Рядом стоял Модаев, куртка расстегнута до пояса, весь мокрый от пота, глаза ничего не видят. В руках кусок резинового шланга. Он орал:
— Ну что, сука, получил! Какой ты нахрен начальник штаба! Я — начальник штаба! Я тебя победил, и сейчас буду делать все что хочу! На! Получи! — он ударил.
Тело изогнулось, человек снова закричал. Сильный человек. У него еще есть силы кричать. Он уже ничего не видит и не соображает от боли, но силы кричать еще есть. Судя по ранам, я бы уже давно вырубился. Такие мысли проскочили у меня в голове.
Володя подскочил к Модаеву, вырвав шланг, и ударил его кулаком в лицо. Тот упал. Володя начал лупцевать его этим шлангом. Модаев крутился на полу, катался, уходя от ударов, и громко при этом верещал, звал на помощь.
Володя старался на совесть. Сашка и я подскочили, и тоже начали охаживать изувера ногами.
На крики своего командира прибежали из разных концов подвала ополченцы, стали хватать нас за руки, оттаскивать. Ударить нас никто не посмел. А мы были готовы к драке.
Модаев вскочил на ноги. Хорошо же мы его приложили! Морда вся распухла, через всю щеку тянулся кровавый рубец от шланга. Форма порвана, руки и бок в ссадинах.
— Ну, все! Доигрались! Вам звиздец! Теперь-то точно вас расстреляют! Сам расстреляю! Вот этой собственной рукой! — он вытащил пистолет. — Вот так же, как его расстреляю!
Он вытянул руку в сторону пленного и сделал три выстрела. Обмякшее тело просто повисло. Звук выстрелов больно ударил по ушам. С потолка полетела известка. Все заволокло едким дымом.
— Видели, свиньи?! — из-за дыма и пыли его не было видно, только слышен был визгливый голос.
— Уходим! — крикнул Сашка и ударил одного из державших его ополченцев локтем поддых.
Я тоже резко ударил своего ополченца, резко повернулся и выкрутил руку. Ударил по шее, оттолкнул.
Володя возился со своим, но тоже быстро закончил. Мы рванули на выход. Сзади были слышны вопли и выстрелы из пистолета.
— 65-
Со всего маху мы врубились во входящих людей в здание школы. Оттолкнули их и вырвались наружу.
— Эй, господа офицеры! Вы куда! — донеслось нам вслед.
Я обернулся. Гусейнов со свитой.
— Ну, слава богу! — вырвалось у меня.
— Что делать будем? — хрипел сзади Володя.
— Говорить с ним.
— Попробуем.
Пока переговаривались, из подвала вырвался избитый Модаев. За ним бежало еще пять человек. У одного из них было разбито лицо.
— Держите их! — закричал Модаев, поднимая пистолет.
— Прекратить! В чем дело?! — заорал Гусейнов.
Он находился на линии огня пистолета Сереги. Охрана Гусейнова отреагировала мгновенно, ощетинившись автоматами во все стороны.
— Модаев! В чем дело! — Гусейнов выглядел испуганным.
— Они хотели меня убить! — заорал Серега. — Уйдите, вы мне мешаете, я их расстреляю, гадов. Они давно этого хотят!
— Перестань, опусти пистолет.
— В чем дело? — это уже обращаясь к нам.
— Пойдемте, покажем.
Сашка пошел вперед, мы за ним, потом охрана Гусейнова, замыкающим шел начальник штаба батальона.
Мы показали труп пленного.
— Ну, и что? — Гусейнов недоумевал.
— Он просто его истязал. Ради самолюбования, ради самоутверждения, сведений никаких он не хотел получить. Бил ради удовольствия.
— Ну и что?
Гусейнов явно не понимал что к чему. Понятно, истязание пленных для него было обычной практикой, но только не для нас.
— Это происходило в тот момент, когда нужно организовывать оборону села, думать, принимать решение. Личный состав бродит где попало, много пьяных. Вот пришлось этим же шлангом и всыпать ему.
— Они хотели мня убить! — верещал сзади Модаев.
— Хотели бы — убили! — Сашка зло смотрел на предателя.
— Во время боя где ты был? — крикнул Гусейнов Модаеву. — Пропустите его сюда.
Охрана расступилась, пропуская Серегу.
— Как где? — не понял Серега. — На командном пункте батальона.
— Вместе с комбатом? — уточнил Гусейнов.
— Да, с ним, — подтвердил Серега.
— Понятно. А вы где были? — обращаясь уже к нам, спросил Гусь.
— Где и положено. В ротах, — я усмехнулся. — Рискуя своими жизнями добывали независимость для нового Азербайджана. В отличие от других. Тьфу!
— Теперь многое понятно. Вы, господа инструктора, свободны, а вас, начальник штаба, попрошу остаться. Всем, кроме охраны, освободить помещение. Позже придете, уберете труп.
