С наступлением тепла и таянием льдов конвои союзников шли через Белое море в Архангельск. Курс им прокладывали как можно севернее, ближе к кромке льдов. Конвои охраняли по две, а то и по три линии корабельного сопровождения. Первую, ближе всего к берегу, обычно составлял отряд линкоров, потом крейсеры и эсминцы, возле самого каравана — эсминцы, фрегаты. Над судами висели аэростаты заграждения.
Чем лучше становилась видимость в море и в воздухе, тем чаще и яростнее атаковали немецкие корабли и самолеты. Начинали они западнее острова Медвежьего и не прекращали даже в горле Белого моря.
На разгром одного из караванов вышел «Тирпиц». Крейсерская подводная лодка Николая Лунина торпедировала его. Линкор ушел на стоянку в норвежский фьорд и больше не высовывал носа в море.
С северного берега полуострова Варангер разведчики доносили, что подкрепления горному корпусу — боеприпасы, продовольствие, лошадей и горючее — доставляют вдоль побережья. Корабли прячутся за островами и в фьордах, надеясь на защиту береговых батарей. Немало транспортов топили, но артерию, питающую фронт, пока перерезать не удавалось.
Немецкое командование, раздосадованное тем, что к Мурманску не удается пробиться ни с суши, ни с моря, решило обрушить на город небывалые по силе удары с воздуха. Начались массированные налеты бомбардировщиков. Фугасные и зажигательные бомбы разрушили и сожгли город почти дотла.
Начало лета принесло крупные неудачи нашим войскам на юге, в донских и приволжских степях. Немецкие армии ринулись к Волге, к Сталинграду, на Северный Кавказ. Батальон моряков Северного флота отправился под Сталинград. Несколько человек, передал в этот батальон и разведотряд.
К этому времени разведчики избавились от последствий обморожения, подлечили глаза. Наступило время действовать. Прошло более семи месяцев после похода лыжной группы отряда к аэродрому Луостари. Командование интересовало, что там за это время произошло, откуда лучше всего подбираться летом к аэродрому, какова охрана.
В поход, рассчитанный почти на три недели, отправилось полсотни разведчиков. Им предстояло пройти около четырехсот километров. В рюкзаках несли по тридцать с лишним килограммов продуктов, оружие, боеприпасы, запасное обмундирование. Те, кто в отряде давно и не однажды хаживали в дальние походы, запаслись удобными рюкзаками на каркасе из дюралевых трубок и с натяжными ремнями. Такой рюкзак ложится плотно на плечи, облегает верхнюю часть спины, не давит на поясницу. Сперва такие рюкзаки были только трофейные, а теперь смастерили их сами.
Через переход каждому разведчику полагалось нести какой-либо общеотрядный груз: банку или диски с пулеметными патронами, связки с батареями к радиостанции.
Идти с грузом было тяжело, пот заливал лицо. Первое время вытирались рукой, рукавом или подшлемником, но вскоре и рукав, и шапочка намокли и уже не впитывали влаги, лицо саднило. Время от времени ребята встряхивали головой, чтобы капельки соскользнули с бровей, с носа, с подбородка. Настежь расстегнуты воротники у рубах.
Командир отряда капитан Инзарцев и комиссар старший политрук Дубровский на первом привале обошли всех, расспросили, кто как себя чувствует, не сбил ли кто ноги, не надо ли чем помочь.
И снова в путь.
Перед выходом проверили место стоянки, спрятали под камни окурки, поправили сбитый мох. На марше не раз давалась команда: «Воздух!» Немецкие самолеты по утреннему и вечернему расписанию возвращались с налета на Мурманск.
У одного из молодых разведчиков, отправившегося в дальний поход впервые, лопнул рюкзак. Он оказался старым, сопревшим. Все имущество вывалилось на тропу, он кинулся собирать, пытался затолкать груз в рюкзак обратно. Ничего не получалось. Передал, чтобы по цепочке доложили о случившемся командиру. Через минуту обратно вернулась команда:
— Пусть завернет все в плащ-палатку и несет узлом.
Весь очередной переход тащил моряк этот куль. На следующем привале ему дали рюкзак: кто-то из предусмотрительных разведчиков взял про запас.
— Передайте ротозею, чтоб закрасил травой, — сказал Инзарцев, — сам, наверное, не сообразит, что рюкзак-то белый.
Новичок, натерпевшийся лиха, укладывал имущество, рвал траву, пытался зазеленить рюкзак, а тут команда: «Подъем, марш!»
И зашагал парень, не пожевав галету, не смочив пересохший рот глотком воды.
В этот поход пошли пятеро радистов. Никогда так много на операцию не посылали. Они несли с собой какую-то новую аппаратуру, испытывали ее, отлаживали, регулировали. Отходили от отрядного лагеря поодаль, выставляли охрану и вели непонятные для других переговоры. Тащили на горбу что-то вроде ручного генератора. Усевшись на раскладные стульчики, крутили ручки. В устройстве подвывало, попискивало.
