- Я как-то посмотрел однажды, насколько вы все продвинулись с наградами. Это нужно делать почаще. Выглядит вовсе не плохо. Если, к примеру, некоему Биндигу сегодня запишут еще одно участие в рукопашном бою, он созрел для получения бронзовой пряжки за ближний бой. Что ты об этом думаешь?
- Гм..., - произнес Биндиг неуверенно. - Я не так уж точно все это подсчитываю.
- Зато я подсчитываю.
- Тогда, пожалуй, будет правильно.
- Да, правильно. Цадо нужно еще три дня для получения серебряной.
- А ты?
- Ты побледнеешь от зависти, - добродушно ухмыльнулся Тимм, - но как раз сегодняшнего дня мне еще не хватает для золотой.
- Ах, так, - сказал Биндиг, - поэтому ты хочешь сегодня предпринять еще что-то. Без приказа, так сказать...
- Угадал! - Тимм прищурил один глаз и подмигнул ему, - ты и я. Когда мы вернемся домой, Альф может подавать на нас представление к награде. И поэтому мы теперь исчезнем отсюда и посмотрим, что мы тут еще немного раскачаемся.
- Без других?
- Пусть другие пока продолжают искать склад. Они устанут, когда прекратят это. С усталыми людьми нельзя делать трупы. Но мы оба теперь хватаем себе мины, и тогда Польша открыта! Ясно?
- Как хочешь. Биндиг ничего не возразил, так как этот дружелюбный, веселый Тимм, который лежал напротив него здесь в лесу за советским фронтом, самое позднее завтра превратился бы снова в того, который держал в своих руках нить жизни каждого в их роте.
Было бы лучше, если бы я тогда не пошел за ним и не окликнул его, подумал Биндиг. Лучше всего было бы, если бы я где-то спрятался как можно дольше, пока не стемнело, а потом пошел бы к нашему месту встречи. Тогда для меня операция бы закончилась. Но теперь мне придется участвовать в том, что придумает Тимм.
Он тут же вспомнил об Анне. Он прикусил губу и подумал о том, что говорил Тимм о пряжке за ближний бой. Ему иногда так тяжело давалось убивать, особенно в последние месяцы, потому что тот способ, которым убивали солдаты разведывательной роты, напоминал ему просто убийство; потому что он думал, что между убийцами и солдатами должно быть различие. Но ему никогда не давалось тяжело ставить на карту собственную жизнь. Они воспитали его так, что это не давалось ему тяжело. Теперь это чувство появилось. У него впервые было это парализующее, тягостное чувство. Лучше всего он спрятался бы себе где-нибудь в подлеске, пока не прилетит самолет.
Но тут сидел Тимм, и его лицо выражало всю ледяную невозмутимость, с которой он думал исполнить свой план. Это лицо перед ним больше не улыбалось. У Тимма было много лиц, но он всегда оставался тем же самым. Он снова теперь был тем, кого Биндиг знал как Клауса Тимма, и он не знал, должен ли он проклинать его или любить, потому что Тимм воспитал его, потому что Тимм научил его убивать и обучил разным прочим вещам, которые до сего момента помогли Биндигу сохранить собственную жизнь. Это был тот Тимм, которого он знал с будки путевого обходчика при последней операции, тот Тимм в самолете, который избил маленького старшего официанта. Тимм, которому при тренировке ближнего боя с куклой ни один удар ножом не казался достаточно хорошим. Это было Тимм, и это был учитель и бог, и командир и мать и иногда товарищ. Биндиг не мог любить его, так как он был ему противен. И он не мог заставить себя убить его, так как он его боялся.
- Пойдем..., - услышал он голос Тимма.
Биндиг кивнул. Глядя, как Тимм гасил сигарету, он сказал: - Недавно я обнаружил часового только потому, что он курил. Кто знает, заметил бы я его, если бы он не курил свою махорку. Нам в этой местности лучше было бы не курить...
- Пошли, - сказал ему Тимм, - нам час пути до места, где спрятаны мины.
Когда они вышли из леса, территория становилась немного обозримее. Поселений не было, только время от времени заметенная дорога и вдали шоссе, от которого иногда доносился шум моторов. Снова похолодало, и небо было ясно. Тимм однажды где-то остановился, вынул нож и отрезал им несколько еловых ветвей. Он взял кусок веревки из кармана и связал ветки. Когда он держал веревку в руке и тащил связку веток за собой по снегу, эта связка стирала их след. Когда они проходили мимо маленького озера, поверхность которого была чиста и бесснежна, он сказал: - Уже хорошо, что мороз держится. Иначе никакой самолет не смог бы сесть...
Они пересекли одно из озер и не оставили след на чисто выметенном ветром льду. На другом берегу Тимм пошел впереди и дал Биндигу веревку с ветками.
