— Довольно, Исаак, bitte, — взмолилась Кристина. — Я больше не вынесу.
— Не стоило рассказывать тебе. Просто… Я и не предполагал, что окажусь здесь. Я думал, больше тебя не увижу. Я был уверен, что умру в том кошмарном смрадном месте.
— Не волнуйся. Все позади. Теперь ты в безопасности.
Исаак прижал ладони к глазам. Спустя несколько минут он сделал громкий и долгий выдох и уронил плечи, словно сдулся.
— А что с твоим отцом? — спросил он, вытирая глаза. — Его призвали?
— Ja. Мы не получали от него известий два года. Папа воевал в Шестой армии под Сталинградом. Неизвестно, жив ли он, попал ли в плен или…
— Уверен, он вернется живым и невредимым.
Вот опять, подумала Кристина. Люди говорят то, что хочет услышать собеседник. Тем не менее она была благодарна Исааку: сам он столько выстрадал и все же заботился о ее чувствах.
— Завтра утром я принесу тебе вареных яиц, хлеба и сливового повидла. И еще чистую одежду, и таз с горячей водой, и мыло.
— Звучит как обещание рая. Ты спасла мне жизнь. Чем я смогу отблагодарить тебя?
— Я что-нибудь придумаю, — она слегка улыбнулась и встала. — А пока тебе надо отдохнуть.
Исаак забрался в потайное помещение и развернулся на коленях, глядя, как Кристина закрывает дверь.
Пока придется посидеть в полной темноте. Скоро я принесу свечу.
— Ничего, — ответил Исаак. Он протянул руку, придержал дверь и погладил ее пальцы. — Я хочу, чтобы ты знала: я не лишился рассудка только благодаря мыслям о тебе. Я всегда любил тебя. И не забывал ни на одно мгновение.
— А я тебя, — Кристина схватила его руку. — А я тебя.
Глава восемнадцатая
Той ночью Кристину мучили кошмары. Ей снилось, что за ней кто-то гонится по темному разрушенному городу, полыхают пожары, дети зовут ее по имени. Она не может найти их, а преследователи хотят ее смерти. Последнее, что она помнила, — как отец взывает к ней из охваченного огнем здания, горит заживо и кричит в агонии. Она проснулась с дрожью во всем теле и в холодном поту. Занимался рассвет.
Нечего было и думать снова заснуть, поэтому Кристина встала, оделась и направилась в курятник за свежими яйцами. На кухне она сварила два яйца на завтрак Исааку и нарезала свою дневную порцию черного хлеба. Потом налила в жестяную кружку горячий чай и сложила в плетеную корзину хрустящий хлеб, вареные яйца, блюдце, толстую свечу и коробок спичек. Затем она сняла обувь, прокралась на чердак и плотно закрыла за собой крышку люка. Легкий пустой стеллаж отъехал в сторону легко и бесшумно, а вот дверь подалась с некоторым усилием. Исаак еще спал, приоткрыв рот, его голова и плечи оказались у открытой двери. Он, должно быть, вконец вымотался, подумала Кристина, размышляя, стоит ли его будить. Но надо было спуститься вниз, прежде чем все проснутся и станут искать ее. Она встала на колени и нежно потеребила его за плечо.
Он вздрогнул, не понимая, где находится, и схватил ее за руку.
— Исаак, — прошептала Кристина. — Не волнуйся. Ты в безопасности.
На лице его выразилось облегчение, и он разжал пальцы.
— Извини, — проговорил он. — Я забыл, где я.
— Macht nichts [65], я принесла тебе завтрак. Но мне нужно вернуться, пока не встала Mutti.
Она просунула в чулан корзину и выудила оттуда блюдце, свечу и спички.
— Это чтобы тебе не пришлось есть в темноте.
— Danke, Кристина.
Исаак поднялся на колени, зажег короткий фитиль и поместил горящую свечу на блюдце, которое девушка поставила на пол.
— Хорошо спал? — поинтересовалась Кристина.
— Давно уже я так не блаженствовал.
— Попозже я снова приду.
— Буду очень ждать.
