— Литвин, над дружиной у них старший. Давно приехали, все встречи с великим ханом ждут.
«Значит, вовремя подъехали, — подумал посланник. — Не зря коней и людей торопил!»
Он не заметил, как вслед русичам на почтительном расстоянии поехали двое. Сопроводив их до вежи, развернулись и поспешили к своим шатрам.
Андрей поинтересовался у татар, нет ли поблизости Кадана. И, к своей искренней радости, узнал, что тумен брата находится поблизости в степи, а юрта самого Кадана в перелете стрелы от юрты великого хана.
Встреча была радостной. Кадан возмужал, завел трех жен, от каждой из которых успел получить по ребенку. На войну отправлен не был, поскольку продолжал со своими нукерами отвечать за жизнь и охрану Джанибека. Темник предложил брату провести ночь в своей юрте, обещая хмельное, музыку и жарких наложниц. С удивлением услышал отказ от последнего вида развлечений, но расспрашивать пока о причине не стал. Послав в вежу русских своего нукера, чтобы предупредить о месте ночлега их старшего, Кадан велел слугам омыть брата и подавать ужин.
Ночь прошла весело, но утро было страшным. Едва только засерел горизонт, как братьев разбудил стоявший на страже нукер:
— Там какой-то русский прибежал! Кричит что-то громко, я не понимаю.
Андрей быстро накинул на себя халат и выскочил на улицу.
— Что случилось, Олежко?
— Беда, боярин! Наших кто-то стрелами побил! Всю вежу издырявили, в упор били. Целы только я и Онопка, еще трое раненых, остальные…
Не дослушав, Андрей вернулся в юрту, чтобы переодеться. Когда Кадан услышал, что произошло, он вскочил с кошмы, отдал громкий приказ и удержал брата за руку:
— Не спеши, возьми с собою охрану. Я сам вскоре тоже подъеду.
Войлочное укрытие действительно было все в дырах. Внутри теплилось несколько свечей, и при их прыгающем свете картина была еще более ужасающей. Оставшиеся в живых перевязали раненых и растерянно пытались навести хоть какой-то порядок. Андрей остановил их:
— Не трогать ничего! Пусть хозяева увидят, как их улусников встречают! Закон гостеприимства нарушен, а татары этого ой как не уважают! Пусть сами ищут виновного.
В веже побывал Кадан, затем еще несколько важных чиновников. Русичей немедленно перевели в другое место. Андрей молча сидел на корточках, уставясь куда-то вдаль.
— Ты с кем-то успел поссориться по приезде? — подсел к нему брат.
— Нет. Я, кажется, знаю, чьих рук это дело. Ты можешь нагрянуть к литвинам и проверить, какие стрелы у их дружинников?
— Думаешь, они?
— Думаю, что их воевода наконец-то со мною поздоровался. По-иному он не умеет…
Андрей не мог ожидать, что все случившееся ночью поможет ему быстро выполнить основную цель своего приезда. Уже к обеду он был вызван в юрту великого хана. Вместе с Джанибеком находилось несколько эмиров, Тайдулы на этот раз не было. Это означало, что встреча носила полуофициальный характер.
Джанибек неожиданно встретил гонца улыбкой:
— Здравствуй, Андрей-бей! Хотел уехать от меня, а опять вернулся?
— Я исполняю лишь волю московского князя, великий! Вот его письмо к тебе!
Джанибек сам принял грамоту, внимательно посмотрел на серебряную печать Симеона Гордого и передал бумагу толмачу:
— Прочитай!
Переводчик нараспев принялся за перевод. Джанибек внимательно слушал, перебирая пальцами правой руки четки, иногда кивая головой. Когда услышал последние строки послания, движение пальцев замерло:
— «Ольгерд опустошил твои западные улусы и вывел их в плен, теперь то же хочет сделать и с нами, твоим верным улусом, после чего, разбогатевши, вооружится и на тебя самого…»
Толмач закончил. Великий хан некоторое время был подобен истукану, сидящему с закрытыми глазами. Потом вдруг протянул руку, взял грамоту вновь и прилюдно поцеловал печать.
— На словах что мой верный князь просил передать? — повернул он голову к Андрею.
— Посольство вскоре прибудет от него, все как положено. Меня просто прислали, чтобы заранее упредить о кознях Ольгердовых. Какова честь у брата его Кориата, все сегодня могли увидеть, великий!
Джанибек страшно улыбнулся:
— Мой великий отец казнил вашего князя Дмитрия за то, что тот посмел своевольничать рядом с его шатром. Возвращайся назад, верный слуга, и передай своему князю, что я с нетерпением буду ждать его послов и подарков. После чего порадую и Симеона своим… очень для него дорогим!.. А ты прими от меня за прошлую верную службу, Андрей!
