– Насколько мне известно, герр майор…
– Ничего не желаю слушать. Гауптман Клюге, получите приказ. Через пятнадцать минут атака будет повторена. Вы соберете всех своих людей; как они будут распределены – дело ваше, но подмена должна быть организована безукоризненно. Когда цепь перейдет шоссе – открываете огонь по пулеметам. И будете стоять до последнего человека. Иначе – если проявите малодушие и самоуправство, как в предыдущей атаке – я передам ваше дело в военно-полевой суд.
Лицо Клюге стало ровным и серым; даже веснушки, такие яркие, словно стерли с кожи.
– Но это убийство, герр майор, – еле слышно сказал он.
– Повторите.
– Вы посылаете моих людей на верную и бессмысленную смерть, герр майор.
– Как я понял, гауптман, вы отказываетесь выполнять приказ?
– Мы выполним ваш приказ, герр майор! – яростно крикнул Клюге, весь как-то дернулся вверх и демонстративно щелкнул каблуками.
– Идите, – вяло сказал Иоахим Ортнер и отвернулся. Предстояло объясниться с ротой; ну, тут он и вовсе не собирался церемониться.
– Солдаты, – сказал он, – вы сейчас наступали бездарно и трусливо. Но я не позволю вам порочить чести нации! Не дам бросать тень на славу германского оружия! Или нет среди вас национал-социалистов? Или это не вас воспитывал «Гитлерюгенд»? Пусть выйдет из строя тот, кто сейчас вынес оттуда раненого товарища, и я ему тут же вручу медаль за доблесть.
Иоахим Ортнер вызывающе, орлиным взором окинул строй. Солдаты стояли понурясь.
– Это позор!.. Так вот, запомните: на холм санитаров больше посылать не будем. Так что если сейчас ты не вынесешь товарища, в следующий раз, если уже ранят тебя, ты тоже останешься там, умирая от жажды, истекая кровью под этим солнцем без помощи. Это первое. Второе: сейчас вы пойдете в атаку снова. Предупреждаю: у вас в тылу будет пулеметный взвод; и если без сигнала к отходу вы побежите от русских пуль, вас встретят немецкие.
Смысл в этом был один: если роте суждено быть уничтоженной, то произойти это должно как можно ближе к доту – наилучшее подтверждение его, майора Иоахима Ортнера, рвения. К нему подошел силезец. У взводного была забинтована голова; забинтована легко, так что над ухом чуть проступило бурое пятно.
– Я не смогу повести роту в атаку, герр майор, – сказал он, отводя взгляд.
– Как это вы умудрились? – с досадой сказал Иоахим Ортнер, придумывая на ходу, кем его заменить. Он так надеялся, что внезапного пыла этого труса хватит хотя бы на одну хорошую атаку. Не вышло. – Ведь русские так и не выстрелили по вас ни разу.
– Это наш осколок, герр майор.
– Но вы неплохо выглядите. И бежали хорошо, я помню. Мне в голову не могло прийти, что вы ранены.
– Я не смогу повести роту в атаку, герр майор. У меня повреждена черепная кость, герр майор. Мне надо показаться настоящему врачу.
– Ну что ж, господин лейтенант, с богом! – Иоахим Ортнер впервые за это утро рассмеялся. – Надеюсь, что ваша рана не очень опасна и вы скоро вернетесь в мой батальон. Это не последняя высота и не последний дот, который предстоит взять.
– Так точно, герр майор. – Силезец впервые поднял на него глаза. – Но я очень надеюсь, что этот дот вы возьмете еще до моего возвращения.
«Его можно понять, – посмеивался Иоахим Ортнер, идя на КП. – Он легко отделался – и счастлив. А мне все только предстоит, все впереди…»
Эта атака получилась лучше предыдущей. Солдаты добежали до черты, от которой по ним били пулеметы, дальше ползли и как-то незаметно рассосались по ямам и воронкам. Вперед не шли, но и не отступали – ждали сигнальной ракеты. Иоахим Ортнер даже не сердился на них. «Всякая тварь хочет жить, двуногие тоже, – вспомнил он банальную книжную фразу, решил для себя: – Пусть полежат четверть часа, хоть пообвыкнутся с местом, глядишь, и раненых разберут, а там прикажу дать ракету», – и больше не интересовался ротой.
Последняя пушка Клюге успела выпустить только четыре снаряда, после чего прямым попаданием она была уничтожена. Майор внимательно рассматривал в бинокль бывшую артиллерийскую позицию, где сейчас возились санитары. Он видел, как положили на носилки безжизненное тело гауптмана Клюге. Похоже, бинтов на нем не было. «Пожалуй, убит, – подумал Иоахим Ортнер, – но это надо было знать точно, и он послал адъютанта, поглядеть, как и что.
