И кунг наш, чем его ни обмажь. И красный спальник Васюма. И две «бэхи», беспалевно стоящие тут же. И даже «цэвэшку»… Мля!
— Шо?
— Совсем я дурной стал. Отут помню — и тут же забываю. Вода тре, в «цэвэшке» херня осталась.
— «Цэвэшкаааа»… — протягивает Мастер и вздыхает. — От, бля, проблемы у нас.
— Ты чего такой смурной?
