Ознакомительная версия.
– Это не совсем так. Да, если бы наша дивизия не была настолько измотана и обескровлена в тех боях, то Гудериану или бы вообще не удалось тогда пробиться на Унечу – Стародуб, или он прошел бы этот путь с гораздо большими потерями и за большее время.
– А так получается, что мы тащили Гудериана за собой на хвосте.
– Ну, это неправильно. Да и не только вина нашей дивизии, если можно назвать это виной, что пустили Гудериана так далеко. Мы-то как раз и воевали лучше многих. Когда полк использовался правильно, то задачу он всегда выполнял.
– А последние бои на Березуйке, как вы их оцениваете?
– С оперативной точки зрения мне трудно судить, кругозор у меня не фронтовой, но думаю, что бои эти неудачны по следующим причинам: слабое техническое обеспечение, недооценка сил противника и плохо обученное пополнение. «Ура!» не заменит снарядов, а выучка – энтузиазма.
– Зачем же наступать без гарантии, что победим? Авось после двадцатой атаки немец испугается и побежит?
– Спросите, Вольхин, что полегче… Есть какие-то высшие соображения у нашего командования. Наверное, есть смысл в том, чтобы изматывать их нашими постоянными атаками, держать их в напряжении, заставлять вводить в бой новые резервы.
– Без танков, авиации и тяжелой артиллерии немцев отсюда нам не столкнуть, – тяжело вздохнул Вольхин, – и никакое оперативное искусство этого не заменит.
– Хочется верить, что все это у нас скоро будет в достаточном количестве, – ответил Шапошников.
А в 137-й дивизии в это время шла, точнее сказать – теплилась, своя жизнь…
Подполковник Алексей Владимирский, назначенный командиром 137-й, на эту должность пришел с должности начальника оперативного отдела штаба 3-й армии[13]. Обстановку в целом он знал, как думал, хорошо, но когда ознакомился с ней детально на участке дивизии, то понял, что дальнейшее ведение боевых действий почти невозможно.
На плацдарме за Березуйкой скопилось много раненых, всех их по категорическому приказу нового комдива эвакуировали за одну ночь. Но полки были крайне обескровлены. Изучив донесения командиров полков, подполковник Владимирский крепко задумался.
В 771-м полку, которым вместо Шапошникова командовал Наумов, оставалось около сотни активных штыков, в 409-м майора Князева – пятьдесят семь, у майора Кондратенко в 624-м полку – чуть более тридцати.
Владимирский понимал, что с такими силами наступать бессмысленно, можно загубить остатки дивизии. Посоветовавшись с работниками штаба дивизии, он решил просить командование армии разрешить отвезти дивизию с плацдарма на Березуйке.
Двадцатого марта подполковник Владимирский получил приказ командующего армией вывезти дивизию в армейский резерв на пополнение. Отход должен был осуществляться ночью. На 771-й полк возлагалась обязанность вывоза трупов погибших с плацдарма и прикрытие отхода других частей.
Батальон связи капитана Лукьянюка, в котором оставалось не более двух десятков бойцов, должен был поддерживать связь во время отхода. Как нарочно, в ночь отхода она рвалась постоянно, и дело дошло до того, что под рукой у него не осталось ни одного человека. Он доложил об этом подполковнику Владимирскому и услышал:
– Идите с Румянцевым по линии, я останусь за телефониста.
Оба капитана взяли по аппарату и ушли в темноту. Примерно за час они устранили десять обрывов, то и дело обходя тела убитых линейных. Они все же приползли в полк к Наумову.
– Товарищ Первый, Лукьянюк на проводе.
– Понял, давайте Наумова, – ответил подполковник Владимирский.
«Неужели этот кошмар когда-нибудь кончится…» – думал Федор Лукьянюк. Он впервые позавидовал своим погибшим раньше товарищам. За последние дни в боях на Березуйке тяжело заболели и получили контузии политруки Старостин и Хрусталев, умер от ран лейтенант Манов, тяжело ранены сержанты Папанов, Гаврилов, Корчагин – лучшие специалисты батальона, с которыми он воевал с первых дней. У него остались всего несколько человек – лейтенанты Баранов и Червов, сержанты Коробков, Баторин, Дурнев, Тихонов, Макаров. Все они работали на износ, из последних сил.
Капитан Лукьянюк, с трудом борясь со сном, еще слышал, как командир дивизии дает указания Наумову, куда и как выводить полк, и думал, что в таком крайне критическом положении ни он, ни его батальон с начала войны еще не бывали…
Остатки полков выведенной, наконец, с передовой 137-й стрелковой дивизии медленно шли вдоль фронта, утопая в мартовской грязи. Полки, численностью с пару взводов каждый. Измученные бойцы, все еще не верившие, что их наконец-то сменили. Для «старичков» дивизии, тех, кто начал воевать с первого дня, это была первая возможность отдохнуть от боев во втором эшелоне.