Джанибек хлопнул в ладони, и тотчас из-за занавеси появился нукер с бухарской легкой саблей в руках. Андрей пал на колени, вытянул многоцветное блестящее лезвие и поцеловал его в глубоком поклоне.
— Разрешаю удалиться! До Оки тебя проводят мои нукеры, Кадан позаботится об этом.
Русичи, оставив раненых на русском подворье в Сарае, отправились в обратный путь. Андрей вновь не медлил, прекрасно понимая, сколь желанную весть он везет из последней своей мирской поездки…
Великого князя он застал еще в Москве. Выслушав его, Симеон широко перекрестился:
— Слава тебе, Господи, бережешь землю Русскую!
Затем вновь обратил лицо на своего гонца и вопросил:
— Не передумал?
— Нет, княже.
— Лишнего за монастырской стеной болтать не будешь?
— Нет, княже. Обет молчания готов принять, коли пожелаешь!
Сам того не подозревая, Андрей этими словами спас свою жизнь. Бояре, знавшие о прошлых поручениях Иванова племянника, настойчиво советовали негласно убрать того с людских глаз. Но Симеон колебался, он всю жизнь был противником пролития лишней крови.
— Целуй крест, что сделаешь так, как только что пообещал!
Андрей расстегнул рубаху, вынул потемневший серебряный нательный крестик, перекрестился и поцеловал распятие.
— Езжай, прощайся со своими и затем в Богоявленский монастырь. Игумена я предупрежу, примет. Будешь свой грех молча замаливать, раз служить мне больше не желаешь!..
…Джанибек и в этот раз щедро проявил всю силу своей любви и уважения к Симеону Гордому. Прибывшим вслед за Андреем боярам были переданы под строгой охраной литовский князь Кориат, сопровождавшие его в поездке бояре и вся литовская дружина. Ценные пленники оказались в Москве, где, хотя и считались почетными гостями великокняжеского двора, по сути оказались заложниками. Ольгерд отныне не мог продолжить свои коварные замыслы в отношении Московии и должен был потратить массу времени и средств, чтобы вернуть брата домой. Союз его со шведами распался сам собою, Магнус вынужден был вернуться домой. Крепость на Неве-реке новгородцы взяли приступом и срыли уже без помощи великокняжеских дружин. Так умом Симеона Гордого и усилиями десятков его верных слуг вновь была продолжена мирная жизнь Владимирской Руси.
Молчальник Андрей начал истово исполнять обязанности послушника в главном мужском монастыре того времени. Вскоре произошло его второе, уже монастырское, рождение, в московском монастыре появился новый инок по имени Симон…
Говорят, что сердце — лучший вещун! Ощущал на себе это не раз. Поэтому не удивляюсь, что Андрей Федоров потерял душевный покой, вернувшись в степи от так и не покорённой Кафы. Сердце подсказывало ему, что полет нелепо дрыгающего руками и ногами мертвеца за каменные стены крепости, совершенный с его подсказки, еще принесет немало бед человечеству…
Чума первой половины четырнадцатого века, зародившаяся в пустынных регионах Китая и Индии, страшной метлою прошлась по Азии, Европе и Северной Африке, поглотив за время своей прогулки более 60 миллионов человек. Генуэзские галеры, вырвавшиеся из Кафы и несущие на своих палубах безнадежно больных людей, первым делом «поделились» чумной палочкой с Константинополем весною сорок седьмого года. Для города, в котором скученность населения была потрясающая, где царила антисанитария (как, впрочем, и в большинстве городов Западной Европы, где помои выливались прямо за дверь и где улицы порою носили весьма неблагозвучные названия вроде Вонючка или еще похлеще!), это было сродни смертному приговору! За короткий промежуток времени покинули мир земной каждые четыре из пяти человек! Черная смерть не разбиралась со званиями, заслугами и национальностью, она косила и попрошаек на площадях, и младшего сына императора Андроника. Мертвых порою некому было убирать, они лежали в домах, разлагаясь и являя еще живым страшную печать болезни: черные тела, темные и багровые пятна, страшно распухшие лимфоузлы.
Никто не знал, как противодействовать этой неожиданной напасти, медицина в то время даже не считалась наукой, достойной изучения. Что уж говорить о чистоте тела, когда сам святой Бенедикт заповедовал своим почитателям: «Здоровым телесно, и в особенности молодым по возрасту, следует мыться как можно реже, дабы не совращать себя видом голого тела». И не мылись, кто забивая запах мочи и пота благовониями, а кто обходясь и без этого. И плодили на своих телесах блох, являвшихся главным переносчиком чумной палочки от одного тела к другому. И молились всем святым, веруя монахам, что это единственный путь сохранения их грешной жизни! Оттого порою сами уходили на Небеса неотпетыми…