От полковника все не звонили.
И майор, смирившись с мыслью, что до девяти ему придется заниматься идиотской работой, стал готовить новую атаку. Но на этот раз обошлось. Позвали к телефону: начальник штаба полка. Компромисс. Однако когда майор доложил, что потерял без малого роту и батарея уничтожена полностью, причем гауптман Клюге имеет две тяжелые раны, одна из которых в голову, так что его совершенно невозможно транспортировать, а фельдшер заявляет, что требуется немедленная операция, прямо порочный круг какой-то, – тут уж господин полковник не выдержал, подключился к разговору и сказал, чтобы майор пока ничего больше не предпринимал, он, полковник, сейчас прибудет лично и они вместе решат, как быть.
Иоахим Ортнер не боялся этой встречи, и она действительно вышла безобидной. Полковник прежде всего хотел проведать Клюге, но, узнав, что тот без сознания, смирился и все остальное время был как будто чуть-чуть в миноре. Действия майора не вызывали у него критики, планы – тем более.
– Я сейчас еду в дивизию, – сказал он, – постараюсь хоть что-то из них выбить: самолеты… огневую поддержку…. время…
– Главное – время, – сказал майор Ортнер. – Будет время – мы что-нибудь придумаем.
– Да, да, – согласился полковник и отвернулся, наконец, от холма, и в ту же секунду что-то стукнуло по левой руке Иоахима Ортнера немного пониже локтя, а потом издалека, от холма, прилетел слабый звук выстрела.
Сердце Иоахима Ортнера подскочило вверх, но сразу не было больно, он шевельнул рукой и понял, что кость не задета.
– У тебя при себе пакет? – спросил он адъютанта.
– Так точно, герр майор.
– В чем дело? – обернулся полковник.
– Красные снайперы. Ваша пуля, герр оберст, – постарался улыбнуться Иоахим Ортнер.
– Когда вы успели? И почему думаете, что стреляли в меня?
Ортнер объяснил.
– Надеюсь, это не очень серьезно? – сказал полковник. – И вы меня не бросите в такую тяжелую минуту?
– Можете располагать мною по-прежнему, герр оберст.
– Благодарю вас, майор.
«Ну, что ж, раненый офицер не покинул поле боя – орден уже можно считать заработанным», – удовлетворенно подумал Иоахим Ортнер. С полковником он продолжал держаться сдержанно и на дистанции, но полковник это уже не так остро воспринимал, а скорее всего перестал замечать: не до того ему было. Он предчувствовал, что главные события еще впереди. «Куда делась ваша плебейская спесь и высокомерие, герр оберст?» – посмеивался про себя Иоахим Ортнер. Всем плебеям присуще чувство коллективизма, рассуждал он; и, когда им приходится туго, они ищут локоть соседа; они не привыкли полагаться на себя: они считают, что общая опасность стирает сословные различия и границы. Как бы не так, герр оберст!..
После отъезда командира полка Иоахим Ортнер послал разведчиков изучить все подходы к доту. На это ушло часа два. Еще через час позвонил полковник; «выбить» авиационную поддержку пока не удалось; тем не менее освободить дорогу от него требовали.
– Я попробую атаковать их с двух направлений сразу, – сказал майор.
– Ах, – сказал полковник, – конечно же, делайте что-нибудь, все время что-нибудь делайте, прошу вас, чего бы это ни стойло…
Жара палила невыносимо. Солдаты, проклиная все на свете, зарывались в землю, потому что быстро разобрались: красный снайпер был не любитель – профессиональный стрелок. И то, что затея с одновременной атакой с двух сторон провалилась, было его прямой заслугой: цепи еще только достигли подножья холма, а среди них уже не осталось офицеров.
Потом майору сообщили, что к нему направлена еще одна батарея 75-миллиметровок, то есть такая же, как и предыдущая, с той только разницей, что подразделение гауптмана В. Клюге принадлежало к так называемым приданным огневым средствам, а это входило в состав артиллерийского полка. На деле различие оказалось куда большим. Это чувствовалось во всем. Они быстро развернулись на открытом месте; их огонь по амбразуре дота был столь превосходен, что красные только четыре раза выстрелили, причем последний выстрел был наихудшим – они были ослеплены, ничего не видели, а снаряды 75-миллиметровок ложились с такой устрашающей кучностью, что красные прекратили огонь и закрыли амбразуру.
Зато ударили крупнокалиберные. Впервые в этот день они били на такое большое расстояние. Им удалось нарушить четкий ритм работы комендоров, но две пушки тут же переключились на новые цели, каждая взяла на себя по бронеколпаку – и пулеметы замолчали тоже.
