И Кабушкин со своим неизменным спутником Сараниным снова целую ночь в пути. Немного подморозило — снег под ногами уже не проваливается. Разведчики решили воспользоваться этим и, несмотря на усталость, шли без отдыха. За плечами тяжёлый груз. Его нужно доставить в город и на этот раз тоже «попутно». На второй день они так обессилели, что боялись присесть — иначе заснёшь и не встанешь. Прислонившись к сосне, подзаправились тем, что было в сумке у Саранина и, преодолевая нестерпимую боль в ногах, зашагали дальше.
В город вошли по тайной тропе у Комаровки, когда стемнело. На условленной квартире их уже ждали. У разведчиков не было сил даже раздеться — оба свалились и тут же заснули, как убитые. Мешки со взрывчаткой были переправлены подпольщикам. Она пришлась кстати: на железной дороге на следующий же вечер был пущен под откос вражеский эшелон с горючим и снарядами.
Фашисты бесновались. В городе число их сыщиков и агентов за несколько дней увеличилось вдвое. Пароли, пропуска то и дело менялись, участились облавы. На улицах ходить стало опасно. Патрули задерживали каждого подозрительного.
Кабушкин сменил одежду, побрился и велел Саранину ждать его дома, сам ушёл к связному. Задание не давало ему покоя. У верных людей узнал новый адрес Володи Омельянюка. Этот толковый непоседливый паренёк был одним из верных помощников Кабушкина. Он заметно повзрослел, даже усы появились. И одет как жених: белая рубашка заправлена в хорошо выглаженные брюки, на шее шёлковый галстук.
— А-а-а, привет! — воскликнул Омельянюк, встречая друга. — Тут я о тебе узнал столько лихого…
— Не понимаю, — с недоумением посмотрел на него Жан.
— Александр, Жан, Базаров-Назаров, Бабушкин… Говорят, под этими кличками ты значишься в деле, заведённом в гестапо. За твою голову назначили приличную сумму. Раз так, вполне можешь держать себя с важностью. Ты заслужил, Жан.
Кабушкин улыбнулся.
— Знаешь, Володя, я бы один ничего не смог сделать. Но мы действительно не мелочились, работали крупно: если взрывали, то целый эшелон, если охотились, то по меньшей мере на унтер-офицеров. Наверное, уже слышал про войну за деревней Клинок?
— Слышал, Жан, слышал, — ответил Омельянюк, предлагая гостю стул. — Садись. Но, как говорится, угощение взаимное: горком порадовал. Вчера их люди, которых прислали нам на подмогу, не подкачали, дрались не хуже, чем у той деревни.
— Спасибо им, — сказал Кабушкин и, помолчав, добавил:
— Вот видишь, когда приходит час, люди умеют за себя постоять…
— Конечно. Но всё-таки я завидую тебе, Жан. Хороши у тебя дела.
— Почему так говоришь?
— Возвращаешься и надеваешь на гестаповцев огненные рубашки, уходишь и устраиваешь эсэсовцам баню…
— Поэтому и числюсь партизаном… У своих. У немцев же, как сам говоришь: Назаров-Базаров, Бабушкин…
Володя рассмеялся.
— Скажи лучше, какие новости привёз?
— Рассказывать некогда… Да и нет пока особых новостей, какие есть — знаешь и без меня.
Под окнами прошёл фашистский патруль с автоматом наизготовку. Пронзительно ревя, пронеслась крытая машина — «чёрный ворон». Следом за ней проехали, тарахтя, мотоциклы.
— Докладывай ты, какие успехи, — попросил Кабушкин. — Засиживаться, видишь сам, некогда.
— Печатание листовок на мази, — сказал Володя. — Шрифты уже готовы, осталось только найти место поспокойнее да кое-какую мелочь. В два-три дня всё будет готово. Но держит нас этот провокатор, Давыдов его фамилия. За него, наверное, ты сам возьмёшься. Как руководитель оперативной группы…
— Хорошо, Володя, — поднялся Кабушкин. — Ты правильно определил: Давыдова я возьму на себя…
Жан осторожно и долго собирал сведения о провокаторе. Давыдов представлялся кадровым командиром, полковником. Дескать, когда его дивизия отступала, был тяжело ранен и оказался в плену. Но, верный военной присяге, не сказал ни единого слова. Из лагеря спасся чудом. Конечно, помогали советские люди. А теперь, мол, по заданию городского комитета, он собирает партизанский отряд.
