незначительную группу людей.
Разведчикам приходилось вести плотный огонь, чтобы сдержать напор. Бойцы перебегали от дерева к дереву, хлестали пулями. Боеприпасы были не вечными. Двое перебегали, трое вели огонь, потом менялись.
Немцы и полицаи не выдержали, снова начали постреливать. Пули выли где-то рядом. Красноармейцы не обращали на них внимания. Они сбили неприятеля с верного маршрута, запутали его. Настало время и самим выбираться.
– Хватит стрелять! – прорычал Шубин. – Бежим отсюда к чертовой матери!
Двигаться становилось все труднее, ноги не держали, вязли в сырой земле. Но все же дистанция между враждующими партиями стала расти. Солдаты противника тоже были люди, они устали.
Просвет замаячил так некстати!
Шубин первым вывалился на опушку и завыл от отчаяния. Впереди открытое пространство, никаких укрытий. До ближайшего оврага метров триста. Это полторы минуты энергичного бега. Но они едва волочили ноги!
– Бежим, товарищ командир, успеем, – пробормотал Бердыш.
Он хватал ртом воздух как рыба, выброшенная на берег.
– Не успеем, мать его так, – процедил Глинский и как-то поменялся в лице. – Все, товарищ старший лейтенант, валите отсюда. Я задержу немцев. Вы как раз успеете добежать.
Шубин что-то орал, протестовал. Мол, никаких больше жертв, тоже мне, нашелся герой нашего времени!
– Не собираюсь я умирать. Вы добежите до оврага и прикроете меня. Я уж как-нибудь ползком, короткими перебежками, прыжками, – заявил Глинский.
Уломал, говорливый!
Разведчики припустили, как зайцы, кашляли, держались за животы.
Лева Глинский устроил на опушке знатный переполох. Он что-то орал, палил из немецкого автомата, бросил за кустарник гранату, потом другую. Падали молодые деревца. Ему удалось задержать противника.
Фрицы и полицаи залегли, стали подползать. Кто-то из них подобрался к крайним деревьям, метнул гранату. Она взорвалась в том месте, где секундой ранее находился Лева.
Четверо красноармейцев почти одновременно прыгнули в овраг, не удержались, покатились по каменистому склону, тут же полезли обратно, припали к косогору. Они увидели, что Лева Глинский еще шевелился, пытался ползти, но не смог и затих.
Глеб закрыл глаза. Его преследовало ощущение, будто он сознательно отправил человека на смерть, лишь бы спасти собственную шкуру.
– Товарищ командир, мы ничего не могли сделать, – глухо проговорил Пастухов. – Остались бы с Левой, все полегли бы. А нам еще товарища Власова через линию фронта вытаскивать.
Остальные подавленно молчали. Состояние их было омерзительным. Каждый чувствовал себя подонком, бросившим товарища.
Врагам тоже было не до смеха. Они вывалились на опушку, озирались, кажется, догадывались, что произошло. В принципе генерал Красной армии мог добежать до оврага. Унтер-офицер вооружился биноклем, стал разглядывать окрестности.
Шубин вздрогнул, стал сползать на дно оврага. Все прочие заскользили за ним. Извилистая трещина в земле убегала на север. Выбора не было. Оставалось только спасаться бегством.
Группу генерала Власова словно корова языком слизнула. Овраг оборвался, разведчики вышли к озеру, не обозначенному на карте, прошли его краем, потом отсиживались в лесу, слушали пение птиц и гадали, что же произошло. Погоня отстала или ушла другим маршрутом.
Несколько минут назад они пересекли вброд речушку, засекли остатки каменного мостика. Теперь Глеб нашел его на карте. Он расстелил ее на траве, ползал по ней, отсчитывал какие-то расстояния. Трое выживших бойцов сидели рядом с ним, курили с мрачными лицами.
Каждая потеря была для них потрясением. Только что этот человек был рядом, злился, шутил, лелеял тайные надежды на то, что уцелеет на этой войне. Теперь его нет, словно и не было никогда. Осталась только память, да и та штука зыбкая.
Наставление Власову Глеб сделал недвусмысленное, сказал, что надо держаться северо-восточного направления. Что бы ни случилось, идти только туда. Власов был человеком странным, подверженным порывам. Периоды активности сменялись в нем полным безучастием и равнодушием.
Но в группе хватало вменяемых людей, им ничто не мешало поставить генерала на место. Все они понимали, что их единственная надежда – старший лейтенант Шубин.
Он отыскал на карте место, где они расстались с Власовым, начертил от него линию на северо-восток. Она уперлась в тот самый разрушенный мостик, в окрестностях которого они сейчас находились. Штабисты должны быть где-то здесь. Они могли попасть в засаду, но тогда разведчики непременно услышали бы выстрелы.
«Данный район не столь уж обширный. Тринадцать человек не могут не оставить следы. Надо просто запастись терпением и искать, регулярно включая здравый смысл», – подумал Глеб.
– Что-то не сходится, товарищ старший лейтенант? – как-то равнодушно спросил Малинович.
– Не сходится, – подтвердил Шубин этот факт. – Хотя должно.
– Удача – штука непостоянная, – со вздохом сказал Пастухов. – Легко пришла, точно так же ушла.
– Помогли бы лучше, – огрызнулся Глеб. – Не найдем этих потеряшек, не выполним задание, и все жертвы будут напрасными.
Все четверо склонились над картой, горестно вздыхали.
– Вот этот узкий перешеек между болотами видите, товарищ старший лейтенант? – спросил Бердыш. – Сюда они в любом случае должны попасть. Не полезут же в трясину. Ширина его метров четыреста. Не найдем людей, заметим следы и пойдем по ним. Возможно, они уже прошли этот участок, но осмотреть его надо в любом случае. Встанем цепью и будем проверять.
– Как просто, – заявил Шубин. – Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.
– Отчего же, помним, – сказал Бердыш и пожал плечами. – Как-то хреново все, да, товарищ старший лейтенант? Нас все меньше становится, еда кончается, курево тоже, боеприпасов хрен да маленько.
Про безмерную усталость можно было и не вспоминать. Людям требовался отдых, и Шубин это прекрасно понимал. Он сам уже практически не мог идти, однако сократил привал до пятнадцати минут.
После этого разведчики стали выдвигаться в нужный квадрат. В округе стояла какая-то подозрительная тишина. Смолкла канонада, не гудели моторы. Похоже было на то, что они забрались в самую глухомань.
Повело свежестью. За кустами тальника находилось озеро. Ноги проваливались по щиколотки в сырую землю. Доносился плеск, на воде резвились утки, глухо крякали.
– Вот это еда! – пробормотал Малинович, воюя с упругими ветками. – Вот это я понимаю. Да я бы такую птичку сейчас сырую съел, с головой и со всеми потрохами.
По окрестностям этого озера группа генерала не проходила. Иначе следы остались бы явственные.
Разведчики сместились к западу, прочесали сырой березняк. Облаву в этой местности фашисты не устраивали, значит, красноармейцам удалось их убедить в том, что беглецы ушли другим путем.
На исходе третьего часа Малинович выявил цепочку следов. Люди шли здесь в колонну по одному,