Мы выходили последними, когда услышали звук двух хороших пощечин. Говорить ничего не стали, но, когда вышли из подвала на свет, то посмеялись от души.
— 66-
Закурили. О том, что произошло в подвале, мигом узнал весь батальон. Возле штаба количество ополченцев увеличилось. Они о чем-то переговаривались, кивали на нас. Два человека подошли, молча, на виду у всех, пожали руки, и ушли, не говоря ни слова. Тоже неплохо. Но радоваться рано, они так же молча могут нас и расстрелять. Их менталитет нам не понять.
Вышел Гусейнов.
— То, что взяли село — молодцы. Ваша заслуга. Мне уже доложили про обходной маневр. Толково. Кто был с первой ротой?
— Я, — Сашка вышел вперед.
— Я награжу тебя и всех вас по заслугам, — Гусейнов был серьезен. — Не надумали, может, останетесь у меня?
— Не стоит еще раз это обсуждать. У вас своя свадьба, а у нас своя.
— Просьба только есть одна.
— Говори, все, что могу, сделаю. Только не отпущу.
— Мы это уже поняли, но поговорить надо с глазу на глаз, без лишних ушей.
— Говори!
— Так народу много.
— Ты про этих? — Гусейнов небрежно ткнул пальцем в охрану. — Это моя тень, а тени не говорят, все видят, слышат, но хоть режь, ни слова не вытянешь. Правда, иногда стреляют. Ну, так что вам надо? Женщин, наркотиков немного, чтобы снять напряжение? Со спиртным, как понимаю, проблем нет, так что надо?
— Не то все это, — начал я.
— Может, мальчиков? — Гусейнов брезгливо оттопырил нижнею губу.
— Да нет, сейчас расскажем. Богданова знаешь?
— Виктора, что ли? Знаю. С ним все в порядке? А то нет его с вами.
— Все в порядке. Тут другая проблема. С доктором, что прислали, с Аидой… Любовь у них.
— Хорошее дело. Она женщина порядочная, никто слова против не скажет, да и с муллой у вас из-за этого конфликты были. Ну, и что?
— Только никому говорить не надо. Аида беременна.
— Ай, да Виктор! Молодец! — Гусейнов хлопнул себя по ляжке от возбуждения. — Не ожидал я этого от него! Вот и присылай вам после этого врачей. Вы мне так всю медицинскую службу из строя выведете! — откровенно потешался он.
— Тихо! Услышат.
— Так чего надо?
— Отправить ее отсюда. Негоже бабам беременным воевать. Всякое может случиться, лучше не рисковать.
— Годится! Через неделю пришлю другого врача. Неделю потерпите. Но, — он поднял палец, — теперь это будет мужик! О, молодец Виктор! А вы еще оставаться не хотите! Еще год пройдет, так вы здесь сами женитесь, и палкой вас не выгонишь! Хорошие новости вы мне сегодня рассказали! И воевали хорошо. Рассказали мне это! Молодцы. А на Модаева не сердитесь. Бывает! Вам его не понять.
— Это точно — не поймем!
— Ага, бывает!
— Чего вы прицепились к этому пленному, один черт их всех расстреляют! Что вы такие большие глаза делаете? Всех расстреляют. Они также же делают с нашими. Поэтому не советую в плен попадать. Сначала всех пытают, потом пуля в затылок — и все. А вы вообще русские, христиане. Вроде как братья по вере. Вот вас и будут пытать, как первых христиан римляне мучили. Так что подумайте, прежде чем в плен сдаваться.
— Никто сдаваться не собирается.
— Ладно, с доктором решим. Через полчаса совещание. Приходите.
— Зачем? Вроде все порешили, сейчас пусть командование батальона руководит процессом. Мы мешать им не будем.
— Вы меня за идиота держите?
— Нам надо отвечать на этот вопрос?
— Понятно, — Гусь рассмеялся. — Смерти Модаеву желаете? — он внимательно посмотрел на нас.
— Чем быстрее — тем лучше.
— Ладно. Я здесь пробуду пару дней. Завтра увидим, как он справляется, если не получится — вы поможете. Договорились?
— Хорошо, только ночью надо самому посты проверить. Внезапно.
— Хорошая мысль.
— 67-
Мы пошли в свой домик. Позвали Витьку и рассказали о происшедшем. Он обрадовался, побежал рассказал Аиде. Мы же сели писать сразу письма родным.
Много хотелось написать, но как-то не шли слова в голову. Большое не напишешь.
"Здравствуйте мои дорогие и любимые и любимые Ирина, ребеночек, родители, брат!" начал я. Потом вкратце попытался изложить все, что было. Опустил расстрел и пытки. Просто написал, что захватили в плен, служу инструктором, просил выйти на соответствующие структуры, чтобы помогли вырваться. С другой стороны я прекрасно отдавал себе отчет, что вряд ли кто-нибудь почешется из официальных лиц, чтобы вытащить нас. Россия, тут уж ничего не поделаешь, всегда государство было против простого человека.