По сведениям доставленным Сайчиком, провокатор пользовался доверием у людей, которых отобрал для отряда. Среди них были давно знакомые Кабушкину два подростка: Толик Левков и Лёлик Лихтарович, два неразлучных друга. Жили они в одном доме на углу Академической улицы. Лёлик — высокий, стройный, а Толик, наоборот, коротыш и немного сутулится. Парни давно приставали к Жану взять их в лес. В городе нет им настоящего дела, руки чешутся взять автомат… Кабушкин советовал не торопиться, подождать немного. Лёлик по его совету «организовал» печать в комендатуре. Ту самую, которую ставили на пропусках всем, кто получал разрешение покинуть город. Несколько поручений выполнил и Толик. Так что ребята надёжные. Но теперь они сами попали на крючок провокатора. Надо их выручить.
Кабушкин поспешил на Академическую улицу. Однако, узнав по дороге у знакомого подпольщика. Вадика Никифорова, что сегодня Давыдов собирает у военного кладбища группу завербованных им людей, решил отложить встречу с парнями.
Рядом с военным кладбищем, на углу Галантерейной улицы, уже собралась группа мужчин и подростков. У каждого в руках что-то вроде котомки. Все курят. Вскоре к ним подошёл мужчина лет сорока пяти, с бородой, похожей на ту, которую носят продавшиеся фашистам белорусские националисты.
«Наверное, для того, чтобы не привлекать внимания сыщиков, — подумал Жан. — Это Давыдов». Кабушкин и сам для безопасности часто изменял внешность. Вчера был небритым со спутанной бородой, деревенским крестьянином в лаптях, а сегодня выглядел щёголем: прохаживался под руку с красивой женщиной, разыгрывая беззаботного ветрогона, сопровождающего молодую вдову зубного техника. Невдалеке от группы куривших мужчин они остановились посмотреть афиши. Лена, сверкая золотыми зубами, смеётся, выбирает, где бы можно было развлечься вечером, кланяется проходящим знакомым. Жан, беззаботно улыбаясь, поддакивает её шуткам и в то же время наблюдает за мужчинами.
Для «выхода в свет» Лена — очень удобный спутник. Пользуясь тем, что патрули пропускают такую красивую женщину без обыска, Кабушкин очень много уже пронёс с её помощью лекарств, аккумуляторов. И вот теперь она снова помогла ему.
Давыдов что-то говорил мужчинам, и те с нетерпением посматривали на улицу Володарского. Руки провокатора не знали покоя, и сам он то и дело поворачивался то к одному, то к другому, беспокойно озираясь по сторонам.
«Нет, этот человек не мог быть кадровым командиром», — решил Кабушкин.
— Леночка, вернись домой, — попросил он. — Я должен заглянуть к одному приятелю. По неотложному делу.
— Надолго?
— Приду за тобой через полчаса.
— Понятно, — кивнула спутница.
Проводив её до угла, Жан вернулся назад. В это время подъехала грузовая машина. Мужчины уселись в кузове.
— Готово? — спросил Давыдов, залезая в кабину.
— Готово! Поехали.
Машина тронулась. Какой-то пожилой мужчина в кузове перекрестился.
Жан хотел было кинуться к ближайшему связному, чтобы тот сообщил своим: не упускать машину из виду. Но грузовик неожиданно завернул к двухэтажному зданию охранки — филиалу СД, — и её тотчас окружили автоматчики. Солдаты начали вытаскивать людей из кузова и бить их прикладами.
Сидевший в кабине Давыдов, пользуясь этой шумихой, нырнул в кусты. Немцы сделали вид, что его не заметили. «Старые приёмы, — подумал Жан, вспомнив бегство из гестапо Белова. — Не выйдет…» Он стал следить за ним издали неотступно. Провокатор петлял по улицам и переулкам, частенько посматривая на ручные часы. Должно быть, у него явка.
Давыдов, наконец, вошёл в сверкавшее стёклами казино, по соседству с Домом печати. Жан прошёл мимо, успев заглянуть в окно: там, за крайним столиком, пил коктейль чисто выбритый мужчина в штатском. Давыдов подсел к нему.
Спустя минуту и Жан был в этом казино. Бросив на стол бармену хрустящую немецкую марку, попросил коньяку…
Вечером он зашёл к Толику Левкову и сообщил ему адрес провокатора.
Через два дня гестаповцы обнаружили безжизненное тело Давыдова за костёлом, в полуразрушенном склепе.
* * *
Неожиданно в Минск за Кабушкиным пришла связная Ирма Лейзер.
— Батя просил, — сказала она, — чтобы ты срочно вернулся в отряд.
«Ещё срок неистек. Что бы это означало? — подумал Жан. — Или мы тут что-то проглядели и наломали дров?» Он вспомнил, до мелочей, всю операцию, связанную с уничтожением Давыдова. Может быть, место выбрали неудачное? Нет, польское кладбище не было конспиративным уголком подпольщиков. До сих пор там не проводилась никакая операция и, наверное, не думали ничего проводить. В противном случае Сайчик предупредил бы. Ведь прежде чем приступить к выполнению задания, Жан советовался с ним.