По возможности быстро и тихо Кристина закрыла дверь, придвинула стеллаж на место и спустилась пр лестнице с чердака. С величайшей осторожностью она сложила лестницу и толкнула крышку люка на место, настораживаясь от каждого шороха, доносящегося из спален. Встав на цыпочки, она еще раз придавила крышку к потолочному проему. И вдруг из маминой комнаты раздался скрип пружин матраса. Кристина ринулась вниз по лестнице, хватаясь за перила, чтобы не поскользнуться на гладких ступенях. Она только-только успела положить остальные яйца вариться, как в кухню вошла мать.
— Доброе утро, — поприветствовала дочь мутти. — Сколько у нас сегодня яиц? — ловким движением мать просунула голову в шлейку фартука, завязала тесемки за спиной и направилась к плите посмотреть на варящиеся яйца.
— Боюсь, только десять, — Кристина ненавидела лгать, но делать было нечего. — Но кто-нибудь может съесть мою порцию. Я не голодна.
Мутти приложила руку ко лбу Кристины.
— Ты как будто горишь. Никак, заболела? Потому и встала ни свет ни заря?
— Nein, я хорошо себя чувствую. Просто не спалось, и я решила не валяться понапрасну, — она повернулась к буфету, чтобы достать тарелки, а то как бы мать не раскусила ее вранье. — Мы сегодня будем работать во дворе? — она силилась говорить как ни в чем не бывало. — Может, Карл и Генрих почистят загон для коз? И не пора ли сажать горох и редис?
Мутти подошла к раковине, чтобы наполнить чайник.
— Nein, не сегодня. Бабушка хочет посадить рудбекию на могилу дедушкиной семьи. Я ведь не могу отпустить ее одну.
— Конечно нет. А я останусь дома и поработаю в саду. Тогда осенью у нас наверняка будет урожай. Погода прекрасная.
— Пускай Мария поможет тебе. А мальчики захотят пойти со мной.
— Nein! — слишком громко воскликнула Кристина. Мать, удивленно подняв брови, повернулась от раковины. — Ну, я имею в виду, что… Марии тоже захочется пойти. Ты же знаешь, как она любила дедушку. Она расстроится, если вы не возьмете ее с собой. А я совсем не против поработать в одиночестве.
Мутти вздохнула.
— Как хочешь. Я не возражаю.
Карл и Мария пришли завтракать, зевая и потирая глаза. Ома и Генрих прибрели чуть позже. В следующие полчаса на кухне царило оживление, все говорили, ели, тянулись через стол за яйцами и козьим молоком. Кристина изо всех сил старалась выглядеть как обычно: помогала Карлу чистить яйцо всмятку, твердой рукой передавала соль, поддерживала беседу о погоде и последних новостях с фронта.
— Ты не видела, что вчера произошло в колонне заключенных? — спросила вдруг Мария.
Кристина поперхнулась чаем.
— Nein, — откашливаясь, произнесла она.
— Но ты вышла из дома как раз в то время, — насупилась Мария.
— Nein, утром я выходила на задний двор.
— Ты вышла с переднего крыльца, — настаивала Мария, — и пошла к улице.
Кристина прочистила горло. Она-то была уверена, что все заняты своими делами и ее ухода никто не заметит.
— А, так это я хотела купить муки, но потом вспомнила, что мы уже использовали все карточки на этот месяц.
— А что случилось с заключенными? — заинтересовался Генрих.
— Такие разговоры за столом не ведут, — одернула их мутти. Она намазывала повидло на кусок хлеба, в то же время выразительно глядя на Марию.
— Неизвестно, — продолжала Мария. — Но я видела, как женщины отмывают с улицы кровь.
— Достаточно! — строго велела мать.
— Я слышал, кого-то застрелили, — поделился сведениями Генрих. — А некоторые сбежали.
— Тогда давайте помолимся за тех несчастных и прекратим этот разговор, — отрезала мутти.
— Ja, — поддержала ее Кристина. Колени ее дрожали. — Давайте прочитаем молитву.
После завтрака все, кроме Кристины, отправились на кладбище, куда путь был неблизкий. Кристина проводила их взглядом до угла: мутти и Мария несли корзины с рассадой рудбекии; бабушка шаркала ногами по тротуару, ее длинная юбка колыхалась; Карл и Генрих умчались вперед, пиная камешек, довольные, что можно пошалить на улице. Как только родные скрылись из виду, девушка побежала на чердак.