Лейтенант Степанцев, заместитель командира 771-го полка по тылу, с болью смотрел, как истощенные лошади с трудом тащат повозки через грязь. Во многих местах их буквально на руках, крякая и матерясь, выносили из грязи бойцы.
Все хозяйство полка погрузить на лошадей было невозможно, и многие бойцы в вещмешках несли продукты, патроны и даже снаряды.
Увидев впереди себя знакомую фигуру капитана Набеля, Степанцев, то и дело выдергивая промокшие насквозь сапоги из грязи, с трудом догнал его.
– Антоныч, подожди немного. Дал бы ты мне еще кофеина, хотя бы несколько ампул.
Перед походом они сделали лошадям уколы кофеина, для бодрости, но все равно от истощения они были не в состоянии тянуть повозки.
– Кончился кофеин, весь раздал.
– А то у меня кобыла совсем не идет. Ткнул ее, упала и сама встать не может, за хвост уж поднимал.
– Посмотри, – сказал Набель, кивая на обочину.
У худой лошаденки, лежавшей на обочине, какой-то ездовой забрал последний клок сена, брошенный умирающей из жалости…
409-й стрелковый полк майора Князева остановился на переформировку в полусожженном селе с церквушкой. Наступала Пасха, но в избушках этого русского села праздником не пахло. Немногие оставшиеся в живых местные жители рады были грубому армейскому хлебу.
В санроту полка накануне Пасхи пришел новый комиссар полка Александровский. Старого, Акимова, сняли: на Березуйке, пьяный, угрожая пистолетом, хотел отобрать машину, которая должна была везти раненых в тыл.
– Делегация рабочих-шефов послезавтра приедет, – сказал Александровский военфельдшеру Богатых, – надо подготовить концерт. Мне рекомендовали вас как хорошего конферансье. Сможете?
Иван Богатых долго не мог понять, что хочет от него комиссар. Он после пережитого кошмара боев даже забыл, что означает это слово – конферансье.
– Попробую. А где выступать будем? – наконец, спросил он.
– В церкви. Чем не театр?
Делегаты от завода «Красное Сормово» привезли знамя и посылки с записками, которые все как одна заканчивались фразой: «Бейте фашистских гадов!»
Церковь была набита битком. Иван Богатых с наспех сколоченного подмостка объявлял номера – «Три танкиста», «Катюша», «Синий платочек», врач Пиорунский дирижировал, фельдшеры Хмельнов и Кравцов, Ира Мамонова, Катя Белоусова пели под баян. И так пели, что у многих собравшихся в церкви старушек блестели слезы на глазах. Бойцы, отвыкшие от музыки, месяцами слышавшие только свист снарядов и грохот разрывов, затаив дыхание, слушали хорошо всем известные песни. И каждая песня напоминала им что-то свое из мирной жизни.
– «Последний выстрел на войне», стихотворение, – объявил Иван Богатых.
Читая стихотворение, он всматривался в лица бойцов и женщин, в лики святых на стенах, а когда закончил и все закричали «Смерть немецким оккупантам!», ему показалось, что и святые со стен смотрят сейчас на него с одобрением, а не с укором, как раньше.
После концерта делегаты пригласили артистов к себе, долго расспрашивали о войне, а артисты – врачи и медсестры, санитары – вновь вспоминали, как ползали среди убитых, как перевязывали раны зубами, когда коченеют руки, как поднимали на столы до четырехсот раненых в сутки, как спали стоя, урывками, по пять минут.
Прощались с грустью. Иван Богатых заметил, с каким сочувствием делегаты из тыла смотрят им в глаза, как будто зная, что все они скоро станут холмиками вдоль дорог…
Всего лишь четыре недели отдыхала дивизия. В двадцатых числах апреля 137-я вновь получила боевую задачу: взять штурмом город Мценск.
Подполковник Владимирский понимал, что взять город будет труднейшей задачей. Мценск и до него неоднократно, но безуспешно штурмовали несколько дивизий. Но приказ был дан категорично: «К 1 мая Мценск взять».
Готовясь к операции, подполковник Владимирский понимал, что построена она в основном на риске и большая надежда будет на энтузиазм. Но в то же время он делал все возможное, чтобы задачу выполнить.
Дивизия получила пополнение, но без винтовок, поэтому решено было атаковать Мценск сводным полком, куда и было передано все вооружение и боеприпасы.
Ознакомительная версия.
