Однако подкрепиться не пришлось. На вьючной тропе из Титовки появилось до двух рот неприятеля.
Отряд спешно снялся с привала, но идти по маршруту уже не смогли. Маршевая колонна развернулась цепью и обрушила на разведчиков огонь из пулеметов и винтовок.
Инзарцев распорядился, чтобы каждый взвод выделил отделения прикрытия. Остальным быстро уходить. Заслоны пойдут по их следам.
На виду у егерей отряд устремился, в сторону Пикшуева, но, как только спустился в ущелье, снова повернул к цели своего похода. Уловка ввела преследователей в заблуждение. Немцы двинулись к Пикшуеву. Тем временем моряки шли в гору.
Вражеский пост на вершине пытался было отстреливаться из пулемета, но вскоре немцы на высоте поняли, что вот-вот им перекроют узкую лазейку для отхода, бросили оружие и побежали к дороге на Титовку.
Моряки оседлали высоту — задача была выполнена.
Командиры не успели прикинуть, где лучше занять оборону, как на склонах высоты появилась вражеская рота, которая тенью плелась за отрядом с самой высадки. Немцы шли в рост, не стреляли. Потом залегли, в трех точках выставили пулеметы, делали короткие перебежки. Стало ясно, что егеря или готовятся атаковать вершину, или бегают открыто, чтобы взять на испуг разведчиков, занявших вершину высоты. Двигались они по северо-западному скату, на более широкий охват сил у них явно было маловато.
Инзарцев приказал прикрыть пулеметами северо-западный склон, но огня до его команды не открывать. Из винтовок и автоматов вести только прицельный огонь.
Немцам подавали какие-то команды. Потом разом затараторили три пулемета, солдаты поднялись и, стреляя куда попало, пошли к вершине.
Инзарцев скомандовал:
— Пулеметам — огонь.
Флоринский, пофыркивая носом, разрядил пол-ленты из трофейного немецкого пулемета, Курносенко не выпускал из рук облюбованный им «суоми».
Наступавшие пробовали бежать, но через полминуты выдохлись, наткнулись, на завесу огня и залегли.
Через минуту-другую егеря один за другим начали отползать назад. Поднялись и побежали несколько человек, а еще через мгновенье бежала вся цепь.
— Пулеметам замолчать, огонь из винтовок на выбор по бегущим, — приказал Инзарцев.
Нападение отбили. Внизу вразброс лежали убитые солдаты в серо-зеленых шинелях.
О том, как проходит общая операция, разведчики не знали.
В утренние часы, когда отряд разведчиков после столкновения возле берега шел маршем к высоте, отдельная 12-я бригада морской пехоты завершила десантирование на южном берегу Мотовского залива и по берегу губы Западной Лицы. Выброска прошла успешно, вражеских сил прикрытия поблизости от залива не оказалось, подвижные резервы оттянулись от берега в погоню за разведчиками. Плацдарм достался бригаде без борьбы и потерь. Можно было с ходу развернуться для намеченных боевых действий.
Инзарцев обязан был доложить обстановку, сообщить о выполнении задачи, получить дальнейшие распоряжения. Однако подвижной радиоузел бригады не отзывался. Прошел час, второй, третий… Отчаявшись добиться прямого переговора, Инзарцев приказал передать радиограмму на свой узел связи и просил сообщить об этом на командный пункт бригады.
Через некоторое время из отдела поступила радиограмма, что сообщение отряда передано командованию.
Инзарцев не понимал, зачем нужна связь через посредника, если штаб бригады находился всего в нескольких километрах от отряда.
Ночь прошла относительно спокойно, немцы притихли до утра. Разведчики, откопали из-под снега некрупные камни-валуны, выложили небольшие огневые точки, потом, завернувшись в палатки, уснули. Вахту несли только дежурные посты. Мороз стоял не сильный, всего три-четыре градуса, но после дневной оттепели снег затвердел, покрылся коркой. На голой вершине ветер, казалось, дует со всех сторон, от него нигде нельзя было укрыться.
С рассветом всю округу старательно осмотрели в бинокли.
К немецкой роте подошло подкрепление. Врага теперь по численности было втрое больше.
К юго-западу, в трех-четырех километрах разглядели батальон бригады морской пехоты. По плану там должен был занимать позиции батальон Симоненко.
Разведчики обозревали окрестности на многие километры, они видели, как вражеский батальон через ущелья и долины между сопками подбирался во фланг и тыл батальона морских пехотинцев. Но оповестить о надвигающейся опасности со стороны Титовки разведчики никак не могли. Прямая связь с бригадой по радио все еще не отладилась.