- Тащи их за тобой. Впредь никто больше не должен видеть, что здесь кто-то шел.
Один час они тяжело ступали по снегу, и не было никакого звука кроме тихого скольжения ветвей по снегу за спиной Биндига. Они шли по плоской земле с невысокими мягкими возвышениями. Леса стояли вдали как покрытые снегом стены, и косой солнечный свет заставлял ледяные равнины озер светиться красноватым светом.
Когда смеркалось, они добрались до укрытия, в котором лежали мины. Это было пять имеющих форму коробки подрывных зарядов, которые все вместе обладали действием примерно двух дисковых противотанковых мин. Тимм дал Биндигу две коробки, а на себя нагрузил оставшиеся три. Мины не были тяжелыми, и они, как и все, что солдаты взяли с собой, были окрашены в белый цвет. Тимм не задерживался долго. Он поторопил: - Ну, нам надо постараться добраться до дороги...
Озеро, на котором ночью должна была приземлиться их машина, было покрыто толстым ледяным слоем. Он была достаточно крепок, чтобы выдержать самолет, и ветер за прошлую ночь сдул свежевыпавший снег с чистой ледяной поверхности.
- Хорошо..., - произнес Тимм, когда они прошли часть пути вдоль берега. – Они всегда находят правильные посадочные площадки.
- Если наступит оттепель, ей конец, - заметил Биндиг. - Тогда тут ни один самолет больше не сможет сесть.
- Тогда мы сделаем это как раньше, - объяснил Тимм, - пойдем пешком и сделаем себе шлюз.
Сделать шлюз означало пересечь фронт через позиции Красной армии. Они делали это в прошлом несколько раз. Стрелковые позиции Красной армии часто были устроены довольно далеко друг от друга. В большинстве случаев не существовало системы позиций, которая состояла из траншей. Солдаты лежали в ячейках - маленьких, глубоких ямах, которые были вырыты на больших расстояниях друг о друге.
Биндиг вспомнил, как они в последний раз пересекали таким способом фронт. Двое из них, после того, как группа смогла незаметно пробраться через тыловой район с его скоплениями машин и обозов и через огневые позиции артиллерии, полезли вперед. Они напали на солдат в двух соседних стрелковых ячейках и бесшумно убили их. Так возник проход, по которому группы смогла незаметно пробраться через линию фронта. Еще когда Биндиг размышлял над этим, он услышал, как Тимм сказал: - Радуйся, все же, оттепели! Тогда ты снова сможешь время от времени прикончить в этих дырах, по крайней мере, одного, и его запишут на твой счет!
Они продвинулись до дороги. Но движение на этой дороге было таким интенсивным, что к ней невозможно было подобраться с минами. Потому Тимм отвел Биндига снова немного назад, пока они не нашли узкую, сильно заметенную снегом лесную дорогу с редким движением, которая вела от главной дороги куда-то в тыл.
- Это правильно, - сказал Тимм довольно, - здесь мы со всем душевным спокойствием провернем одну штуку, а те на главной дороге об этом даже не услышат.
Справа и слева был плотный, у обочин поросший кустами ельник. Они шли, пока между ними и главной дорогой не лежало несколько километров, тогда они осмотрели местность в различных направлениях. Здесь никого не было. Все же, на некотором удалении внезапно послышался шум моторов, и вскоре после этого снабженные прорезью фары машины начали ощупывать дорогу. Это был грузовик, медленно двигающийся вперед по глубокой колее на заснеженной проезжей части. Он пропыхтел настолько близко от укрытия обоих, что они могли разглядеть водителя в кабине.
- Жаль, - проворчал Тимм, когда автомобиль исчез, - он как раз подошел бы для нас. Это была хорошая штука... Он подобрал короткую, прямую ветку, на которой закрепил мины. Он привязал их одну за другой и присоединил в конце ветки кусок той тонкой, твердой веревки, которой он во второй половине дня связал еловый хворост. Потом он вышел со своим грузом на проезжую часть и спрятал их на противоположной стороне дороги в свободном снегу. Когда он вернулся к Биндигу, у него в руке была веревка. Они углубились в лес, насколько хватало веревки. Тогда Тимм туго натянул веревку, сделал отметку на земле и сказал Биндигу: - Она лежит точно на две ширины ладони возле проезжей части. Когда появится следующая машина, мы подтянем веревку на две ширины ладони, и дело сделано.
- Если взрывчатка сдетонирует, - засомневался Биндиг.
Но Тимм тихо рассмеялся: - Она сдетонирует. Я во всех пяти минах поставил на боевой взвод взрыватели нажимного действия. Силы взрывчатки хватит для целого поезда.