Командовал радистами Гриша Сафонов, правой рукой у него был Митя Кожаев, чернявый матрос, небольшого роста, но крепко сбитый, выносливый и неговорливый. Чаще других крутил ручки генератора Николай Коровин, парень ярко-рыжий, веснушчатый, веселый и задорный.
В полночь взвод младшего лейтенанта Федора Шелавина отправился выполнять задание. Куда и зачем они пошли, остальные разведчики не знали. Потом, на марше, от взвода отделилась еще группа и тоже куда-то ушла.
Многим маршрут был знаком. Летом сорок первого ходили в этих местах Мотовилин, Баринов, Еремин и еще кое-кто из тех, кто служил в отряде по второму году.
По лощинам не боялись идти и днем: искривленные березки и ивы распустились, раскинули кроны, кусты смородины и шиповника местами образовали сплошные заросли, особенно густые по берегам ручьев. Тропка вилась в обход каменных завалов, топких заболоченностей, огибала колючие кустарники.
Почти двухсуточный марш проделали спокойно, без всяких помех и тревог. Не попадались свежие следы вражеских солдат, ни разу не мелькнула человеческая фигура.
В переходном маневренном лагере разделились еще на две группы. Три отделения во главе с Шелавиным остались обследовать близлежащую округу и ждать пятерых разведчиков, которые пошли в дальний поиск по финской земле. Командиром пятерки еще в базе назначили Кашутина, под его начало подобрали самых опытных следопытов и ходоков — Мотовилина, Флоринского, Баринова и Абрамова.
Разведчики Кашутина вышли на берег реки Валас-Йоки. Отыскали небольшой порог, нашли длинные тонкие валежины и, вымеривая перед собой каждый шаг и ощупывая быстрину возле камней, перебрели на другой берег.
Вскоре очень кстати на долину наполз предутренний туман. Можно было идти без маскировки и по болоту, на котором не росло ни деревца, ни кустика. Старались шагать по кочкам, не ступать в торфянистую жижу. На другом краю болота наткнулись на озеро. Обогнули его, за ним будто вырос из воды всхолмленный каменный увал с березовой и ивовой порослью и кустарником. По этой вроде специально для разведчиков посаженной рощице пошли дальше. На опушке ее остановились на большой привал. Позади остался первый десятичасовой марш.
— Боря, ты шагаешь через кочки и валежины как лось. Уж на что я привык ходить по таким местам, а за тобой едва поспеваю, — удивлялся Анатолий Баринов.
Был он небольшого роста, по плечо Абрамову. Где Борис Абрамов раз шагнет, Анатолию приходится прыгать. Абрамов моложе Анатолия лет на десять, служит на флоте всего по второму году. В нем раскрылся какой-то прирожденный талант читать карту, выбирать по ней маршрут, вести группу так, чтобы без нужды не петлять, по заболоченностям жижу не месить, на каменных косогорах ноги не бить.
— Если не поспеваешь за мной, я могу и притормозить, — предложил Абрамов.
— Как шел, так и иди, я не отстану, просто удивляюсь твоим ходулям, — успокоил Баринов.
— Надо через переход меняться местами. А то устаёт человек, острота притупляется, — подсказал Кашутину Мотовилин на привале.
Кашутин согласился с ним.
Первым нести вахту вызвался Флоринский.
— Вы, ребята, полежите, вздремните, я подежурю в дозоре. Через сколько будем меняться?
— Как всегда, через два часа.
— Кого мне поднимать на смену?
— Меня. Мне пару часов вполне хватит, — отозвался Баринов, умевший сразу засыпать и быстро набирать силы.
Когда солнце опустилось довольно низко и время по базовому регламенту подходило к отбою, снова отправились в путь. Вышли на берег Петсамо-Йоки. Померили шестом в одном месте, в другом — везде глубоко, переправиться можно только вплавь, а с походным грузом и оружием не поплывешь. К тому же вода ледяная, чуть ступишь ногой — обжигает. А от берега до берега метров восемьдесят.
Надо было искать брод. Сперва решили посмотреть внизу по течению, по пути к цели. Шагали час, не попалось ни одного порога, ни отмели. Вернулись обратно, пошли навстречу течению. Миновали то место, где останавливались сразу после марша, еще затратили полтора часа, пока нашли брод. Порог не быстрый, камни природный укладчик когда-то хорошо уложил, а потом течение и лед приравняли увалы, превратили в плиты. Можно было переступать с одной на другую, лишь кое-где слегка перепрыгивать. Но березовые посошки все же взяли, ощупывали ими глубокие места, опирались на них на быстрине. На другом берегу эти палки отнесли метров на сто в сторону, припрятали в кустах.