Как назло в те минуты нельзя было связаться и с узлом разведотряда.
Днем вышло солнце, заметно потеплело, снег подтаивал, между валунами местами потекла вода.
К полудню к немцам, стоявшим под высотой, подошло новое пополнение. Теперь их здесь было не меньше батальона. Немцы перекрыли все спуски. Они не стреляли, полагая, видимо, что из мышеловки моряки все равно не выйдут. Пусть себе сидят там на ветру.
Инзарцев, Дубровский, Шелавин и Синцов развернули карту, на которой был нанесен план операции бригады морской пехоты. То, что было обозначено на карте, отличалось от реального положения, которое они хорошо видели с высоты. Это вызывало беспокойство.
К югу в разрывах между горами просматривалась дорога из Титовки к Западной Лице. Там к фронту и обратно проскакивали то одиночные машины, то колонны. По тропе от Титовки к Пикшуеву егеря больше не ходили. Эту тропу пересекла и оставила позади себя бригада морского пехоты. К востоку и юго-востоку громыхала канонада. Линия, где сошлись бригада морской пехоты и егеря, угадывалась хорошо. Десант не предпринимал даже попыток, чтобы сблизиться с разведчиками на высоте.
У Шелавина, Дубровского, Синцова и других командиров возник один вопрос: вызволят ли разведчиков из кольца морские пехотинцы или им самим надо пробиваться к основному десанту?
Сами этого они решить не могли. Разведчики начали замерзать. Ноги, мокрые с самой высадки, не просыхали. Ребята без конца переобувались, проветривали носки и портянки, но толку было мало, так как сапоги промокли насквозь. Оставалось одно — заставлять людей работать, двигаться, только не лежать — иначе придут вялость, сонливость.
Инзарцев предложил развести людей по секторам. Командиры осмотрели спуски и подъемы. Более уязвимым был склон со стороны Мотовского залива, другие скаты крутые, менее доступные.
Летом на этой высоте был вражеский наблюдательный пост. Тогда разведчики его разрушили, егеря восстановили, даже покрепче сделали. Зимой тут никого не было, на продуваемом всеми ветрами посту наблюдатели не усидели. Теперь, когда потеплело и стали вероятнее боевые действия, этот пост опять пригодился. У немцев здесь службу несло всего одно отделение, а тут привалил целый отряд — два взвода да группа управления.
Попробовали откапывать камни из-под снега, но они примерзли, а крупные отколоть было нечем: ни лома, ни кирки, те, что полегче и помельче, расшатывали, отдирали от ледяного припая, выкладывали из них брустверы, потом обваливали влажным снегом. Получилась стенка, она вполне могла защитить от пуль.
Радышевцев, Мотовилин, Леонов и Кашутин присели в кружочек. Из головы не выходил Даманов.
— Еще одного подводника взяла война на суше, — ни на кого не глядя, как бы про себя, сказал Леонов.
— К сожалению, Коля не последний, еще не одного моряка война приберет, — заметил Радышевцев. Он служил с Дамановым в мирные дни на подплаве, скорбел о нем, но не хотел, чтобы друзья сильно унывали. Впереди еще столько крови!
— Душевный был парень. Такому жить да жить. А тут один миг, глазом не успели моргнуть — и нет человека, — поддержал Леонова Вася Кашутин.
— Пули и осколки как будто нарочно хороших ребят отыскивают, — продолжал Леонов.
— А у меня не выходит из головы Володя Шеремет. Его бы сразу в госпиталь, мог бы жить, но от нас до госпиталя всегда очень и очень далеко. Нелегко, наверное, самому расстаться с жизнью. А Володя понял, что надо ради отряда, для боевого дела. Осознал и не дрогнул.
— Наступает, видно, в жизни такой момент, что сознание высвечивает — другого выхода нет. Так в октябре на Варангере случилось с Коре, — напомнил Степан Мотовилин прошлогодний случай возле Киреянок.
— Заладили! Сплошная панихида, — проворчал Кашутин, — затушив окурок каблуком.
Егеря, охватив с трех сторон высоту, стали подбираться к позициям разведчиков. Шли они поодиночке, перебегали от валуна к промоине, от ложбины к валуну, выискивая малейшие укрытия. Ложились, приостанавливались, приседали, потом снова шли.
Все замерли, приникли к оружию, вжались в укрытия.
— Не забросают минами — к себе не подпустим, отобьем, сказал своему соседу Агафонову Вася Горшков.
— Самолеты бы не налетели, — высказал опасение Женя Уленков, посмотрев на небо.
